Народная Библиотека Владимира Высоцкого - Михаил Зуев

1975 Я юркнул с головой под покрывалої

Я юркнул с головой под покрывало, И стал смотреть невероятный сон: Во сне статуя Мухиной сбежала, Причем - чур-чур! - колхозница сначала, Уперся он, она, крича, серчала, Серпом ему - и покорился он. Хвать-похвать, глядь-поглядь Больше некому стоять, Больше некому приезжать, Восхищаться и ослеплять. Слетелись голубочки - гули-гули! Какие к черту гули, хоть кричи! Надули голубочков, обманули, Скользили да плясали люли, люли, И на тебе - в убежище нырнули, Солисты, гастролеры, первачи. Теперь уж им на голову чего-то Не уронить, ничем не увенчать, Ищи-свищи теперь и Дон-Кихота В каких-то Минессота{х} и Дакота{х}. Вот сновиденье в духе Вальтер Скотта. Качать меня, лишать меня, молчать! # 022

1975 Что брюхо-то поджалось-тої

Что брюхо-то поджалось-то, Нутро почти видно? Ты нарисуй, пожалуйста, Что прочим не дано. Пусть вертит нам судья вола Логично, делово: Де, пьянь - она от Дьявола, А трезвь - от Самого. Начнет похмельный тиф трясти Претерпим муки те! Равны же во Антихристе, Мы, братья во Христе... # 023

1975 Песня о погибшем летчике

Дважды Герою Советского Союза Николаю Скоморохову и его погибшему другу Всю войну под завязку я все к дому тянулся, И хотя горячился воевал делово, Ну а он торопился, как-то раз не пригнулся И в войне взад-вперед обернулся за два года - всего ничего. Не слыхать его пульса С сорок третьей весны, Ну а я окунулся В довоенные сны. И гляжу я дурея, И дышу тяжело: Он был лучше, добрее, Добрее, добрее, Ну а мне - повезло. Я за пазухой не жил, не пил с господом чая, Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол, Но мне женщины молча намекали, встречая: Если б ты там навеки остался может, мой бы обратно пришел?! Для меня - не загадка Их печальный вопрос, Мне ведь тоже несладко, Что у них не сбылось. Мне ответ подвернулся: "Извините, что цел! Я случайно вернулся, вернулся, вернулся, Ну а ваш - не сумел". Он кричал напоследок, в самолете сгорая: "Ты живи! Ты дотянешь!" доносилось сквозь гул. Мы летали под богом возле самого рая, Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я - до земли дотянул. Встретил летчика сухо Райский аэродром. Он садился на брюхо, Но не ползал на нем. Он уснул - не проснулся, Он запел - не допел. Так что я вот вернулся, Глядите - вернулся, Ну а он - не успел. Я кругом и навечно виноват перед теми, С кем сегодня встречаться я почел бы за честь, Но хотя мы живыми до конца долетели Жжет нас память и мучает совесть, у кого, у кого она есть. Кто-то скупо и четко Отсчитал нам часы Нашей жизни короткой, Как бетон полосы, И на ней - кто разбился, Кто взлетел навсегда... Ну а я приземлился, А я приземлился, Вот какая беда... # 024

1975 Я еще не в угареї

Я еще не в угаре, не втиснулся в роль. Как узнаешь в ангаре, кто - раб, кто - король, Кто сильней, кто слабей, кто плохой, кто хороший, Кто кого допечет, допытает, дожмет: Летуна самолет или наоборот? На земле притворилась машина - святошей.

Завтра я испытаю судьбу, а пока Я машине ласкаю крутые бока. На земле мы равны, но равны ли в полете? Под рукою, не скрою, ко мне холодок, Я иллюзий не строю я старый ездок: Самолет - необъезженный дьявол во плоти. Знаю, утро мне силы утроит, Ну а конь мой - хорош и сейчас, Вот решает он: стоит - не стоит Из-под палки работать на нас. Ты же мне с чертежей, как с пеленок, знаком, Ты не знал виражей шел и шел прямиком, Плыл под грифом "Секретно" по волнам науки. Генеральный конструктор тебе потакал И отбился от рук ты в КБ, в ОТК, Но сегодня попал к испытателю в руки! Здесь возьмутся покруче, придется теперь Расплатиться, и лучше без лишних потерь: В нашем деле потери не очень приятны. Ты свое отгулял до последней черты, Но и я попетлял на таких вот, как ты, Так что грех нам обоим идти на попятный. Иногда недоверие точит: Вдруг не все мне машина отдаст, Вдруг она засбоит, не захочет Из-под палки работать на нас! # 025

1975 Мы взлетали как уткиї

...Мы взлетали как утки с раскисших полей: Двадцать вылетов в сутки куда веселей! Мы смеялись, с парилкой туман перепутав. И в простор набивались мы до тесноты, Облака надрывались, рвались в лоскуты, Пули шили из них купола парашютов. Возвращались тайком без приборов, впотьмах, И с радистом-стрелком, что повис на ремнях. В фюзеляже пробоины, в плоскости - дырки. И по коже - озноб; и заклинен штурвал, И дрожал он, и дробь по рукам отбивал Как во время опасного номера в цирке. До сих пор это нервы щекочет, Но садились мы, набок кренясь. Нам казалось - машина не хочет И не может работать на нас. Завтра мне и машине в одну петь дуду В аварийном режиме у всех на виду, Ты мне нож напоследок не всаживай в шею! Будет взлет - будет пища: придется вдвоем Нам садиться, дружище, на аэродром Потому что я бросить тебя не посмею. Правда шит я не лыком и чую чутьем В однокрылом двуликом партнере моем Игрока, что пока все намеренья прячет. Но плевать я хотел на обузу примет: У него есть предел у меня его нет, Поглядим, кто из нас запоет - кто заплачет! Если будет полет этот прожит Нас обоих не спишут в запас. Кто сказал, что машина не может И не хочет работать на нас?! # 026

