Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1 - Семен Маркович Дубнов

еврейских книг. Императорским декретом 1811 года запрещалось употреблять в синагогальном богослужении и в частных домах ре­лигиозные книги, не прошедшие через австрийскую цензуру; стро­жайшей цензуре подлежали и книги светского содержания; на выписку еврейских книг из-за границы требовалось в каждом случае особое разрешение.

Нужно было обладать своеобразными понятиями о соответствии между гражданскими правами и обязанностями, чтобы при наличности такого законодательства объявить во всеуслышание следующее (в декретах 1808 и 1811 г.): «Так как еврейство (Judenschaft) пользуется равными преимуществами с христианскими подданными (?), то оно должно нести и общие с ними обязанности по отношению к государству». И тут же, для подтверждения принципа «общих обязанностей», делается оговорка: «в податных делах для евреев существуют особые предписания». Такими красноречивыми, но к исполнению необязательными предисловиями к законодательным актам австрийское правительство платило дань тому духу времени, с которым оно боролось в обязательном тексте законов.

Большие тревоги вносила в жизнь австрийских евреев введенная в ту эпоху для них личная воинская повинность. Австрия впервые в Европе решилась на это нововведение еще при Иосифе II, который полагал, что своим «Толеранцпатентом» он уже все сделал для обеспечения гражданских прав евреев и потому может требовать от них исполнения самой тяжелой гражданской обязанности. Евреи имели полное основание думать иначе, и год первого рекрутского набора был для них годом глубокого траура (выше, § 3). Непривычность евреев к военной службе, особенно в Галиции, заставила правительство распорядиться, чтобы еврейские солдаты назначались не в строевые, а в обозные команды (Fuhrwesen), а затем допускалось взимание особого рекрутского налога взамен натуральной повинности. Когда же в 1793 г. Австрия втянулась в войны антифранцузской коалиции и усилила свои войсковые наборы, император Франц решил снова привлечь евреев в войска, а для негодных к службе установить высокий денежный выкуп в размере 150 гульденов с головы (вместо прежних 30 гульденов) — суммы, необходимой для найма двух охотников. Из дебатов по этому вопросу в Государственном Совете и отзывов провинциальных властей видно, какую панику вызывал тогда каждый рекрутский набор. «Многие парни, — говорил один из членов Государственного Совета, — заранее дрожат, убегают, прячутся; они отдаются в руки властей с глубокою печалью, под трогательный плач их родителей и родных, так как им приходится покинуть свой домаш­ний очаг и подвергать себя опасности вовсе туда не возвратиться или вернуться изувеченными». Вполне понимая законность этого стра­ха, он, однако, настаивал, чтобы их брали на службу, так как льготы для евреев в этом отношении раздражают мещан и крестьян. После долгих совещаний император утвердил следующую резолюцию: ев­реи, не могущие уплатить выкуп в полтораста гульденов для найма двух охотников, должны отбывать рекрутскую повинность натурою. Таким образом, богачи могли избавиться от службы, а вся тяжесть ее падала на средний и бедный классы. В 1806 году, когда военная гроза снова нависла над Европой, Франц II издал приказ о полном прекращении выкупа и об обязательности личной военной службы для всех. В годы освободительной войны (1813—1815) в австрийской армии служило много евреев из всех частей государства. Много ев­рейских голов пало во славу дома Габсбургов, который продолжал унижать своих еврейских подданных даже тогда, когда сам был уни­жен Наполеоном.

Конечно, не столько политические, сколько религиозные и во­обще культурные причины усиливали отвращение патриархальных еврейских масс Богемии, Галиции и Венгрии к навязанной им воен­ной службе. Летописец того времени, Авраам Требич из Никольсбурга, отмечал в своей хронике «Происшествия времен» («Korot ha’ittim», 1801) среди важнейших событий тревоги рекрутских набо­ров, на основании своих личных переживаний в главной общине Моравии. Он описывает, какое гнетущее впечатление производил в Никольсбурге вид проходивших еврейских солдат, вынужденных нарушать субботний покой, есть трефную пищу ежедневно, а в Пас­ху квашеный хлеб; рассказывает, как депутации от еврейских общин Богемии, Моравии и Галиции ездили к императору с ходатайством об освобождении евреев от личной службы, как они добились права выкупа (1792) и как ловили рекрутов, которые не могли уплатить высокий выкуп (1796). «Увидали юноши и спрятались», — парафра­зирует летописец стих Иова (29, 8), намекая на убегавших и прятав­шихся от вербовки молодых людей. Из Богемии и Моравии многие юноши, стоявшие на рекрутской очереди, убегали в Германию или в русскую и прусскую Польшу, где еще не было обязательной воин­ской повинности. Некоторые из этих беглецов направлялись в Оф­фенбах, резиденцию Якова Франка и его дочери Евы. То были сыно­вья тайных франкистов, уцелевших еще в Праге и других местах и ездивших от времени до времени к главарям секты в Оффенбахе.

§ 37. Исправительная система в Галиции

В густонаселенной евреями Галиции, полученной от распав­шейся Польши[53], ограничение их числа предельною нормою было невозможно, но здесь австрийское правительство находило другие способы утеснения евреев — конечно, с целью «исправления». В этом крае действовала особая еврейская конституция — «Патент терпи­мости» Иосифа II от 1789 года, позже дополненный множеством но­велл и разъяснений в духе следующих царствований. И здесь репрес­сивный, по существу, законодательный акт носил благозвучное на­звание: «Патент, в силу которого евреям предоставляются все права и преимущества прочих подданных». «Уравнение» заключалось лишь в том, что евреи были подчинены общегородскому управлению и суду, но зато у них было отнято единственное ценное наследие польского режима — широкое кагальное самоуправление, сокращенное до край­ности. Экономическая жизнь подвергалась строгой регламентации. Запрещались наиболее распространенные прежде среди евреев про­фессии: аренда сельскохозяйственных промыслов, шинков, пивова­рен, мельниц. Покупать в деревнях землю разрешалось только зем­ледельцу для личной обработки. Во Львове запрещалось поселение новых еврейских семейств, а старожилам дозволялось жить лишь в определенных кварталах. В Кракове воскресло в 1796 г. старое гетто в пригороде Казимире (Kazimierz). Еврейским семьям вменялось в обязанность избирать себе фамильные прозвища, которых у боль­шинства не было, для официальной регистрации. Браки подлежали строгому контролю, в связи с системою принудительного казенного просвещения, которая занимала главное место в «исправительной» политике австрийского правительства.

В обширном крае, где в духовной жизни еврейских масс цари­ли раввинизм и хасидизм, где еврейское просвещение было для пра­воверных враждебною силою, способною сокрушить освященный веками быт, нужна была свободная борьба света со тьмой, ра­бота пионеров цивилизации, опирающаяся на убеждение, а не на силу. Вместо этого австрийское правительство решило насиль­ственно насадить просвещение, не скрывая своей конечной цели: создать новое еврейство с минимумом национальной культуры. Исполнение этой миссии взял на себя еврей, вышедший из бер­линского кружка просветителей и сыгравший фатальную роль в Австрии: Герц Гомберг.

Уроженец старой чешской Праги, питомец талмудической шко­лы, Гомберг прозрел во время своего пребывания в