Май любви - Жанна Бурен

— Слава тебе, Господи! — проговорила Матильда. — Вы живы и здоровы!

— Как и четверо остальных, мама, — объявил молодой человек через голову своей жены, тихо плакавшей на его плече. — Ни у кого ни царапины, никакой стычки, никакой борьбы. Мы в целости и сохранности, какими вышли отсюда!

— Возможно ли это? Что вы сделали с Артюсом Черным? Что там произошло, пока мы с Флори в этих четырех стенах боролись со страхом и со своим воображением?

Он осторожно подвел будущую мать к одному из стоявших у камина кресел, помог ей усесться и расположился сам на подушке у ее ног. Матильда уселась напротив.

— Я расскажу вам странную историю! — заговорил он наконец. — Я просто ошеломлен! За такое короткое время произошло так много и таких удивительных событий! Ни одно из наших предположений не сбылось, случилось одновременно и больше, и меньше того, чего мы ожидали!

Он прервался и улыбнулся почти детской улыбкой.

— Я плохой рассказчик, хотя и трувер! — воскликнул он. — Вы, наверное, не понимаете ничего из того, что я говорю! Ну, что ж! Начнем сначала, так будет лучше.

Он взял руки Флори и принялся влюбленно целовать ее пальцы.

— Едва мы отправились в путь, как тут же столкнулись с первым препятствием, — начал он свой рассказ. — Если бы метр Брюнель, который знал сержанта стражи на воротах Сен-Мишель, не убедил его в том, что действует с ведома отца аббата Сен-Жермен-де-Пре, нам было бы не просто выйти из Парижа в такой поздний час. К счастью, объяснение это удовлетворило бравого парня и нас пропустили. Мы постарались как можно быстрее проделать наш путь. Темнело быстрее, чем нам того хотелось бы, но все же мы двигались без фонаря и скоро оказались перед домом Гертруды. Спешившись на некотором расстоянии от него и привязав лошадей к стволам деревьев, мы молча двинулись к забору. Калитка не была заперта изнутри, и мы без труда проникли в сад. Подойдя к фасаду дома, прислушались. Все было тихо. Ни малейшего шума. Внутренние ставни на окнах были закрыты, и заглянуть в окна мы не могли. Мы старались уловить хоть какой-то признак разговора, а сами говорили шепотом, когда ваш отец, дорогая, осторожно тронул дверь. К нашему удивлению, она легко подалась.

Филипп прервался. Он снова видел затухавший огонь на каминной решетке, потолок с толстыми, грубо отесанными балками, керамическую плитку пола перед камином в тусклом свете двух почти выгоревших до конца свечей. Однако света было достаточно для того, чтобы уже с порога различить крупное тело, лежавшее между камином и кроватью. Падая, человек, наверное, пытался удержаться, схватив занавеску у кровати. Она разорвалась, не выдержав его веса, и кусок ткани остался зажатым в его руке.

— Артюс лежал на полу, — снова заговорил рассказчик, — в неподвижности. Под головой, при падении ударившейся об острый угол каминной облицовки, расползалось красное пятно, превращавшееся в кровавый нимб вокруг косматой головы.

— Он был мертв? — спросила Матильда неверным голосом.

— Сначала мы подумали так, но, подойдя ближе, поняли, что он еще дышал.

— Странное начало… все почти так, как несколько месяцев назад, в тот июньский день, когда Арно оставил его там не в лучшем состоянии!

— Мы все так же подумали об этом. Это повторение казалось нам какой-то галлюцинацией, но кое-что было и по-иному: на этот раз не могло быть и речи о том, чтобы раненый исчез, и человек, ранивший его, был не из нас; как это ни парадоксально, это была та, которая в прошлый раз встала между Артюсом и нами! Это не вызывало сомнений. С длинной железной кочергой в руках, рядом со сраженным телом, склонившись над ним словно для того, чтобы лучше удостовериться в том, что противник обезврежен, Гертруда смотрела, не отрываясь и не пытаясь ему помочь, на того, как тот, кто был ее другом, испускал дух у подола ее юбки. Измятая и разодранная в нескольких местах ткань говорила о жестокой борьбе, в которой два бывших сообщника пытались взять верх один над другим. Произошло нечто странное, необъяснимое, повергшее всех нас в неприятное недоумение. Уронив кочергу к своим ногам, безразличная к металлическому звуку, прозвучавшему в этой обстановке почти кощунственно, она протянула руку, указывая на меня пальцем, показавшимся мне более длинным и заостренным, чем он, вероятно, был на самом деле, и расхохоталась, но смех ее был похож на плач!

Флори содрогнулась всем телом. По спине ее пробежал холодок. Филипп благоговейно поцеловал крепко сжатый кулачок, ощутив губами ее нервную дрожь.

— Да, дорогая, сцена эта была настолько же ужасна, насколько и озадачивающа. Как, впрочем, и то, что за ней последовало. Приступ хохота кончился, и Гертруда овладела собой. Насколько это было возможно, она привела в порядок свою одежду, поправила волосы и подошла к нам, по-прежнему стоявшим в нескольких шагах от Артюса. Все еще бледная, она старалась ценой больших усилий сохранять самообладание. Не проявляя теперь никакой агрессивности и не пытаясь отрицать очевидное, она в нескольких словах рассказала нам о том, что только что произошло в ее доме. Артюс, которого она пригласила на дружеское, чисто дружеское свидание — это она подчеркнула несколько раз, — попытался овладеть ею. Со времени весенних событий он в своем убежище не видел женщин…

— Где же было это убежище?

— Об этом она отказалась нам сообщить.

— Почему?

— Не знаю. Разумеется, позднее мы об этом узнаем. Во всяком случае, это должно быть очень изолированное место, поскольку, если верить словам Гертруды, Артюс месяцами находился там без всякого контакта с женщинами, что, принимая во внимание его темперамент сатира, сделало его наполовину бешеным!

— Он вышел сегодня впервые?

— Ну да! Ему не повезло: он отважился наконец вылезти из своей норы, решив, что достаточно поправился, чтобы быть способным защищаться, и тут-то его и заметил Рютбёф. Он надеялся на то, что за это время его преследователи устали его разыскивать, забыли о нем… Эта его ошибка была фатальной! Поэтому-то он и принял не раздумывая приглашение, мотивам которого также не придал значения.

— Чего в действительности она от него хотела?

— Об этом я узнал из последующего. Сначала она ограничилась тем, что рассказала, как развивался их разговор, как потом ей пришлось защищаться от все более и более настойчивых поползновений и в конце концов вступить в борьбу с мужчиной, словно сорвавшимся с цепи после долгого воздержания. Она давно решила, как утверждает, не уступать никому без любви, а здесь сразу поняла, что для нее было бы унизительно оплатить такой ценой прихоть изголодавшегося приятеля. Когда ей удалось вырваться из его рук, она схватила кочергу и ударила его в припадке ярости, удвоившей ее силы, так внезапно, что он не успел уклониться от удара. Он свалился как подкошенный. К несчастью для него, падая, он сильно ударился об угол камина. А потом появились мы.