Гиблый Выходной - Алексей Владимирович Июнин

Вместо ответа Аркадьич зарылся в каком-то темном углу и, покопавшись, извлек из недр жаркой черноты собачий ошейник. Сдув с него пыль, кочегар водрузил качественный кожаный ошейник Пятипальцеву на темя, придав тому вид скифского короля. С ошейника прямо на лоб свисала медная пластиночка с выгравированным словом «WALTZ». Аркадьич спросил у Пятипальцева: «Помнишь пса?», тот ответил, что помнит.

– Так, когда я получу свои двести косарей? – спросил кочегар.

– Скоро, – уклончиво ответил Пятипальцев у которого по его признанию, таких денег не было.

– А скоро – это когда?

– Не знаю пока, – признался здоровяк и с надеждой посмотрел на Нилепина, но тот только пожал плечами. Его финансовое состояние не намного отличалось от юриного. Медная табличка со словом «WALTZ» глуповато болталась у Пятипальцева надо лбом. – Погоди немного… Надо будет брать кредит…

– Я так и знал! – Аркадьич резко захлопнул створку котла и поднес горячую вонючую кочергу прямо к густой пятипальцевской бороде. – Смотри, Юрец-огурец, деньги должны быть к моей следующей смене, ясно? Я ждать не намерен, с вами – обормотами – надо быть строже. Даю два дня до моей следующей смены, если денег не будет – пеняйте на себя!

– А что ты сделаешь, дистрофан? Ты соучастник!

– Поставлю на счетчик, Юра! И поверь мне, с моими процентами лучше не связываться! Вовек не расплатитесь, в рот вас обоих чих-пых!

– А если… – начал было Нилепин, но Аркадьич не дал ему и полслова сказать. Миг – и горячая кочерга с кусочком жареного мяса оказалась у его переносицы. Больше Лева вопросов не задавал, он только постарался не морщиться, когда проглатывал возникший в горле ком. Кочегар дождался пока у Нилепина окончательно отпадет желание разговаривать разговоры и задавать вопросы и убрав кочергу, наклонился под разделочный стол.

– Я вас, ублюдков, знаю, – говорил он, обращаясь одновременно к двум рабочим – молодому и взрослому. – Особенно тебя, Юрец. Я тебе полтинник занимал – ты отдал? Обещал летнюю резину на мою «девятку» – где?

– Аркадьич, да ты что? Из-за полтинника? Да возьми свой полтинник, подавись. А резину я тебе так отдам. Отдам, честное слово.

Но кочегар ответил, что дело не в резине и что у него и тачки-то уже нет, он ее продал еще осенью и ему летняя резина теперь и даром не нужна. С этими словами Аркадьич достал из-под разделочного стола человеческую голову Августа Дмитриева и поставил ее на залитую кровью досчатую столешницу рядом с циркулярной пилой. Нилепин вскочил с топчанчика и бросился было к выходу, так он перепугался. Но споткнулся и упал, повалив с собой прислоненные в углу лопаты, метла, ломы и грабли. Пятипальцев замер на месте. Держа наготове горячую кочергу на кончике которой дымился жареный кусочек мясца, тощий как скелет Аркадьич заявил собравшимся гостям, что придержит голову Дмитриева до тех пор пока они не протянут ему пачку наличных. Сейчас это двести тысяч рублей, но каждые два дня сумма будет подниматься на пятьдесят тысяч. Если же парочка откажется выплатить означенную сумму, то кочегар просто-напросто «случайно найдет» эту голову в контейнере для сбора опилок. Кстати, дополнил свою угрозу кочегар, на голове остались частички эпидермиса Пятипальцева и Нилепина, а эксперты-криминалисты легко и непринужденно найдут причину и дату смерти.

– А ты? – прохрипел Пятипальцев неотрывно смотря на засыпанную рыжеватым порошком-стружкой голову Дмитриева, на его перекошенный рот с несколькими кровавыми струйками на губах, на его длинные усы и седые всклокоченные волосы тоже усыпанные похожим на корицу порошком.

– Я? – Аркадьич растянул рот в рябой желтозубой ухмылке. – Ты за себя беспокойся, Юрец! За себя и за своего дружка, в рот вас чих-пых!

09:21 – 09:28

Цех пребывал в необычном для Никиты Вайнштейна представлении. Он ни разу не был на «Дверях Люксэлит» в глухой тишине. Из-за выключенного света практически весь цех прибывал в полусумрачном состоянии, когда тени о множества станков и поддонов с продукцией были размазаны, придавая очертаниям интерьера мрачную холодность и навевая на тоску. Каждый станок казался крупнее и тяжелее чем он был на самом деле, каждая деталь станков вызывала чувство беспричинного беспокойства и представлялась орудием пытки. Вайнштейну не хотелось тут находиться, он ощущал себя не в своей тарелке, подобно попавшему в какую-то старую заброшенную подземную шахту, где каждый предмет заставлял вздрагивать от фантомной угрозы.

И ни одного человека. Хотя нет… Никита встретил какую-то тетьку, наверное уборщицу, искавшую какого-то Леву. И еще с другой стороны цеха до него иногда доходили какие-то звуки, извещающие «орфеевского» разведчика о том, чтобы он не расслаблялся, оставался на чеку и следил за тем, чтобы больше ни попасться никому на глаза. Но если не считать самовнушаемого мандража и технофобии, то у Никиты пока все шло замечательно. За то недолгое время, что он переступил порог спящего цеха, он уже успел сделать несколько десятков фотографий поддонов с заготовками и несколькими станками, сделать кое-какие предварительные выводы о заказах и сроках изготовления, о проценте брака, который у Шепетельникова как всегда был значительно завышен. «Прекрасно, – думал Никита Вайнштейн, фотографируя целый поддон с бракованными приготовленными для распилки и уничтожения в топке дверей. Фотографии он немедленно отсылал по «Вайберу» своему начальству. – Они так и не следят за браком, так и не ведут строгий учет. Когда же Шепетельников поумнеет? Неужели он, как и раньше, просто вычитывает примерный убыток от брака и делит его на всех рабочих? Тогда получается нелогично по отношению к кочегару. Чем он больше распиливает и сжигает бракованных деталей и дверей, тем меньше у него зарплата, ведь с него тоже вычитают за общий брак».

На предприятии «Орфей» чьим резидентом был Никита Вайнштейн с самого начала была женщина из ОТК, которая вела строгий учет брака, на основании которого бухгалтерия высчитывала штрафной процент именно с того, по чьей вине был произведен брак. ОТК ставила свою печать и только после этого детали шли на утилизацию.

Вайнштейн, продолжая прятаться от случайных свидетелей, перемещался по заготовительному участку и фотографировал все что попадалось на глаза, включая четырехсторонний фрезерный станок с открытым электрическим щитком. Ему на глаза сразу бросились почерневшие оплавленные кабеля и провода и Никита мгновенно сообразил, что станок вышел из строя на несколько дней. Простой фрезерного станка чреват срывом дат выполнения заявок. Замечательно! Никита отослал фотографии станка на «Вайбер» и сразу получил ответ от начальника развития Владимира Нильсена: «Отлично, Никитос! Станку – крышка! Сейчас же свяжусь с поставщиками плат, заставлю их помедлить». Вайнштейн не мог ни на радоваться, особенно еще и