За синими горами (СИ) - Алина Борисова

— Ну, значит к нам, — приветливо улыбается женщина. — Идемте.

И мы поднимаемся следом за парой, а в спины нам летят вопли соседки, что не подъезд, а проходной двор, притон и бордель, и в милицию она непременно напишет…

— Так писали уже, Марья Кирилловна, — чуть усмехается ей в ответ мужчина. Средних лет, достаточно крупный, даже грузный. С внимательным взглядом темных, чуть раскосых глаз, окруженных лучиками мимических морщин, и очень искренней, открытой улыбкой.

— А и еще напишу! — не сдается соседка. — Ишь, выдумали: выставки, художники. Это что ж там за встречи с художниками такие, что их нельзя в доме культуры провести? Для выставок музеи есть! И галереи художественные! И нечего в подъезд всякое отребье таскать! Только грязь да заразу разносят…

Но кто ж ее слушает.

— Что-то вы рано, — продолжает разговор с нами женщина. Очень стройная, элегантная, едва ли старше тридцати пяти. — Мы всех ближе к пяти ждем сегодня.

— Вы нас простите, мы просто с поезда только, а адрес здесь только ваш знаем, — покаянно вздыхает Ясмина. — Мы сначала думали по улицам погулять, город посмотреть… Замерзли очень…

— Так не удивительно, что-то ты совсем не по погоде одета.

— У нее куртка была. Хорошая, теплая. Но мы в поезде спать легли, просыпаемся — а ее нет. И сумки Ясиной, а там и вещи, и деньги, и документы, — отчаянно фантазирую я, надеясь, что подобное у них все же случается. А, впрочем, убивают у них неплохо, калечат тоже. Так почему не быть воровству?

— Что ж вы неаккуратно так? — принимает мою версию событий женщина. — Первый раз, что ли, одни, без родителей поехали?.. Ладно, не переживай, придумаем что-нибудь, — кладет она руку на Ясино плечо. — Кто вам наш адрес-то дал?

— Один наш знакомый… Леха, — другого имени просто в голову не пришло.

— Это Летяга или Баринов? — подключается к беседе мужчина. — Или Холмогоров?

— Да мы не знаем фамилию, — даже не раздумывает над ответом Ясмина. — Просто он говорил, что бывал у вас. И что вы гостям рады. И что компаний таких душевных, как у вас собираются, и не встречал больше нигде. А моя сестра — она рисует, — без паузы переключает она внимание с неведомого Лехи на меня. — Мечтает художником стать, учиться поехать. Мы сами в маленьком городке живем, и у нас настоящего художника встретить — нереально, а тут такой шанс…

Не ожидала, что она способна так быстро и складно врать, приноравливаясь к ситуации. А впрочем — она вампир, она чувствует этих людей насквозь. И ее гонит отчаянный страх и необходимость найти убежище. Прежде, чем кончатся силы. Прежде, чем нас обнаружат. У нее все еще есть, что терять. Самое главное сокровище вампира. Ребенок. Каким-то чудом сохраненный ребенок. Второй встречи с охотниками ему явно не пережить.

А меня назвала сестрой. Вампирша — человека. И, оказывается, помнила, что я некогда рисовала.

— Проходите, — хозяин квартиры пропускает нас внутрь. — Раздевайтесь. И давайте, наконец, знакомиться. Я — Борис Алиханов, мою жену зовут Ирина, а это — наша маленькая семейная галерея. Галерея Алихановых, — он с бесконечной гордостью обводит рукой пространство вокруг. Картины везде. Они захватили все стены в прихожей, в коридоре, в той комнате, куда я могла заглянуть от двери. — Возможно, сейчас эти авторы не слишком известны, но я верю, их время еще придет. А настоящие ценители современной живописи восхищаются ими уже сейчас. Со всей страны приезжают взглянуть на наше собрание. Даже из Москвы…

— Да ладно тебе уже, выдохни, — легкомысленно прервала его пафосную тираду супруга. — Вы не пугайтесь, девчонки, он вменяемый, просто когда дело касается его любимых картин… Зовут вас как?

— Лариса, — не задумываясь, отвечаю я.

— Люся, — у Яси с головой было явно лучше. И вот зачем я им назвала свое настоящее имя? Одна надежда, что Ларис у них в стране не намного меньше, чем Алексеев.

— Вот и познакомились. Вы проходите, осматривайтесь, отдыхайте. А потом поможете мне на кухне, к вечеру такая орда завалится, надо ж кормить. Пока с рынка дошли, чуть все руки не оборвались, — она кивнула на принесенный сумки, часть из которых ее муж уже унес на кухню.

Картины, висевшие у них в прихожей, меня не впечатлили. Вот в смысле совсем. Словно детской рукой нацарапанные каракули. Без представления об объеме, пропорциях, перспективе. Неужели здесь с живописью настолько все плохо? Да нет, пока ехали по городу, я видела и плакаты, и афиши кинотеатров… да много чего еще, и нарисовано все было более чем грамотно и реалистично. А здесь… Долго же им ждать мировой известности…

— Непривычно, да? — вернувшийся из кухни Борис все же прочел скепсис на моем лице. — Нужно не бояться вновь стать ребенком, открывающим мир. Выйти за жесткие рамки правил и предписаний. Разучиться всему, чему научили. И познавать заново чистую радость бытия.

Радости бытия не разглядела, хотя впадение в детство было качественным, детсадовцем на зависть. Украшавшие коридор натюрморты из цветовых пятен на фоне художеств предыдущего раздела выглядели просто шедеврами. Борис что-то вещал про свободу от форм, сковывающих наше сознание. А я кивала и думала о том, что от тех форм, что в прихожей, можно и освободиться. А в экспрессии цвета действительно что-то было. Что-то зовущее, едва угадывающееся… Но все же далекое от моих представлений о живописи. Только цвета, чтоб передать всю сложную гамму чувственных образов, для меня было слишком мало.

Я вошла в комнату. Из мебели здесь был только диван. Все остальное пространство занимали картины. Несколько авторов, очень разных. Но я увидела лишь одного. И пропала. Автор этих картин не пытался разучиться рисовать и не искал первозданности в дилетантстве. Но смешивал время и пространство, заставляя образы переходить из одного в другой, создавая из хорошо знакомого нечто невиданное. Хмурая сень зимнего леса становилась здесь каменной стеной с пробитым в ней окном в лето. Листы книги тянулись через луг извилистой дорожкой и уходили легчайшим полотном в небеса в мрачный каменный замок на невесомом облаке. Изогнутые прутья кованой ограды казались контурами неведомого женского лица, проплывающие над садом облака создавали изысканную прическу, скромный вьюнок казался сережкой в невидимом ухе…

— Какие у тебя необычные застежки на туфельках, — доносится до меня из прихожей голос Ирины.

— Необычные? Не знаю, я привыкла. Они у меня давно уже, — легко отвечает Ясмина.

— И выделка какая тонкая… Где это делали? Ведь не у нас, я права?

— Наверное. Я мало где бывала. Мне брат их привез. Возможно, сказал, откуда. Но я не помню уже.