«Если», 1997 № 11 - Жюль Верн

— Я создал это местечко по твоим воспоминаниям. Ты жил здесь, перед тем как уехать…

— Я помню. Но только благодаря снам.

Кэйл опустился на траву. Эверетт тоже лег, оперся на локти и почувствовал, как путается в пальцах холодная трава. Ощутил сырость земли Под нею.

«Насколько детально все это? — подумал он. — Если копнуть — что, найдешь насекомых?»

— Вот на что я теперь трачу досуг, Эверетт. Создаю миры. И создал уже много.

— Как тебе удается?

— Не знаю. — Кэйл пожал плечами; похоже, он слегка смутился. — Просто делаю, и все. Обычно я их не показываю.

— Почему?

— Показал как-то раз Билли, но он не особо впечатлился. Да и сил на это много уходит. Быстрее «выветриваюсь».

Они помолчали.

— И ты так можешь, — сказал Кэйл. — Можешь создать тут мир. У тебя еще лучше выйдет. Не выцветет.

— Не понял.

— Ты можешь сном превратить его в реальность.

— Ты говоришь, как твой отец. Тоже ждешь от меня невозможного.

— Не сравнивай меня с Илфордом!

«Слово «сравнивать» не подходит, — решил Эверетт. — Я не знаю, где кончается Илфорд и начинаешься ты».

Вслух он произнес совсем иное:

— Твой отец с Гарриманом слишком многого от меня хотят.

— Не говори мне об этом мерзком Илфорде! — рассердился Кэйл.

Окружающий мир замерцал и утратил объемность. Но ненадолго.

— Кэйл, как это все получается?

— Разлом. Все изменилось. — Кэйл, хоть еще сердился, но все же смягчил тон. Успокоился и ландшафт.

— Ведь ты не больше моего помнишь, правда?

— Я не знаю, что помнишь ты.

— Сущие крохи. Ты разбудил мою память. Тем рассказом про поезд.

Я думал, ты помнишь наше прошлое. Как мы росли.

Кэйл рассмеялся.

— Это ты во мне разбудил воспоминание о поезде. Первое мое воспоминание. Ни черта я не помнил, пока не оказался в радиусе твоего действия. Пока ты не добрался до Вакавилля. Вот тут-то все и началось. Про поезд, про твоего приятеля Келлога в подземном колодце. А потом про нас с Гвен.

Не зная, что ответить, Эверетт посмотрел на свои ладони. Трава исхлестала их. А может, в этом ненастоящем мире и ладони ненастоящие?

— Я знаю, раньше мы с тобой и с Билли дружили, — сказал Кэйл. —

А остальное, пожалуй, неважно.

— Ты помнишь мою семью? Родителей?

— Нет. К сожалению.

Эверетт ощутил нечто вроде разряда статики в пустоте. Легкий, почти незаметный укол.

— А Гвен?

— Вы с Гвен раньше были вместе, — раздраженно сказал Кэйл. — Это очевидно.

— Но ты ее не помнишь.

— Ну, не совсем так. Остались кое-какие обрывочные воспоминания.

Но не в этом дело. Она сейчас здесь.

Не такого утешения ждал Эверетт. Что означает его привязанность к Кэйлу и Гвен, если он их едва помнит? И кто он сам, если вся его биография — лишь клочки воспоминаний, прицепившиеся к этим людям? Да и люди ли они, если живут только в охлаждаемых пробирках?

— Эверетт, я хочу тебя попросить об одной услуге. Не только для меня, но и для Гвен. Сделай все это настоящим. Это гораздо проще, чем то, что ты уже сделал. У меня почти все готово. — Кэйл указал на небо. — Тут лишь одно препятствие — связь с внешним миром. Зависимость от него. Ты ее можешь устранить.

Эверетт промолчал. Он поднял глаза. Солнце уже пересекло небосвод и теперь всходило вновь.

— Что значит — сделать настоящим? — спросил он.

— Поменять местами, — сказал Кэйл. — Илфорда, Келлога, всю эту расколотую, выродившуюся американскую реальность сделать маленькими. Превратить в наркотик. Когда захотим, вытянем их из пробирки. А этот мир сделать постоянным.

Эверетт молчал.

— Эверетт! Сделай Гвен настоящей!

— Гвен не существует. Есть лишь намек на нее. Фантом.

— И ты готов сказать ей это в глаза? Заявить, что она — всего-навсего пустое место? Смешной разговор у нас получается, Эверетт. От Гвен, если хочешь знать, осталось не меньше, чем от любого из нас.

«Может, ты и прав, — подумал Эверетт. — Я вернулся, потому что искал ее. И нашел. И та, кого я обнимал, была настоящей. Все это — реальное. Все, что вокруг меня».

Месяц назад он жил в кинобудке, пил какую-то дрянь, принимая ее за технический спирт, и видел сны Келлога. Да кто он такой, чтобы смотреть в зубы дареной действительности?

Он был рад, что его узнала Гвен, — хорошо, когда тебя хоть кто-то помнит. Уже не говоря о том, что любит. «В ней столько Гвен, сколько я заслуживаю, — подумал он. — Никак не меньше. А может, и больше».

И все-таки ему этого было мало.

— Кэйл, — сказал он, — кто-то должен знать.

— Что знать?

— Что случилось с Гвен. — «И с тобой», — едва не добавил он. — Как насчет Илфорда? Что он помнит?

— Илфорд — лжец! — Вокруг снова затрепетал мир. А затем затрещал, рассыпался на невообразимо яркие составные цвета и сгинул. Они снова очутились в плоском сером пространстве, в мертвой зоне, и Кэйл ссутулился, потупился, будто решил, что Эверетт отшвырнул его подарок, отверг предложение.

А на самом деле исчезновение пейзажа Эверетт воспринял как тяжелую утрату. Неважно, что он почти не верил в реальность этого мирка.

— Кэйл?

— Да.

«Нужно правильно сформулировать вопрос, — подумал Эверетт. — Если опять упомяну Илфорда, ничего не выйдет».

— Ты говорил, мне надо с кем-то встретиться. Другая точка зрения.

— А, ты про Вэнса…

— Как раз это мне сейчас и нужно. Другие точки зрения.

— Вэнс был здесь проездом. Год назад или полгода. Не знаю. У него там, похоже, небольшая война. С пришельцами.

— Где?

— В Лос-Анджелесе. И в других местах. Вот по таким мелочам и отличаешь явь от нового дурного сна.

— Ага, слыхал, — отозвался Эверетт. — Где-то в пустыне, говорят, что-то происходит.

— Я к нему давненько не заглядывал. Это, видишь ли, не совсем сценическое.

— То есть?

— Билли дал ему дозу, и мы смогли встретиться. Пока он был с нами, я сделал что-то вроде записи его мира. Сейчас увидишь.

Отворилась еще одна дверь, Кэйл направился к ней. Едва за ним следом вошел Эверетт, у него закружилась голова. Он вдруг очутился в хвостовой части не то самолета, не то вертолета, не то катера на воздушной подушке. Машина так жутко кренилась, что бортовые иллюминаторы глядели почти в упор на городские строения. Эверетт ощутил на себе глухой комбинезон с проводами и пультами. Рядом стоял Кэйл, экипированный подобным образом. Под ними лежал город — плоский, серый, мертвый. Эверетт закрыл глаза и уловил содрогания корпуса, вибрацию двигателей.