Май любви - Жанна Бурен

Филипп кончил свой рассказ. Его негодование, казалось, не доходило до Флори, не отрывавшей от пламени камина потерянного взгляда.

— Бедная девушка, — проговорила она после длинной паузы. — Она достойна того, чтобы не порицать ее, а пожалеть. Видите ли, Филипп, я не разделяю вашего осуждения и не негодую — по поводу того, что она желала мне позора. Если она вас действительно безумно любит, сердце ее, как мне кажется, когда я ставлю себя на ее место, должно разорваться от ревности. Кто может упрекнуть ее за озлобленность, за желание дискредитировать меня в ваших глазах? Любовь — вот и причина, и извинение ее отчаянных шагов…

Матильда сидела, не отрывая глаз от своих рук, лежавших у нее на коленях. Она молчала. Если она и испытывала некоторое облегчение от сознания того, что исчезла опасность, которой Артюс угрожал ее дочери, она не меньше понимала и то, насколько Флори подвергалась другим опасностям.

— Ну, что же, дети мои, — проговорила она, стряхнув тяжелые мысли, — этот день был концом кошмара, концом загадки, будем надеяться, что он положил конец и нашим неприятностям.

С улицы донесся шум, в доме зазвучали голоса. Метр Брюнель приехал за супругой.

— Ну, вот и все! — проговорил он, входя. — Так или иначе наша цель достигнута! Только что на моих глазах арестовали мучителя Кларанс! Судьба его отныне решена: его посадят в тюрьму, где он будет сидеть в ожидании виселицы!

— Он был в сознании во время ареста?

— В полном. Он брызгал слюной от ярости!

— Он, наверное, понимал, что рано или поздно ему придется расплачиваться за свои преступления.

— Я в этом не уверен. Подобные нечестивцы не испытывают угрызений совести. Но если теперь с ним, от которого мы наконец навсегда избавились, все ясно, дело оборачивается совсем другой стороной: речь идет об Арно. События последнего времени задели его за живое. После того как увезли его бывшего приятеля, он объявил мне, что, пока караулил этого павшего друга, принял очень важное решение: встретившись воочию с черным лицом Зла, он отныне намерен с ним бороться. Повсюду. Для начала в самом себе. Чтобы духовно переродиться в собственных глазах, он твердо решил встать на путь спасения. Для этого он нашел блестящий выход: он отправится в свите короля в крестовый поход.

Матильда не удивилась. Зная чувствительность, высокую требовательность к себе, которую ее сын скрывал из осторожности под маской непринужденности, она всегда понимала, что он может выбрать либо самое худшее, либо самое лучшее. Слава Богу, выбор его оказался хорошим: он понесет крест! Если она не питала иллюзий в отношении предстоявших ей страданий разлуки, тем не менее она думала, что испытание, принятое на себя одним из них искупит грехи всех остальных. Они нуждались в этом. Арно становился их посланником и заступником перед Христом, освободить могилу которого он отправляется.

— Благодарение Господу! — проговорила она. — Все эти неприятности не прошли впустую!

XII

В густом тумане едва различимы низкие ветви деревьев, нависшие над дорогой, по которой шли люди.

Едва выйдя за пределы Орлеана, паломники оказались в серых объятиях наводящего уныние тумана и сырости. В ноябрьском лесу, среди сбросивших листву деревьев, всегда беспокойно, но повисшая в воздухе изморось, которой, казалось, не было конца, просто угнетала. Над глубокими колеями дороги почти ничего не видно. Можно было только догадываться о том, что по обе стороны ее росли кусты, отдельные ветки которых то и дело мелькали над головами путников. Все остальное, окружавшее их, казалось какой-то бесцветной, нереальной массой.

Верхом на белом муле, на крупе которого позади нее ехала Кларанс, Матильда еще раз проверила, хорошо ли та укутана в свою шубу. Потуже затянула она и свой суконный, подбитый бобром плащ, хорошо сохранявший тепло. Было не слишком холодно, но изморось под деревьями была такой плотной, что пробирал озноб.

Отчасти чтобы рассеять тоску, навевавшуюся ощущением потерянности, далекого расстояния от дома, сознанием того, что путь еще далек, неизвестности, а также чтобы было легче шагать вперед по разбитой дороге, преследуемые неприятным карканьем воронья, люди хором пели старинные религиозные гимны, ритм которых так соответствовал медленному продвижению этих божьих странников.

Четыре дня назад — человек сто — они вышли из Парижа, кто пешком, кто на лошади, на осле или муле, отправившись в далекий путь к могиле святого Мартина, чтобы молить его о чуде, об исполнении желания или же возблагодарить за благодеяние. Над их головами за эти дни уже не раз сияло солнце, шли дожди, их окутывала утренняя дымка и рыжеватые сумерки, мягкое тепло последних дней осени; они встретили и проводили не одну утреннюю и вечернюю зарю.

Матильда присоединилась к ним, так как все они были из ее прихода, а кое-кто из ее знакомых.

Принимая решение отправиться в Тур, которое сразу же одобрил Этьен, она не собиралась брать с собой Кларанс. Сделать это посоветовал ей дядя, отец Клютэн. Он подумал, что смена обстановки, дорога, посещение святого места, наряду с молитвами к святому Мартину об излечении ушедшей в себя в своем несчастье девочки, благотворно подействуют на ее состояние. Теперь Матильда радовалась тому, что они отправились вдвоем.

Дочь была рядом с ней, хотя и по-прежнему молчавшая, но, возможно, более внимательная ко всему происходившему, к дорожным превратностям, просто к другим людям, чем обычно.

Пред отъездом каноник направил племянницу к одному из своих друзей, епископу, от которого она получила охранную грамоту, гарантировавшую ей безопасность, помощь и внимание, правом на которые пользовались все отправлявшиеся в паломничество.

Уладив все эти дела, Матильда привела в порядок все связанное с ее работой и, оставив дом на попечение Тиберж, утром четвертого ноября отправилась в Тур, где должны были отмечать одиннадцатилетнюю годовщину со дня смерти святого Мартина. Предстояло шесть дней пути, но было желательно прибыть на место накануне, чтобы присутствовать на этой церемонии, отдохнув душой и телом.

До этого туманного утра все шло хорошо.

Матильда, уже имевшая опыт паломничества в Шартр и в Мон-Сен-Мишель и много раз сопровождавшая мужа на крупные ярмарки в Брюгге, Лион, Франкфурт и Бокэр, с удовольствием погрузилась в атмосферу приключений и открытий, которую ощущала каждый раз, отправляясь в дорогу. Но на этот раз к этому ощущению прибавлялась надежда.

Паломники, с которыми отправились Матильда и Кларанс, двинулись из столицы по Орлеанской дороге, по старому римскому пути, содержавшемуся в те времена в прекрасном состоянии конгрегациями, не перестававшими о нем заботиться, потому что движение здесь было очень оживленным и этой дорогой круглый год пользовались многочисленные «жакко»[11], направлявшиеся в Сен-Жак-де-Компостель. На изрытом колдобинами, прорезанном колеями грязном шоссе, как стрела рассекавшем поля, нескончаемые огороды, виноградники и леса, всегда было много народу. Двуколки, всадники, пешеходы, стада образовывали невообразимую смесь.