Конан и сокровища Пифона - Джон Робертс

Лучи солнца уже коснулись верхушек гор, когда Ульфило подозвал переводчика.

— Скажи им, что мы возвращаемся, — приказал он.

Кефи передал его слова воинам, и они повернули в сторону города.

Несколько минут шли не спеша, как будто устав от трудов дня. Спустившись в узкую лощину между холмами, где их не увидят жители ближайшей деревни.

Ульфило крикнул:

— Давай!

В то же мгновение отряд развернулся, и в воздух взлетели короткие копья.

Трое из охраны были уже мертвы. Нескольких ранило, у других тяжелыми древками были повреждены щиты. Капитан охраны что-то прокричал, и воины бросились в атаку.

Конан, уклоняясь от длинного, тяжелого копья одного из воинов, успел все-таки отрубить ему руку. Повсюду слышались громкие удары мечей о щиты и неприятные, мясницкие звуки входящей в тело стали. Конан видел, как упал матрос с пронзенным горлом: он ударил воина саблей в живот и не смог потом освободить свое оружие.

Неожиданность нападения компенсировала неравенство сил, но без щитов в таком близком бою им пришлось несладко. Надо было прыгать и уворачиваться, размахивать мечом не останавливаясь, чтобы только избежать удара. Вульфред своим огромным ванирским клинком разрубил одного от плеча до пояса, аквилонские мечи тоже наносили смертельные удары, но воины сражались яростно и отлично владели своим оружием. — Вдруг раздался крик Малии. Ей было сказано держаться в стороне. Киммериец, рискуя жизнью, бросил взгляд в ее сторону. Он увидел, что женщину окружили волосатые чудовища, а сзади к сражающимся подходят и другие их сородичи.

— Бумбана! — закричал Конан, разрубая одного из воинов пополам. Его товарищи уже перебили почти всю охрану, но теперь на них наступали эти волосатые обезьяны. Киммериец ударил мечом одного, обезглавил другого, но тут он заметил, что трое из них напали на Спрингальда, а Ульфило и ванир, стоя друг к другу спиной, отбиваются от доброй дюжины.

Больше у Конана не было времени наблюдать за остальными. Перед его взором мелькали скалящиеся морды, узловатые плечи и кривые руки, которые держали грозное оружие. Полулюди неповоротливы по сравнению с гибким киммерийцем, но они сильные и мощные. Он понял, что надо спасаться бегством. Но не успел Конан и подумать об этом, как ему на голову опустилась толстая дубинка, и он, уже ничего не видя, кроме вспышек резкого света, упал на траву. Потом дубинка ударила снова, и наступила тьма.

Глава XIV

ПРОГУЛКА ПО ОЗЕРУ

Конан очнулся от сильной боли, голова кружилась. Он с трудом разлепил ресницы, на которых запеклась кровь, чтобы разобраться наконец, где находится. Выяснилось, что он привязан за руки и за ноги к длинному шесту, который несут двое. В темноте Конан различил еще одну подобную ему жертву, но не смог разобрать, кого именно из его товарищей постигла та же участь.

Во всяком случае, его носильщики — люди, хотя, судя по звериному ворчанью и фырканью, бумбана тоже где-то рядом. Поблизости слышалось пение.

— Отпустите меня, вы, свиньи! — раздался голос. — Я пойду сам, или убейте меня! Вы тащите аквилонского аристократа, будто это какая-то туша!

Несмотря на всю сложность положения, Конан не смог сдержать улыбки.

— Заклинаю тебя, друг мой, попридержи язык! — послышался спокойный голос. — Тщетно поносить людей, которые ни слова из твоей речи не понимают, не говоря уже о том, что, если бы и понимали, вряд ли бы послушались твоих распоряжений.

Значит, Спрингальд жив и все так же словоохотлив.

— Да успокойтесь оба, — пренебрежительно сказала Малия. — Мы обречены.

— Ты-то, по крайней мере, идешь своими ногами, — проворчал Ульфило.

— Ты считаешь, для меня это большая радость? — спросила она. — Лучше бы уж прикончили. Не понимаю все-таки, зачем мы им понадобились живые.

— Можно найти этому несколько объяснений, — ответил Спрингальд, — боюсь только, ни одно из них спокойствия тебе не прибавит.

— Тогда не надо никаких объяснений. Мне хватает и тех ужасов, которые рисует мое собственное воображение, чтобы выслушивать еще и твои кошмары.

— В «Поэме добрых советов» говорится: «Только глупец говорит тогда, когда спасение — в молчании», — послышался еще один голос.

— Так, значит, глупец — это ты, ванир? — воскликнул Ульфило в запальчивости.

Вульфред весело рассмеялся:

— Едва ли наше настоящее положение свидетельствует о мудрости.

— Значит, Конан или очень умный, или без сознания, — сказала Малия, — потому что он молчит.

— Может, он умер, — сказал Спрингальд.

— Если бы черногривый умер, — сказал Вульфред, — бумбана бы его забрали, как они забрали всех моих несчастных матросов.

К ним подошел один из воинов и что-то прогавкал.

— Капитан говорит, что вы должны молчать, — перевел Кефи.

— Скажи-ка ему, что в разговоре с господами следует вести себя почтительно, — ответил Ульфило. — Оттого, что нацепил на себя перья, умнее не стал.

— Это не совсем благоразумно, — предупредил его Кефи.

В этот момент послышалось пение, оно становилось громче с каждой секундой. Вот их окружает уже целая толпа дикарей, у многих в руках зажженные факелы. Приплясывая вокруг пленников, они издевались над ними, тыкали факелами прямо в лицо, мимикой и жестами изображали те муки, которые ожидают их совсем скоро.

— Веселая компания, — с отвращением проговорил Вульфред. — Достойны своего правителя.

— Вблизи проклятого озера все живое принимает извращенные формы, — задумчиво заметил Спрингальд.

Процессия миновала городские ворота и следовала по улицам, собирая за собой толпу зевак. Горожане что-то бурно праздновали, веселились и бражничали сильнее, чем накануне вечером. Несчастных пленников били палками, бросали в них камнями и мусором, хотя никто не выступил против них с оружием. Но было и одно исключение. В ярком свете факелов Конан заметил, что конвой Малии — это, скорее, охрана, оберегающая ее от нападок толпы.

Они подошли к площади перед башней, крики становились все громче. В своем неудобном положении Конан мог только рассмотреть, что возвышение заполнено народом. Какофония звуков росла, от шума толпы звенело в ушах. Подвешенных на шестах пленников опустили на землю, палки убрали. Как только мог незаметно Конан разминал кисти рук и стопы. По сигналу правителя барабаны замолчали, толпа затихла. Воины подхватили киммерийца под руки и приподняли, чтобы он сел. Он склонил голову вниз, как будто не совсем еще пришел в себя. На голову обрушился поток воды, который смыл с лица запекшуюся кровь. Конан, все так же имитируя полуобморок, сосредоточил теперь все внимание на возвышении у башни.