1975 Баллада о детстве (Час зачатья я помню неточної)

Час зачатья я помню неточно, Значит, память моя - однобока, Но зачат я был ночью, порочно И явился на свет не до срока. Я рождался не в муках, не в злобе, Девять месяцев - это не лет! Первый срок отбывал я в утробе, Ничего там хорошего нет. Спасибо вам, святители, Что плюнули, да дунули, Что вдруг мои родители Зачать меня задумали В те времена укромные, Теперь - почти былинные, Когда срока огромные Брели в этапы длинные. Их брали в ночь зачатия, А многих - даже ранее, А вот живет же братия Моя честна компания! Ходу, думушки резвые, ходу! Слова, строченьки милые, слова!.. В первый раз получил я свободу По указу от тридцать восьмого. Знать бы мне, кто так долго мурыжил, Отыгрался бы на подлеце! Но родился, и жил я, и выжил, Дом на Первой Мещанской - в конце. Там за стеной, за стеночкою, За перегородочкой Соседушка с соседушкою Баловались водочкой. Все жили вровень, скромно так, Система коридорная, На тридцать восемь комнаток Всего одна уборная. Здесь на зуб зуб не попадал, Не грела телогреечка, Здесь я доподлинно узнал, Почем она - копеечка. ...Не боялась сирены соседка И привыкла к ней мать понемногу, И плевал я - здоровый трехлетка На воздушную эту тревогу! Да не все то, что сверху, - от бога, И народ "зажигалки" тушил; И, как малая фронту подмога Мой песок и дырявый кувшин. И било солнце в три ручья Сквозь дыры крыш просеяно, На Евдоким Кирилыча И Гисю Моисеевну. Она ему: "Как сыновья?" "Да без вести пропавшие! Эх, Гиська, мы одна семья Вы тоже пострадавшие! Вы тоже - пострадавшие, А значит - обрусевшие: Мои - без вести павшие, Твои - безвинно севшие". ...Я ушел от пеленок и сосок, Поживал - не забыт, не заброшен, И дразнили меня: "Недоносок", Хоть и был я нормально доношен. Маскировку пытался срывать я: Пленных гонят - чего ж мы дрожим?! Возвращались отцы наши, братья По домам - по своим да чужим... У тети Зины кофточка С драконами да змеями, То у Попова Вовчика Отец пришел с трофеями. Трофейная Япония, Трофейная Германия... Пришла страна Лимония, Сплошная Чемодания! Взял у отца на станции Погоны, словно цацки, я, А из эвакуации Толпой валили штатские. Осмотрелись они, оклемались, Похмелились - потом протрезвели. И отплакали те, кто дождались, Недождавшиеся - отревели. Стал метро рыть отец Витькин с Генкой, Мы спросили - зачем? - он в ответ: "Коридоры кончаются стенкой, А тоннели - выводят на свет!" Пророчество папашино Не слушал Витька с корешом Из коридора нашего В тюремный коридор ушел. Да он всегда был спорщиком, Припрут к стене - откажется... Прошел он коридорчиком И кончил "стенкой", кажется. Но у отцов - свои умы, А что до нас касательно На жизнь засматривались мы Уже самостоятельно. Все - от нас до почти годовалых "Толковищу" вели до кровянки, А в подвалах и полуподвалах Ребятишкам хотелось под танки. Не досталось им даже по пуле, В "ремеслухе" - живи не тужи: Ни дерзнуть, ни рискнуть, - но рискнули Из напильников делать ножи. Они воткнутся в легкие, От никотина черные, По рукоятки легкие Трехцветные наборные... Вели дела обменные Сопливые острожники На стройке немцы пленные На хлеб меняли ножики. Сперва играли в "фантики" В "пристенок" с крохоборами, И вот ушли романтики Из подворотен ворами. ...Спекулянтка была номер перший Ни соседей, ни бога не труся, Жизнь закончила миллионершей Пересветова тетя Маруся. У Маруси за стенкой говели, И она там втихую пила... А упала она - возле двери, Некрасиво так, зло умерла. Нажива - как наркотика, Не выдержала этого Богатенькая тетенька Маруся Пересветова. Но было все обыденно: Заглянет кто - расстроится. Особенно обидело Богатство - метростроевца. Он дом сломал, а нам сказал: "У вас носы не вытерты, А я, за что я воевал?!" И разные эпитеты. ...Было время - и были подвалы, Было дело - и цены снижали, И текли куда надо каналы, И в конце куда надо впадали. Дети бывших старшин да майоров До ледовых широт поднялись, Потому что из тех коридоров, Им казалось, сподручнее - вниз. # 027