Конан и сокровища Пифона - Джон Робертс

— Следовательно, торговцы сюда приходят, — сказал Вульфред, — и ты переводишь их чужую речь. Так, значит, чужестранцев сюда все-таки впускают, почему же ты говорил, что это запрещено?

— Никто не захотел бы жить совершенно изолированно, — пожал плечами Кефи.

— Царю Набо нужны ткани и сталь, а наш народ, как и всякий другой, очень любит и цветные стеклянные бусы, и зеркальца. Иногда надо прикупить рабов, иногда, наоборот, продать. Но чужестранцам запрещается задерживаться здесь надолго, дольше, чем необходимо для проведения их дел.

— А нас как примут? — спросил Ульфило.

— Это решает мой повелитель. В нашей земле только один закон — воля царя Набо. Сегодня он ваш добрый хозяин. Если вы ему понравитесь, он отошлет вас с подарками, если нет… — он опять пожал плечами, — он вас, наверное, всех убьет.

Глава XIII

ПОВЕЛИТЕЛЬ ПРОКЛЯТОГО ОЗЕРА

Путники отдыхали, удалось даже немного поспать, до самого вечера. Их разбудил барабанный бой, который послышался снизу. Появились служанки с кувшинами воды, они принесли с собой одеяния, изготовленные явно из купленной у торговцев ткани, Все, за исключением Конана, с удовольствием сбросили свои драные лохмотья, повязав, однако, поверх красивого платья свои мечи.

— Пока что с нами обращаются вполне гостеприимно, — с надеждой в голосе проговорил Спрингальд.

— Все может измениться в любую минуту, — сказал Ульфило. — Царская милость всегда неустойчива, а у дикарей, я думаю, и вообще ни на что полагаться нельзя.

— Женщины у них очень хорошенькие, — сказал матрос с изуродованным шрамом лицом. — Вот только каким окажется сам царь, как думаете?

— На женщин и смотреть не смей, — строго сказал Ульфило. — Мы пока слишком мало знаем. Это может быть воспринято как смертельное оскорбление.

Подождите, может быть, он сам подаст знак.

— Не так-то просто сохранять спокойствие, — ответил матрос. — Сколько времени мы уже без женщин.

— Да, да, — подтвердили остальные.

— Если в его присутствии чихают, — заметил Конан, мрачно усмехаясь, — этот царь рубит головы. А какой части тела он вас лишит, если будете баловаться с его женщинами, как думаете? — Матросы больше не усмехались.

Заходящее солнце уже окрасило воды озера зловещими цветными бликами, когда в дверях появился Кефи.

— Царь устраивает пир в вашу честь, — объявил он. — Будьте добры, следуйте за мной.

Ульфило повернулся к Спрингальду.

— Принеси-ка мешок с подарками, — приказал он. — У нас кое-что еще осталось, царю может пригодиться. — Он обратился к остальным: — Я хочу, чтобы каждый из вас вел себя наилучшим образом. Мы добрались в такую даль с огромными трудами и потерями не для того, чтобы сложить здесь головы или же уйти ни с чем.

— Ты абсолютно прав, — страстно заверил его Вульфред.

— Надеюсь, рыбы в сегодняшнем меню не предвидится, — сказала Малия.

— Ешь что дадут и улыбайся, — посоветовал Конан. — Есть вещи и похуже, чем неприглядная рыба.

Они спустились в нижние покои удивительной башни и устроились на подушках из шкур зебры. Слуги размахивали опахалами, музыканты били в барабаны и играли на флейтах, танцоры выделывали самые немыслимые па. Раскачиваясь на ходулях, сражались наполненными воздухом пузырями люди в демонических масках, а полунагие женщины быстро двигались по кругу, подчиняясь сложным ритмам. Дети прихлопывали в ладоши, и на разные голоса звучали их жутковатые, хотя и мелодичные напевы.

Танцоры кружились все быстрее, пение достигло некоего экстатического апогея, когда из своих покоев в сопровождении свиты появился царь. За ним вышла и безобразная Агла.

— Кто такая эта мерзкая старая обезьяна? — спросил Вульфред у Кефи.

— Поосторожнее, — предупредил его переводчик, — она читает в самом человеческом сердце, даже если и не знает его языка. Она тоже королевской крови и царю приходится, наверное, прапрабабушкой. Говорят, что ей уже больше двухсот лет, и жизнь себе она продлевает какими-то немыслимыми ритуалами. Она занимается тем, что вынюхивает заговоры против повелителя, и кто попадает у нее под подозрение — погибает мучительной смертью.

— Значит, здесь каждому грозит такая опасность, — заметил Конан, — потому что вряд ли у кого-то возникнут при взгляде на нее приятные мысли.

Царь уже занял свое место, рядом пристроилась Агла, и гостям предложили по большой кружке пенящегося пива. Вульфред попробовал и одобрительно причмокнул губами.

— Не северный эль, конечно, — объявил он, — но пить можно. Может, они не такие дикари, как мы подумали.

Перед гостями появились фрукты, мясные блюда, плоские лепешки. Люди с жадностью набросились на еду. Ко всеобщему облегчению, рыбы не подавали. Ульфило торжественно преподнес царю Набо свои дары: красивое ожерелье из серебряных пластин, разукрашенное цветными эмалями, и кинжал с резной хрустальной рукоятью. Царю дары пришлись по душе, но Агла лишь злобно ухмыльнулась своей беззубой улыбкой, сощурив блестящие черные глазки.

— При взгляде на это чучело и аппетит пропадает, — ворчал Вульфред.

— Однако ты все-таки воздаешь этим кушаньям должное, — заметила Малия.

Ванир оторвал целую газелью ногу:

— Разве я могу обидеть доброго хозяина? К тому же когда еще придется так сытно поесть? Пока есть возможность, надо запасаться. — И, подтверждая свои слова делом, он впился зубами в нежное мясо.

Пир продолжался в течение всего долгого, душного вечера, люди уже не могли пошевелиться от тяжести съеденного и выпитого. Конан ел с аппетитом, но ячменным пивом и пальмовым вином не злоупотреблял. Компания сомнительная, да и положение пока неясное. Ульфило и Спрингальд, как он заметил, тоже соблюдали должную осторожность, Вульфред в отличие от остальных не чувствовал угрызений совести, но все осушенные кружки пива почти не оказали на него воздействия.

Когда над холмами на востоке взошла луна, царь Набо поднялся и хлопнул в ладоши. Барабаны смолкли, и рабы стали быстро убирать остатки ужина. В толпе гостей послышался какой-то шум, и вперед вышли двое стражников, они тащили молодую женщину, шея которой была закована медным кольцом. Она совсем не походила на жителей долины. Черты лица более грубые, и нет декоративных шрамов. Она явно чем-то смертельно напугана. Царь что-то ей сказал, и все засмеялись. Никто не проявил к ней ни капли жалости или сочувствия.

— А эта чем провинилась? — спросил Ульфило. — Кажется, не чихала.

— Она ничем не провинилась, — ответил Кефи, — просто она рабыня. Пришел ее черед, и сегодня женщину подарят речным божествам.