Скалолазка и мертвая вода - Олег Синицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока я осматривала скалу, люди Бейкера проворно рассыпались по склону. Устанавливали заряды, протягивали шнуры. Взрыв у основания «клюва» должен сдвинуть снежный кожух и лавиной обрушить его вниз, в долину. Надеюсь, что «клюв» освободится от снега. Очень надеюсь, что под снегом нет двухметрового слоя льда, разбить который в оставшееся время не удастся даже батальону взрывников.
Бейкер забрался на ледяную горку и, щурясь от солнца, наблюдал за своей армией, словно Наполеон на Бородинском поле. Страшное мачете, принесшее смерть Вере и грозившее смертью мне, висело на бедре. К рукояти прикручены проволокой мои отрубленные волосы. Ну разве не дикарь?
Я старалась не смотреть на него.
Приготовления закончились. Основание скалы-«клюва» было опутано сетью электрических шнуров и усеяно воронками со взрывчаткой. Вертолеты спустились, подбирая людей. Несколько минут – и мы все очутились в воздухе, на приличном расстоянии от горы-ворона.
Сжимая в ладони пульт радиоуправления, руководитель подрывников вопросительно посмотрел на Бейкера. Тот едва заметно кивнул. Тревожно застучало сердце. Вдруг ничего не выйдет?
Я положила руку на Верино плечо, укутанное в целлофан.
– Ничего, подруга. Скоро уже.
Щелчок прозвучал одновременно со взрывом. Пухлое облако взметнулось у основания скалы. Рокочущий грохот разнесся по горной долине. В тот же миг лицо Бейкера изменилось.
– У меня все время болит голова, – вдруг пожаловался он, обращаясь к снежной пропасти под днищем вертолета. Причем произнес это так жалостно. – Боль не отпускает ни на мгновение. Словно крошечные заряды взрываются каждую секунду. Не успевает стихнуть один, как тут же рвется другой…
Снежный кожух сдвинулся. Застыл. Потом снова начал съезжать, обнажая черный вороний клюв.
Клубящаяся лавина покатилась вниз, очищая склон от снега.
Бейкер не унимался:
– Я все время живу с этой болью. Я не могу больше… Я хочу уйти, Левиафан!.. Да, я устал. Отпусти меня…
Я поняла! Сознание Бейкера вновь ушло в одиночное плавание. Выхватило из глубин мозга какое-то воспоминание и бросило американца в его пучину. Уже довелось наблюдать этот феномен возле озера в Новой Зеландии.
Бейкер пытался уйти из спецотдела, как и Чедвик! Чедвик мертв, а Бейкер, мучимый жестокой головной болью, по-прежнему на службе!
– Много крошечных зарядов в голове… – продолжал он. – Чем больше я их расставлю, тем мне будет легче. Вот. Еще один… И еще…
Он протянул руку и взял у обескураженного руководителя подрывников пульт дистанционного управления. Внизу снег полностью сошел со склона, я даже видела нечто под «клювом». Там, где и предполагала. Но, несмотря на свое открытие, несмотря на дикую нехватку времени, меня заворожило поведение Бейкера.
Он держал пульт обеими руками. Затем с блаженным выражением на лице и с какой-то надеждой в глазах надавил на кнопку. Ничего не случилось. Заряды давно взорваны. Они превосходно выполнили свою функцию.
– Бейкер! – позвала я. Он меня не услышал.
– Боль не прошла… – сообщил он. – Она только сделалась черной, как этот графит!
Я внезапно поняла, какую сцену восстанавливает покалеченный мозг американца! Последний элемент головоломки в истории с «мертвой водой» встал на свое законное место. Подземную лабораторию в Новой Зеландии взорвал не кто-нибудь, а Джон Бейкер! То ли пытаясь избавиться от невыносимой боли, то ли желая отомстить Левиафану за то, что тот не позволил ему уйти.
Приступ внезапно прекратился. Бейкер смотрел на меня едким, прищуренным взглядом. Не осталось и следа от беспомощности и боли, которые владели им несколько мгновений назад.
– Нужно спешить, – произнесла я. – Взрыв выполнил свою функцию.
– Да, да, – ответил он.
Вертолеты не смогли приземлиться даже на очищенный от снега склон. Слишком крут для посадки. Пришлось им опять зависнуть над откосом, а людям спрыгивать на черно-белую смесь снега и камней. Я собственноручно спускала Верочку, привязанную к алюминиевым саням. Саймон принял ее, затем помог спуститься мне.
Бейкер и еще несколько человек столпились под «клювом», разглядывая то, что обнажила лавина.
В небольшом углублении открылось… даже не могу сказать – что. Скорее всего, это врата. Но такие необычные!
