Море Вероятностей - Ольга Онойко

Любой школьник знал, что мицаризм складывается из множества течений. Фактически, каждый Учитель создавал своё. Среди них были как радикальные, так и умеренные. Многое – пожалуй, слишком многое – зависело от того, какой из Учителей оказывался на вершине популярности. Популярность означала власть. Личное обаяние наставника, его способность построить привлекательную и несложную философию на основе стандартных элементов доктрины, его темперамент… высокая значимость этих случайных факторов делала мицаризм совершенно непредсказуемой и потому ужасающей силой. «Сейчас правят радикалы, — подумал Данкмар, — и чем дальше, тем радикальнее. И этому есть причина. Причина должна быть». Позицию умеренных озвучил Джел–Маи в своей последней статье. Не было причин сомневаться, что другие вменяемые мицариты думают так же. Нужно объединиться, чтобы защитить Эйдос, общий дом; продолжать делить его можно будет потом. Марйанне тысячелетиями покровительствовали развитию военных технологий, с тех самых пор, как в Хеттской империи появились колесничные войска. Стоит ли удивляться, что именно они построили боевые звездолёты и «Астравидью»? Если марйанне готовы сражаться за Эйдос – да сопутствуют им победа и слава.

Но кого‑то это простое человеческое предложение привело в ярость – ярость столь лютую, что к дому Джел–Маи отправились боевики. Радикальные группировки походя уничтожили безобидного, всеми уважаемого поэта лишь за то, что он осмелился возразить.

И чему же возражал Америго? Чему возмущался? Что он назвал возвращением суеверий, первобытного мышления?

Попытавшись дознаться, Данкмар угодил в самый разгар «цензурной войны». Тут он попросту разинул рот: он не предполагал, что дело зашло так далеко. Правительственные центры информационного регулирования ежеминутно перетряхивали Сеть, администраторы форумов и журналов без сна и отдыха выслеживали запрещённые мнения, от связи отрубались целые регионы, всепланетные порталы оказывались вне доступа. Но свободное слово вновь и вновь возрождалось из пепла – и словом этим были отнюдь не призывы к миру. Удалённое восстанавливалось. Вместо изолированных станций активировались аварийные и независимые. Несколько известных хакеров поддерживали ресурсы, где в прямом времени обновлялись непрофессиональные новостные ленты. Остановить сетевую войну можно было, лишь полностью отключив интернет, но на это правительство пойти не могло. Тысячи людей сейчас выражали свой гнев словами. Оказавшись в неизвестности, в информационном вакууме, понимая, что их семьи в опасности, они поступят так, как много веков поступали все эйдеты – отправятся к дверям храмов и потребуют раздать оружие. Виртуальная борьба выполняла свою роль. Она позволяла гражданам относительно безопасно спускать пар. Ненавистные цензоры, словно боксёрские груши, принимали на себя часть праведной ярости.

Воспользовавшись одной из фальшивых регистраций, журналистским удостоверением и анонимайзером, Данкмар добрался до автономного ресурса. Ресурс был мицаритским. С хедера страницы ощерилась двойная звезда.

Для умеренных Учителей–философов система Мицар–Алькор символизировала множественность точек зрения, взаимозависимость всех явлений природы, сложную природу реальности и её прекрасные тайны. Сама звезда некогда словно бы подтвердила их правоту: с доисторических времён система считалась двойной, но в действительности оказалась шестерной… Для радикалов двойная звезда означала двух воинов, ставших спиной к спине в готовности к гибельной схватке.

«Как вы могли так опуститься пред ликом Господа?! – кричали с экрана строки, полные орфографических ошибок и опечаток. – Неверные ежи, гнусные твари повсюду. Земля стонет, так жаждет их крови. Какие переговоры, о чём вы? Их надо вешать, стрелять, жечь, не жалея ни матерей, ни детей! Тошно смотреть на ваше многотерпение, вы отвратительны Господу! Не позорьтесь! Он видит вашу трусость!»

«Надо признать, — подумалось Данкмару, — чувствуешь себя намного комфортнее, зная, что между тобой и этой клокочущей жижей стоит какой‑нибудь Тьярдас Амманен в силовом экзоскелете». Он поменял дату, отступая к началу истории. Ещё несколько дней назад на ресурсе было намного спокойнее, встречались даже шутки и призывы подумать головой. Действительно, сперва всё шло хорошо. Два Учителя рассорились в пух и прах и не вцепились друг другу в бороды во время публичного диспута лишь потому, что их разделял голографический экран и две тысячи километров. Один из них требовал бойкотировать призыв в армию, чтобы чистые не служили вместе с неверными. Другой в ответ на это заявлял, что в таком случае неверные будут защищать чистых с оружием в руках, а чистые останутся сидеть за городьбой, словно трусливые овцы. Дальше тоже царила относительная тишина. Мицариты соглашались, что государственный заём можно лишь игнорировать. Часто повторялись однотипные обсуждения религиозных вопросов: многих волновало, как должен вести себя чистый во время встречи с обесовлённой тварью–марйанне. Учителя отвечали с достоинством и почти спокойно, рекомендовали молчать, молиться про себя, не отвечать на вопросы, буде их пожелает задать обесовлённый, и поскорее удалиться. Данкмар удивился: «Когда же всё изменилось?»

