Джей-Под - Дуглас Коупленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если тебе уж так любопытно, в этом доме ужасная еда. В птичьей кормушке и то больше чем поживиться! И каждый кусочек с лекцией. Вскоре я начала мечтать о чипсах с газировкой, в тишине.
— Дом вон там.
Мы остановили автомобиль.
— А если люди начнут спрашивать?
— Итан, я сытая и богато одетая белая женщина. Даже если я буду выжигать на двери Кама узор в горошек прибором для карамелизации сахара, никто не станет спрашивать.
— Убедительно.
Мы принялись копать.
Четыре часа спустя.
— Итан, копать скучно, и конца-края не видно…
— Больше никогда не буду смеяться над гробокопателями! Мы углубились всего на фут в смесь высококачественной
почвы, обломков камней и строительного мусора. Столько копали, а Камов новозеландский папоротник даже не накренился.
— Мама, нам нужна помощь.
— Но кого позвать?
— Кейтлин.
Мама выразительно посмотрела на меня.
— Ты уверен?
— У нее кости как у украинской крестьянки. И семья из могильщиков. Она поймет.
— Только без подробностей. — Мама бросила лопату. — Черт побери! Насмотришься телевизора, и кажется, что раскопать могилу — пара пустяков.
Зазвонил телефон.
— Привет, Кейтлин!
— Привет, Итан! Ты где?
— Я у Кама с мамой. Помогаю тут кое с чем.
— С чем?
— Лучше не по телефону. Можешь приехать?
— Вообще у меня на полдень, ну, кое-что намечено. — Что?
— Это, ну…
— Встреча с Коуплендом, да?
— Нуда. Итан, мы уже говорили об этом тысячу раз. Перестань вымещать свою обиду на мне.
— Извини. Кто еще будет?
— Все джейподовцы.
— Ладно. Пока. Я нажал «отбой».
Мама спросила, что случилось, и я рассказал ей о собрании.
— Собрание! Совсем забыла. Уф-ф-ф-ф! — Она так яростно отряхнулась, будто на ней не грязь, а пиявки. — Итан, ты пока копай, а я вернусь около двух.
— Что?!
— Не нервничай!
— А мне можно с тобой?
— Нет. Ты должен копать.
Если бы я копал яму в компьютерной игре, я бы нашел часть разгадки или сокровище. Ферментированный труп байкера? Подарочек еще тот.
Я копал, копал… К двум часам яма была уже по пояс, но закончить дело я не мог. Я достал КПК и начал искать, где бы взять напрокат трактор или экскаватор. И вдруг с дороги донеслись голоса коллег из Джей-Пода.
— Итан?
— Ребята?
— Итан, — сказала мама, — твои друзья помогут тебе копать.
Я по понятной причине встревожился.
— Что?!
— Не до конца, не волнуйся. Я заехала домой и взяла инструменты для всех.
— Э… Здорово! Кейтлин сказала:
— Вы такой хороший друг! Решили поменять папоротник Кама на гималайский трахикарпус.
— И сами яму копаете, — добавил Ковбой. — Вот это я называю дружбой, вот это настоящая приверженность делу «зеленых».
Меня очень тяготила мысль о трупе Тима.
— Знаете, я тут подумал, что можно выкопать это дело трактором. Мне вряд ли понадобится помощь.
— Глупости, Итан! — оборвала меня мать. — Мы все взрослые, и все любим Кама. Копать будет весело, и вам, молодежи, полезно побыть на свежем воздухе и поработать физически. Бедный Джон Доу, например, похож на ребенка, нуждающегося в благотворительной помощи.
— Спасибо, миссис Джарлевски.
— Джон, это сущая правда! Я отвел мать в сторонку.
— Мама, ты что себе думаешь? Привела остальных — ты с ума сошла?
— Перестань волноваться! Как только мы почувствуем запах Тима, я заставлю всех уйти.
— Я хочу взять напрокат экскаватор.
— Ни в коем случае! А если он случайно заденет труп Тима? Надо уважать мертвых.
Компания начала копать, но дело шло медленно. Настоящих лопат было всего две. У Бри — совсем маленькая лопатка, у Кейтлин — лопата для обработки кромок, а Джону Доу досталась штука в форме шеста, которую отец купил в телемагазине в три часа ночи, перепив рома. Бри посмотрела на шест и сказала:
— Наверное, если держать его вверх ногами, он заплетает французскую косу.
Через час мы решили выкорчевать папоротник. Вшестером (мама командовала) мы умудрились вытащить его из ямы и откатить в сад камней. Интересно, что скажет на это Кам. Вряд ли что-то хорошее.
