Хозяин Фалконхерста - Кайл Онстотт

Парень, ответивший на стук, не знал, что предпринять.

— Что, в доме нет белых? — скороговоркой осведомился Кьюп.

— Мисс Софи ужинает.

— Это твоя хозяйка?

Парень кивнул.

— Тогда беги за ней, если не хочешь, чтобы тебе попало. Мой хозяин сейчас умрет!

Он подождал, пока Драмжер — а это был он — скроется за дверью, и метнулся назад к фаэтону.

— Она здесь, Аполлон, — прошептал он, наклонившись к неподвижному страдальцу. — Сейчас слуга приведет ее. Вот, кажется, и она.

Кьюп ринулся к двери, к которой направлялась по холлу белая женщина. Он успел заметить, что это — полноватая блондинка в неопрятном платье. Дождавшись ее, он склонился в низком поклоне.

— Слуга виконта, миссис, мэм. Мой хозяин заболел. Как бы не умер! Мы просим вас о помощи. Уж и не знаю, что делать, миссис, мэм. Увидел в окнах огни и свернул сюда.

Софи встрепенулась.

— Где он?

— В коляске, миссис, мэм.

Софи сбежала со ступенек. Дверь осталась распахнутой, и из нее лился яркий свет, освещавший красавца Аполлона. Софи остановилась в восхищении. Его лицо, даже с закрытыми глазами и разинутым ртом, было красивее всех мужских лиц, которые ей доводилось видеть; она обратила внимание на его длинные сильные ноги, могучую грудь, мощную шею, выигрышно смотревшуюся именно при откинутой на сиденье голове. Она схватила его безжизненную руку.

— Он жив! — Она повернулась и крикнула слуге, оставшемуся у двери: — Драмжер, сбегай за Брутом, а потом приведи из конюшни Занзибара! Пускай поторопятся! Не знаю, кто этот человек, но ему совсем плохо. Придется внести его в дом. — Она все еще терла руку Аполлона. — Кто он? — спросила она безутешного Кьюпа.

— Мой хозяин, миссис, мэм, виконт де Ноай, из Франции, мэм. А я — Кьюп, его слуга. Мы с ним ехали себе, и вдруг ему стало очень плохо. Он не умер, мэм? — Кьюп всхлипнул; он был так взволнован, что ему удалось выжать настоящие слезы. — Он — самый лучший хозяин на свете. Не дайте ему умереть!

У дома появились тени. Первым подбежал Драмжер, за ним — два негра: мужчина средних лет и парень одного с Кьюпом возраста. Софи бросила руку Аполлона и заломила свои.

— Тащите стул, посадите его и поднимите наверх. Где Кэнди? Пусть застелит отцовскую кровать. Где Лукреция Борджиа? Пусть согреет воды. Надо будет приложить к его ногам грелки. Пусть согреется. Нельзя дать ему умереть.

Драмжер прибежал из холла с креслом. Кьюп забрался в фаэтон и передал Аполлона в заботливые руки. Потом он спрыгнул и обнял спинку кресла вместе с хозяином; слуги осторожно понесли мнимого больного в дом. Аполлону хотелось открыть глаза, чтобы увидеть, куда он попал, но он знал, что не должен торопиться. Кьюп все ему расскажет. Его медленно подняли по широкой лестнице, внесли в холл, потом еще в одну дверь, уложили на кровать.

Софи раздавала распоряжения:

— Можете идти. Отведи коней гостя в конюшню, Занзибар. Его слуга и Драмжер помогут ему устроиться. Я пойду к Лукреции Борджиа. Надо согреть ему ноги, чтобы отхлынула кровь от головы. — Шарканье шлепанцев оповестило об ее уходе.

Аполлон слушал беседу Кьюпа с другим негром.

— Тебя зовут Драмжер? — спросил Кьюп.

— А тебя — Кьюп?

— Вообще-то меня зовут Купидон, но все кличут меня Кьюпом.

— А меня зовут Драм Мейджор, но все кличут меня Драмжером. — Он покосился на Аполлона. — Твой хозяин — красавец. Вы с ним похожи, только он белый, а ты черный.

— Он француз, а я родился в Луизиане. Он виконт. — Говоря, Кьюп стаскивал с Аполлона сапоги.

— А что это такое? — Драмжер снимал с Аполлона пиджак, приподнимая его за плечи, чтобы стянуть рукава.

— Невежда! — фыркнул Кьюп. — Это то же самое, что король во Франции или наш президент Джефф Дейвис. Мой хозяин — важная персона. Он собирался жениться на королеве Франции и взять меня с собой. Я стану королем всех французских негров, буду наряжаться франтом и кататься в золотой карете. Только он болен, того и гляди умрет. Тогда мы никуда не поедем. — Кьюп поставил хозяйские сапоги на пол. — Раздевай его, а я схожу к коляске, возьму чемодан. Где у вас конюшня?

Драмжер указал на дверь.

— Вниз по лестнице, в кухню, наружу через заднюю дверь — и увидишь конюшню. А я пока сниму с него одежду.

