Политическая антропология - Людвиг Вольтман

В обычае и общественном мнении выражаются как существующие, так и новые потребности и интересы, которые волнуются в глубинах общества. Это старый опыт политической правовой истории, что «законы без обычаев бесплодны», когда они не согласуются с характером и привычками, с религиозными предрассудками и унаследованными обыкновениями народа или, по меньшей мере, не связываются с ними органически во время своего развития. «Древнейшее обыкновение, — гласит законодательство Ману (I. 108), — есть самый совершенный закон, одобренный в священном писании и в постановлениях божественных законодателей».

Даже суровейшие деспоты связаны правилами традиции, общественным мнением и их одобрением и неодобрением. В Китае хотя слово императора — закон, но сам он — раб предания. Традиция и голос народа даже в самых примитивных негрских деспотиях являются политической силой, с которой правители должны считаться. В цивилизованных государствах общественное мнение само создает в прессе и литературе, в собраниях и речах самостоятельную силу политической критики контроля и инициативы.

Основное положение исторической антропологии заключается в том, что социальное, политическое и умственное развитие представляет следствие физиологического процесса, и что дифференцирование, приспособление и отбор человеческих индивидуумов и групп, на основании их естественных способностей, господствует над происхождением и своеобразностью политических институтов.

Политическая деятельность является следствием политически предрасположенных индивидуумов, семей и рас. Различные части человечества указывают пестрое разнообразие в роде и градациях духовной культуры и политического положения. Это различие зависит, несомненно, в известной степени от неравенства естественных условий существования и исторического и социального положения рас, т. е. от соприкосновения с другими расами и от той эпохи, когда они получают возможность вступить в общий процесс политической истории. Как бы высоко мы ни ценили эти факторы, все же в конце концов решающим моментом является разноценная и разнородная естественная одаренность рас, семей и отдельных личностей. Способность к политическому господству и к цивилизации зависит от антропологических условий. В то время как цветные расы живут еще большей частью в состоянии дикости и варварства, и только в самой незначительной своей части возвысились до известной степени цивилизации, северно-европейская раса, без исключения, достигла не только высокой цивилизации, но и более высокой политической организации.

Теория, которую высказали Гердерг, Бурдох, Клемм, Карус, Гобино относительно неравной естественной ценности человеческих рас и умственного превосходства белой расы, составляет не одно только научное предположение — это есть факт, который беспрекословно следует из сравнительного рассмотрения политического и культурного развития нации.

Физиологическое различие рас заключается в продуктивности их нервной системы и мозга. От силы мозга зависит самопроизвольная способность к изобретениям, открытиям и предприятиям, способность воспринимать чужие идеи, ассимилировать их и перерабатывать. Сохранение приобретенного, умножение и передача его по наследству, энергичное стремление к учению и к подражанию — все это связано с ограниченной органическим образом эластичностью мозга. Поэтому-то Ратцель, который вообще очень скептически относится к теории естественного неравенства рас и считает географические причины решающими, вынужден заявить: «Тут, если только нас не обманывают все признаки, заключается основание самых глубоких различий народов».[265]

Бывают в действительности специфические культурные расы, отличающиеся от других тем, что в короткое время, по собственному побуждению, производят свойственную им более высокую культуру. Культурные расы отличаются от бедных культурою племен преимущественно своей изменчивостью, которая производит более дифференцированные общественные состояния и тем создает новые причины для вариации, отбора и приспособления.

Сравнительное народоведение учит, что темперамент рас представляет именно то душевное свойство, которое обладает выдающимся политическим значением, и что именно в этом отношении расы особенно заметно отклоняются друг от друга. Сильный темперамент, который соединяется с интеллектуальною одаренностью, стремление к свободе и сила изобретательности — вот что делает расу способной к выдающейся политической культуре.

