Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев

ни держался, какие бы фразы о «дружбе» фашистской Германии и Советского Союза он ни произносил, я чувствовал, что передо мною жестокий, опьяненный запахом крови враг. И знал я, что нам еще доведется встретиться с подобными ему на поле боя.

Так оно и случилось.

Часть третья

Великая отечественная

Глава 7

Командующий Южным фронтом

Как ни длинен июньский день, а все же и ему приходит конец.

Уже смеркалось, когда я покинул штаб Московского военного округа. Перед уходом из кабинета перевернул листок настольного календаря.

Завтра – 22 июня, воскресенье. Правда, за последние месяцы воскресные дни были для меня нерабочими весьма условно: военные тучи, несмотря на существование советско-германского пакта о ненападении, грозно сгущались над нашей страной, и у меня, как у командующего войсками округа, дел было по горло.

Машина, мягко шурша резиной по нагретому асфальту, влилась в общий поток, чтобы свернуть с широкой центральной магистрали в тихий Ржевский переулок, где я жил с семьей – женой и двоими детьми.

Откинувшись на сиденье рядом с шофером, я просматривал субботнюю «Вечерку». Военные действия в Сирии… Положение на ливийско-египетском фронте… Гибель английского гидроплана… Сообщение агентства Рейтер: в коммюнике министерства авиации говорится, что небольшое число германских самолетов появилось сегодня над Англией.

Обычная, уже примелькавшаяся сводка с Западного фронта.

И на этой же полосе справа – хроника столицы: утро на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке; выезд юных пионеров в лагерь; коротенькая информация о предстоящем открытии водного стадиона в Химках.

Я невольно подумал о том, что буду делать завтра. Может, с утра проехаться в Химки или провести день у себя на даче в Серебряном Бору?

Москва сверкала электрическими огнями. Пока машина стояла у светофора, я рассеянно изучал афиши на рекламном щите: в «Эрмитаже» на днях начинает гастроли джаз-оркестр Леонида Утесова.

Откуда-то из распахнутого окна, вплетаясь в автомобильные гудки и людской гомон, доносились слова популярной песни:

Любимый город может спать спокойно

и видеть сны, и зеленеть среди весны…

Любимый город может спать спокойно!.. Пройдет еще несколько часов, и ночная тишина опустится над Москвой. А на западе самолеты с черными крестами и паучьей свастикой обрушивают бомбы на затемненные европейские города. В Берлине Гитлер в окружении своих фельдмаршалов и генералов, склонившись над картой, прочерчивает новые маршруты войны…

Кто знает, в какую сторону уткнутся острия стрел, обозначающих движение танковых армий, опьяненных легкими победами в Европе, вышколенных, великолепно оснащенных дивизий СС и гренадеров?

Сомневаться не приходилось: Гитлер готовит войну против СССР. По долгу службы я ежедневно знакомился с донесениями в Генеральный штаб, поступавшими из приграничных военных округов. Они были неутешительны. Участились случаи нарушения фашистскими самолетами нашей государственной границы. Не мог не вызвать серьезных раздумий и тот факт, что самолеты-нарушители перелетали нашу границу с полным боевым оснащением.

Советские летчики могли бы в каждом случае наказать нарушителей, но это было запрещено. Считалось, что подобные инциденты являются не чем иным, как провокацией отдельных офицеров германских военновоздушных сил.

В Прибалтийском военном округе наши истребители принудили приземлиться звено фашистских самолетов.

Однако и после этого, далеко не случайного, эпизода было запрещено открывать огонь по нарушителям.

Только подумав об этом, я уже не мог отрешиться от сомнений, смутной тревоги, одолевавших меня в последнее время: так ли уж прочен пакт о ненападении, подписанный правительством фашистской Германии? Можно ли верить слову Гитлера, подмявшего под себя Австрию, Чехословакию, Польшу, залившего потоками крови поля Европы? С одной стороны, памятная фотография: Гитлер и Молотов после подписания пакта о ненападении, а с другой – свыше пятисот нарушений воздушной границы СССР, зафиксированных за короткий период.

14 июня 1941 года в печати было опубликовано опровержение ТАСС, в котором говорилось:

«…По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям».

В это успокаивающее сообщение нашего официального органа, казалось бы, нельзя было не верить. И все же факты говорили о другом…

Концентрация германских войск на наших границах не имела иного повода, кроме подготовки нападения на Советский Союз. Вызывала подозрение и внезапная акция германского правительства – начавшаяся 20 июня широкая волна арестов всех тех, кто в той или иной мере проявлял симпатии к Советскому Союзу. История учит, что одним из верных предвестников войны является изоляция в своей стране элементов, сочувствующих тому государству, против которого не сегодня завтра начнутся боевые действия.

Но ни опровержение ТАСС, ни другие газетные статьи, к сожалению сыгравшие немалую роль в снижении мобилизационной готовности Красной армии и притуплении бдительности советского народа, не могли заставить нас, старых военных, искренне поверить в то, что фашистская Германия отказалась от бредовой идеи «Дранг нах Остен», или, иначе говоря, от нападения на Советский Союз.

Да, мы, особенно в высших военных кругах, знали, что война не за горами, что она стучится у наших ворот. И все же, надо честно признать, дезинформация вроде вышеприведенного опровержения ТАСС, настойчивая пропаганда вроде той, что «если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы», привели к некоторой самоуспокоенности. Ориентация на то, что мощная концентрация немецких войск на наших границах – всего лишь провокация, на которую не следует болезненно реагировать, дескать, правительство Германии только «играет» на наших нервах, в какой-то мере заворожила и нас, командующих военными округами, и Наркомат обороны, имевший возможность составить точный прогноз «военной погоды» на 22 июня 1941 года.

На душе у меня было тревожно. Невольно вспомнились все события этого субботнего дня. В полдень мне позвонил из Кремля А.Н. Поскребышев:

– С вами будет говорить товарищ Сталин…

В трубке я слышу глуховатый голос:

– Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?

Коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня.

В ответ услышал:

– Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.

В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о немецких военных планах, о том, что фашисты вот-вот нападут на