После ухода Кьюпа Драмжер продолжил прерванное занятие: он снял с Аполлона рубашку, расстегнул пуговицы на брюках и, приподняв сначала одну ногу, потом другую, стянул с него брючины, заметив попутно, из какого отменного материала они сшиты и как ладно скроены. Он едва успел сложить брюки и повесить их на спинку стула, как дверь распахнулась и в спальню вошла Софи с глиняным кувшином, обернутым полотенцем. Она задержалась на пороге, увидев, что Аполлон валяется на кровати в одном нижнем белье. Драмжер перехватил ее взгляд.

— Он пришел в себя?

— Так и не открыл глаз.

Софи подошла к кровати и положила ладонь Аполлону на лоб, откинув прядь его черных волос.

— Где его бой? — спросила она.

— Пошел в конюшню за чемоданом.

— Чего же ты ждешь? — нетерпеливо спросила она. — Его надо раздеть и уложить в постель.

— Я жду чемодан — там его ночная рубашка.

— Человек умирает, а тебе понадобилась какая-то ночная рубашка? Снимешь с него подштанники и укроешь одеялом. Его необходимо срочно согреть, иначе он простудится.

Драмжер догадался, что у хозяйки на уме, и осклабился с непочтительностью, какой ни за что не позволил бы себе во времена, когда Фалконхерстом заправляли Хаммонд Максвелл, а потом Августа.

— Если я сниму с него подштанники, то он останется голым, миссис Софи. — Не хотите же вы увидеть мужчину в чем мать родила? Разве это прилично?

Не будь между ними кровати, она бы отвесила ему оплеуху. Она попробовала до него дотянуться, но он отскочил, скаля зубы. С той же непристойной улыбочкой он расстегнул пуговицы на пресловутых подштанниках и снял их с неподвижного тела. В следующую секунду он присвистнул и посмотрел на Софи, которая приросла взглядом к достоянию Аполлона. Драмжер слишком хорошо знал свою теперешнюю хозяйку. Для него не было тайной, чем она занимается во время своих частых конных прогулок с Занзибаром, и он жил в постоянном страхе, что ее благосклонный взгляд остановится на нем. Она неоднократно намекала, что была бы не прочь, но пока что ему удавалось избегать нежелательного развития событий. Все белые женщины, а особенно Софи, вызывали у него отвращение. Не переставая усмехаться, он накрыл Аполлона простыней, а сверху одеялом.

Она засунула под одеяло кувшин с горячей водой. Ей хватило секунды, чтобы пощупать гладкие бедра больного. Потом она поправила простыню и подушки.

Аполлон с усилием приподнял веки и уставился в пространство бессмысленным взглядом. Через некоторое время он опять закатил глаза.

— Ему лучше, миссис Софи, — молвил Драмжер, наклоняясь к больному. — Горячая грелка мигом его оживила.

Софи покачала головой, прислушиваясь к медленным шагам на лестнице. В спальню ввалилась Лукреция Борджиа, горестно причитая:

— Бедненький, бедненький, он умирает!

— Он только что открывал глаза, — обнадежила ее Софи.

— Вдруг он уже умер? — Упрямая Лукреция Борджиа дотащилась до кровати и приложила ухо к груди Аполлона. — Нет, сердце пока что бьется. Может, дать ему немножко бренди? В этом доме никто ничего не смыслит! Драмжер, сбегай в кладовку за бренди. Сделаешь ему пунш, только не слишком горячий и не слишком сладкий. А ты кто? — грозно спросила она Кьюпа, появившегося с чемоданом.

— Кьюп, — ответил тот. — Слуга. — Он положил чемодан на пол и стал рыться в нем, пока не нашел длинную белую сорочку. — Надо бы надеть на него вот это. — Он покосился на Лукрецию Борджиа и на Софи, надеясь, что они удалятся, но женщины не сходили с места и не сводили глаз с Аполлона.

Лукреция Борджиа отняла у Кьюпа сорочку и, осторожно приподняв Аполлона, надела ему ее через голову.

— Теперь этим несчастным займусь я, — объявила она. — У меня он быстро встанет на ноги. Я тут единственный врач. Я его вылечу! — Она вынула из кармана черный пузырек. — Сперва отпоим его бренди, а потом дадим вот этого снотворного. Где лентяй Драмжер?

— Уже иду, Лукреция Борджиа. — Драмжер вбежал с бокалом на серебряном подносе. Лукреция Борджиа сняла пробу и решила, что пунш не слишком горяч. Приоткрыв пальцем рот Аполлона, она не спеша влила в него пунш, заметив, что он с готовностью глотает крепкое снадобье. Бренди обжег ему глотку, он подавился и поневоле открыл глаза. На сей раз он позволил себе оглядеть помещение. Первой в поле его зрения оказалась Лукреция Борджиа, второй — Софи.

Больной, борясь со слабостью, еле слышно спросил:

— Где я?..

— Все в порядке. Вы в надежных руках. — Софи наклонилась к нему. — Ни о чем не беспокойтесь. Мы вас выходим.