Среди первобытных народов бывают от природы суровые, воинственные и властолюбивые племена, и также от природы — мирные, кроткие и покорные, которые живут часто в одинаковых географических и климатических естественных условиях, а иногда даже принадлежат к одним и тем же большим расовым семьям. Об аборах сообщают, что они, как тигры, и не могут жить вдвоем в одной хижине. Некоторые африканские народы, напротив, не только уступают всякому натиску, но даже преклоняются пред собственными притеснителями, как, например, дамары, которые предпочитают рабство и бегают за хозяином, как собаки. О других племенах сообщают: «абсолютная монархия или деспотизм вождей находятся в крови этих людей, так что, хотя у них и может доходить дело до восстания против незаконного господина, но они никогда не восстанут против своего законного властителя, хотя бы последний кровью написал историю своего правления. При таком подчинении авторитету господина неудивительно, что рядом с особой вождя не могут развиться никакие сильные индивидуальности».[266]

Античные историки изображают египтян как народ, не обладающий воинственными наклонностями, среди германцев, греков и италийцев некоторые племена отличались особенной воинственной деятельностью, между тем как другие, например хауки, выказывали противоположные качества. Тацит сообщает о них, что они не стремятся к расширению своих владений и живут спокойной и замкнутой жизнью, никого не подстрекают воевать, никого не притесняют и не производят хищений и грабежей (Germ. С. 35). В Северной Америке, среди индейских племен, соседи ирокезов очень боялись их вследствие их храбрости и умственного превосходства.

Как рабская покорность в негритянских деспотиях является следствием политического отбора, посредством которого все самостоятельные индивидуумы истребляются, так и воинственный характер других племен вырастает из одинакового же процесса естественного отбора. Относительно спартанцев известно, что у них на практике существовала система военного подбора, и даже к новорожденным применялся физический отбор, так что потомки трусливых, бесчестных и предательских людей безжалостно умерщвлялись. У воинственных племен негров находим такие же обычаи. Матабеле — необыкновенно воинственное племя северной части южной Африки. Они похищают мальчиков чужих племен и подвергают их военному отбору, «следуя еще более строгому методу, чем тот, который применялся тысячелетия назад в Спарте». Мальчиков приучают делать длинные переходы, тащить тяжелые ноши, переносить голод, жажду и холод. Все слабые, больные, лишенные энергии отстают на этом пути и погибают. Посредством утомительных переходов по целым дням и больших лишений мальчики, оставшиеся в живых и сохранившие здоровье, закаляются удивительным образом. При каждой остановке, часто также — вследствие внезапных приказаний, во время перехода предпринимаются военные упражнения. «Сто раз на день слышат они, что они — не что иное, как собаки, собаки короля; если же они быстро усваивают военное искусство и подрастают так, что могут уже участвовать в войне, тогда они в битве находят возможность сделаться мужчинами, „зулу“, т. е. людьми; по правилам матабеле, только те считаются мужчинами, которые в битвах умертвили множество врагов».[267] Хотя фульба и госса принадлежат к той же самой расе и живут близко друг от друга в Западном Судане, однако их темпераменты по природе очень различны. Первые образуют владельческое племя, отличающееся завоевательными и организационными талантами; последние же выдаются своими гражданскими добродетелями, прилежанием и повиновением. Госса обнаруживают склонность к предприятиям и торговый дух; они легковерны, всегда веселы, понятливы, очень промышленны, но не имеют никакой способности к политической организации и никогда не были способны образовать большое государство. О фульба же, напротив, сообщают: «труд и торговля — не их дело; охота, война и скотоводство, напротив, — их любимое занятие. Стремление к господству обнаруживается в их малейших поступках».[268]

Флегматический темперамент монгольской расы склоняется к устойчивости в социальных отношениях и к инертному сохранению старинного образа жизни. Прилежный и терпеливый характер их недоверчиво относится к новшествам. Китайское государство и оставшаяся неизмененной в течение тысячелетий его форма правления, представляющая патриархальный деспотизм, служит верным изображением китайского характера, который, также в течение тысячелетий, остался верным себе в своих предрасположениях и в своей деятельности. Только там, где монголы смешались со средиземно-европейской кровью, они сделались подвижнее и обнаружили большую склонность к предприимчивости.