Все вели себя очень дружелюбно и стремились помочь друг другу. Несмотря на дурацкие инструменты, яма получалась отличная Ковбой в кои-то веки не забивался в угол, размышляя о смерти (и не договаривался о быструхе на троих). Джон Доу был полон сил, даже обнаружил до сей поры неизвестный нам талант: он имитировал телефонные гудки. Бри рассказала о парне, с которым встречалась вчера во второй и последний раз («Думаешь, что знаешь человека, и вдруг он начинает говорить о ротации сельскохозяйственных культур…»). Марк, дай ему Бог здоровья, трудился за всех.
Мама сбегала за перекусом в магазин здорового питания.
Мы сидели и ели. Я даже не помнил, когда мне в последний раз было так классно. И тут обуявшее нас веселье показалось мне подозрительным. Я догадался, почему все так радуются, и моя кровь превратилась во фреон. Я поставил коктейль с пыреем и сердито посмотрел на них:
— Вы все увольняетесь, так? Вот почему вы такие веселые. Молчание.
— Это правда. Ну, давайте колитесь!
Все опустили лопаты и посмотрели на Кейтлин.
— Итан, э-э-э…
— Я так и знал!
— Итан, это никак не связано с нашим отношением к тебе. Дуг сделал нам отличное предложение. Только идиоты бы не согласились.
— Дуг, Дуг, Дуг! Может, хоть расскажете мне, что у этого козла за идея?
— Итан, я говорила тебе уже тысячу раз: мы подписали договор о неразглашении. Сам знаешь, это святое. И позволь мне заявить во всеуслышание: я не хочу, чтобы Кам думал, что рассказала я.
Ну, Кейтлин!
— И когда вы уходите?
— Сегодня.
— Я уверена, твои друзья найдут способ забрать тебя к себе, когда там пообвыкнут. Правда ведь? — вставила мама.
Они закивали, даже слишком согласно. Я чувствовал себя, как последняя собака в Обществе защиты животных от жестокости.
— Не будь таким мрачным букой, дружок! И вообще… — Мама подумала, что бы еще сказать хорошего. — Научись находить радость в мелких событиях жизни. Смотри, какую большую яму ты выкопал!
Кейтлин пошла к крану ополоснуть руки.
— Итан, поговорим об этом вечером. А пока нам с Бри пора на косметические процедуры.
Парни тоже засобирались.
— Сегодня день новой обуви. Из Аргентины привозят «адидас» ограниченного тиража. Это от нас не зависит, Итан — нам пора. Извини, друг!
И снова мы с мамой остались вдвоем.
— Сынуля, не дуйся! А то у тебя появляется второй подбородок.
— Мама, ради всего святого, почему ты не можешь нарушить этот дурацкий договор и рассказать мне, что…
Мои слова прервал сиропный душок разлагающегося мяса.
— Мама, кажется, мы нашли Тима.
— Я пошла за фибризом.
Через четверть часа и две бутылки фибриза мы соскребли достаточно земли, чтобы показались несколько квадратных дюймов ковра из папиной комнаты.
— Итан, надо просто дернуть за ковер, и все. Проще не бывает.
— Мама, ковер от одного дерганья не поднимется. Надо браться за туловище.
— К чему ты это?
— Мама! Мне это делать, не тебе.
— Ты прав — зато ты не был в него влюблен.
Я потыкал ковер тупым концом лопаты. Мама спросила зачем.
— Не знаю. Наверное, определить, хрустик там или тянучка.
— Скорее второе, дорогой. Кости разлагаются очень долго. Те кости от бифштекса, которые я зарыла среди азалий для подкормки кальцием еще в восьмидесятых, до сих пор твердые как кварц.
Я посмотрел внимательнее.
— Он не раздулся, а? Вроде не похоже, землей придавило.
— Знаешь, Итан, если думать о Тиме как о школьном научном проекте, может, дело пойдет быстрее. По-моему, мы слишком крутим носом.
Мамина сумочка пукнула.
— Извини, дорогой, это сотовый. — Она порылась в сумочке, проверила номер. — Вьетнамский торговец удобрениями. Мне придется ответить.
Я еще раз ткнул лопатой в кокон Тима. Вдруг среди ясного неба грянул адский вопль в стиле манги:
Ye shen! Shenme shi ni, eren zhu mei dao wo xinai de shu jue?
(О боги! Что вы, нечестивые свиньи, сделали с моим возлюбленным древесным папоротником?)
Конечно, это был Кам. А с ним — невысокая энергичная дамочка в блондинистом парике, белых сапогах из сексшопа, огромных солнечных очках и белой кожаной куртке с кисточками. Несколько лет назад я видел в Лас-Вегасе проститутку точно в таком прикиде. Она покупала двадцать четыре коробки «судафеда».
— свобода?! — воскликнул я.
— свобода?! — пискнула мама.
— Привет, Кэрол! Привет, Пенис!
Первый взрыв ярости прошел, и Кам начал изъясняться понятнее.
— Что вы сотворили с моим дорогим папоротником?
Мать, под впечатлением от нового имиджа свободы, отнеслась к злости Кама приблизительно так же, как воспитательница детского сада — к завыванию малыша.