Округлый проем в скале закрывали четыре черных лепестка – массивные базальтовые створки. Они были похожи на исполинскую розу, высохшую или обугленную. Щели между створками забил снег. Скопился он и в углах ворот.
По окружности каждого из лепестков тянулись филигранные надписи на уже знакомом праязыке. Прелюдийском санскрите, если его можно так назвать. Линии и завитки очаровывали, притягивали взор. Буддийский монах или искусствовед мог бы просидеть перед ними до конца жизни, наслаждаясь формами и пытаясь найти новые и новые образы. В отличие от текстов из колодца, передо мной – истинное письмо, выполненное самими прелюдиями. Удивительно, что текстом можно наслаждаться, даже не приступая к чтению.
– Что здесь написано? – повелительно спросил Бейкер.
– Я не буду это читать.
– Бунт? – Он положил ладонь на рукоять мачете.
– Некоторые слова нельзя произносить без лишней надобности, – быстро заговорила я. – Особенно те, которые забыты и не утратили силу от каждодневного произношения. Слова соединяются с воздухом, воздух – с горой, лесом, камнями. И неизвестно, что вырвется из земных недр волей одной только древней фразы.
Бейкер убрал ладонь с мачете. Саймон и другие отступили от меня и от врат. И только Барсик в своем драном пальто остался на месте, глядя на меня с недоверием и затаенной ненавистью.
– Тогда как их открыть? – поинтересовался Бейкер.
Я дотронулась до места, где сходились все четыре лепестка. Там имелся круг, на котором отпечаталась худая четырехпалая ладонь. Ладонь прелюдия.
Легко и свободно створки повернулись, спрятавшись в стенах. Настолько легко, словно действительно являлись изящными лепестками, словно в них не было массы, присущей трехметровым базальтовым плитам. Только рисовые крупинки снега посыпались откуда-то сверху.
– Врата в Царство Мертвых открыты для всех, кто готов расстаться с собственной тенью, – сказала я. – Попасть туда может каждый. Выбраться – нет.
Из отверстия дохнуло холодом, от которого леденеет кровь. Пред нами открылся широкий тоннель с низким, давящим на рассудок потолком. Очень похоже на подземную автостоянку, но без машин.
Собственно, чего стоять на пороге и разглядывать пугающий мрак древнего подземелья? Времени остались крохи – жалкие двадцать минут. За них не успеешь проехать в метро и половину Кольцевой линии, а мне предстоит отыскать одну из величайших тайн.
Я надела рюкзак, накинула на плечо лямку веревки, которая привязана к саням с Верочкой. Шагнула в распахнутые ворота, в вязкую темноту.
– Не отставайте! – крикнула через плечо.
Бейкер взял с собой Саймона. Наверное, самого крепкого и преданного из всех людей, которые занимались превращением ледника в дуршлаг. И еще захватил мерзкого оборванца Глюки. Мне показалось, что Бейкер испытывал к нему какую-то родственную, почти семейную привязанность. Неудивительно, один мерзавец нашел другого. Дерьмо к дерьму липнет.
В замке Вайденхоф мне вдруг сделалось жалко Барсика. Его смешные и в то же время тяжкие приключения заставили проникнуться к нему сочувствием. Парень отправился на другой конец света, сам не зная зачем. Но после того как я увидела его в команде Бейкера, как поймала таивший злобу предательский взгляд, сентиментальные чувства начисто испарились. Я теперь помнила одно: бродяга два раза пытался меня убить.
Я бежала по широкому тоннелю впереди всех, волоча за собой сани с телом Верочки. Три луча от фонарей Бейкера, мулата Саймона и Барсика освещали дорогу. Стены терялись в темноте, зато пол и потолок периодически освещались. На мгновение открывались прекрасные прелюдийские надписи. Я мельком думала о том, что, если все-таки выживу, можно бросить работу в архиве, получить наследство Вайденхофа. И до конца дней изучать прелюдийский санскрит. Впрочем, не было смысла загадывать, поскольку смутным оставалось главное: что ждет впереди? Хватит ли времени, которое бежало намного быстрее меня и не знало усталости.
Пол имел едва заметный уклон. Мы все время спускались неведомо куда. Думаю, мы преодолели не меньше полутора километров, как вдруг впереди я увидела свет.
Свет в конце тоннеля… Не о нем ли рассказывают бедолаги, возвращенные врачами к жизни после клинической смерти? Судя по указаниям древних легенд, наша дорога вела к Царству Мертвых. Может, мы уже мертвецы?
На бегу я оглянулась на своих спутников. Трудно различать лица в темноте. Кажется, Бейкер тяжело дышал и морщился. Видимо, не давала покоя головная боль. По лицу Глюки градом катил пот, привычный его помойный запах распространялся гораздо дальше. Да я и сама забыла, когда мылась последний раз.