…Он быстро нашёл этот видеоролик. Наверняка то была не первая и не единственная копия, наверняка ролик много раз удаляли и восстанавливали, но число просмотров всё равно приближалось к невероятному. Словно все мицариты Эйдоса пересматривали его снова и снова, не прерываясь.

Мальчик лет четырнадцати сидел на полу в одной из белых молельных комнат. Над его головой грозно чернела звезда. Справа громоздился Учитель, толстый и седобородый; он выглядел обеспокоенным и то и дело заглядывал мальчику в лицо. Слева маячил, исчезая из кадра и вновь появляясь, высокий мосластый служка.

Мальчик дрожал. Пальцы его нервно комкали подол рубашки, запавшие глаза лихорадочно блестели. Он кусал губы. Качество записи было скверным, чуть ли не телефонным, но позволяло различить, насколько он бледен. Его речь терялась в шумах, и потому по низу записи бежал транскрипт. «Господь говорил со мной», — шептал мальчик, глядя прямо в камеру. «Да будет благословенно имя Его», — подсказывал Учитель. «Да будет… благословенно имя Его, — покорно повторял мальчик. – Господь, да будет благословенно имя Его, явился мне…» «Что Он сказал?» «Мы… люди… люди прогневили Его, — мальчик всхлипывал. – Он во гневе! Он обратился на нас в мощи Своей…» «Чем же, — тревожно спрашивал Учитель, — чем мы прогневили Его так сильно?» «Господь… да будет благословенно… Он милостив. Он терпелив. Терпение Его длилось тысячи лет – так Он сказал… но иссякло. Господь обратился против грешников в ужасных силах Своих…» «Продолжай! – умолял толстый Учитель, — продолжай же, дитя моё». По лицу мальчика текли слёзы, он по–прежнему смотрел в камеру, будто не замечая наставника. «Господь послал на нас грозу из бездн, — жалобно говорил он, словно взывая к слушателям о помощи. – Кальмары – это гнев Его! Он уже покарал Магну, потому что на Магне люди жили во грехе. И он покарает Эйдос!»

Данкмар прикрыл рот ладонью. Он начинал понимать.

«Господь сказал, — шептал плачущий мальчик, — невыносимы и ненавистны ему мерзостные твари, отвергшие святую честную смерть, дарованную Господом Самим… Эти бесы ходят по улицам и пользуются почтением. Но втройне ненавистны Господу те, кто считает себя чистым и верным, но терпит бесов из страха пред ними… – Голос пророка внезапно поднялся до крика. – Поразите мерзость! Изгоните марйанне с планеты! Тогда Господь помилует вас. Тогда кальмары расточатся в ничто, из которого появились…» Мальчик закрыл лицо ладонями и повалился вперёд, на собственные колени.

Данкмар остановил видео, отключил связь с сетью и деактивировал терминал. Потом встал и отправился на балкон.

Впервые в жизни ему хотелось курить.

Краски заката заливали небо. Фиолетовый мрак плыл с востока, на западе медленно угасал золотой венец. Дул слабый свежий ветер. Вдали мошкой вились авиетки, и в безмерной вышине над их суетой, над шпилями Башен Эйдоса, над клочьями облаков светлой точкой парила «Астравидья».

Данкмар представил себе, как хохотал Йирран, отсматривая мицаритское видео. И как он, должно быть, веселился, являясь юному фанатику в образе гневного Господа. О, разумеется, сам по себе фанатик – ничто, нуль, пустое место. Но когда он говорит то, что люди жаждут услышать, он становится всемогущим. «А ведь Йиррану нетрудно и сотворить парочку чудес в подтверждение», — пришло Данкмару на ум. Рот его искривился. Среди радикальных Учителей на Эйдосе до сих пор не сыскивалось достаточно авторитетного, обаятельного и безумного, чтобы возглавить толпу и повести её за собой. Не было и подходящей идеи. Но люди ждали, люди алкали знамения, проповедника, пророка… Едва он явился, всё встало на свои места. Словно замкнулась электрическая цепь. Иллюминация вспыхнула.