Социальная философия - Олег Романов

В марксистской мысли немало сделано для того, чтобы пересмотреть идеалистические построения и наполнить картину истории социально-экономическим содержанием. В результате этих исследований были охарактеризованы несущие структуры самых разных форм человеческого общежития. Изучение закономерностей производства и распределения во многом обогатило понимание истории и глубинных причин ее движения.

Наряду с достоинствами формационный подход имеет и свои слабые стороны. Наиболее слабой стороной является европоцентрический характер предложенной К. Марксом модели истории. Известно, что материалистическое понимание истории было разработано им на материале Англии и затем перенесено на европейскую историю, где в целом подтвердилось. Попытки осмысления неевропейской истории в терминах и на основе формационного подхода столкнулись с серьезными трудностями. Оказалось, что исторический процесс в России и на Востоке не может быть вмещен в схему пяти формаций и имеет иные закономерности. Это почувствовал уже сам К. Маркс, выдвинувший проблему азиатского способа производства, но так и не решивший ее. Серьезной ошибкой К. Маркса было то, что он воспринял европейскую историю как типичную и универсальную, тогда как в современной исторической науке, культурологии и социальной философии показано, что развитие Европы наиболее специфично и уникально.

Еще одной слабой стороной формационного подхода является рассмотрение материального производства в качестве единственной детерминанты общественного развития. Согласно известной схеме «базис – надстройка» политические и идеологические процессы априорно рассматриваются как несамостоятельные элементы второго порядка, лишь «отражающие» структуру и изменения базиса. Это опасное положение. Если за духовной жизнью систематически не признавать самостоятельности и абсолютной ценности, то высокие мотивы и идеалы в культуре угасают, уступая место более прагматичным и приземленным мотивациям. Да и вообще, связь между материальным производством и духовной жизнью очень сложна, в ней определяющее и определяемое постоянно меняются местами. Достаточно вспомнить знаменитую работу М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», в которой он показал решающее значение религиозных установок протестантизма в формировании продуктивного капитализма в Европе.

Формационный анализ сводит государство к роли инструмента политического господства эксплуататорского класса, что далеко не исчерпывает его сути.

Совокупность неформационных функций государства (олицетворение народности, правосудия и справедливости, хранитель целостности общества, арбитр в споре между общими и частными интересами и т. д.) превращает его в огромной силы социально-творческий фактор, который в рамках формационного подхода не может быть адекватно осмыслен.

В целом формационная теория предписывает истории однолинейный и в значительной мере телеологический характер, строгую последовательность стадий развития, определенную заданность, смысл и финал этого развития – коммунизм как идеальное состояние общественной жизни. В этом отношении теория формаций является наследницей традиционно присущей христианской мысли хилиастической[146] эсхатологии[147].

Опираясь на эту критику, в начале 1990-х гг. некоторые исследователи поспешили списать марксизм в «архив истории». Считалось, что осмысленное прощание с Марксом станет залогом преодоления тоталитаризма и перехода постсоветских обществ к цивилизованному демократическому состоянию. Но реальность оказалась значительно более сложной и драматичной. Вместо единого европейского дома, общечеловеческой цивилизации и иных соблазнительных проектов стала вырисовываться куда более жесткая реальность. Здесь самое время вспомнить К. Маркса: «Накопление богатств на одном полюсе есть в то же самое время накопление нищеты, муки труда, рабства, невежества, огрубления и моральной деградации на противоположном полюсе»[148]. Все более и более отчетливо вырисовывается классово-антагонистическая сущность современного миропорядка. Только в отличие от классов К. Маркса, которые боролись друг с другом в национальных границах (французский буржуа – французский рабочий, немецкий буржуа – немецкий рабочий и т. д.), современное классовое деление происходит в глобальных масштабах. Страны золотого миллиарда в рамках классового подхода могут быть осмыслены как мировой буржуа, эксплуатирующий мирового пролетария, т. е. страны третьего и четвертого миров, куда активно загоняется все постсоветское пространство. В рамках же национальных государств классовый водораздел проходит между элитами, ориентирующимися на глобалистские структуры и институты, и народами, сохраняющими национальную привязку к культуре, языку, почве, традиционному укладу. Ведущаяся в мире война за обладание природными и иными ресурсами, важнейшими вехами которой стали Югославия, Афганистан, Ирак, является гражданской войной богатых против бедных, власть имущих против бесправных. Никакая религиозная и цивилизационная видимость не должна нас ввести в заблуждение по поводу подлинной сущности этой войны – социально-классовой по преимуществу. И до тех пор, пока не будут преодолены опаснейшие тенденции мировой социальной поляризации, классовый подход К. Маркса будет сохранять свою актуальность.

Сегодня полностью созрели предпосылки замены нынешней паразитарной цивилизации, основанной более на спекулятивном перераспределении благ, нежели на их производстве. Человечество стоит у «поворотного пункта», за которым просматриваются черты нового будущего. Многие исследователи предлагают свои варианты желаемого будущего: «православная цивилизация» (А. Панарин), «духовно-экологическая цивилизация» и т. д. Но здесь важно подчеркнуть, что это будущее мыслится не в парадигме плюрализма и конфликта цивилизаций, а в формационной парадигме, предлагающей человечеству новый исторический проект.

Глава 20

Концепции технологического детерминизма. Перспективы и противоречия развития информационного общества

Одной из наиболее модных и перспективных концепций современного обществоведения является концепция постиндустриального, или информационного, общества. Возникнув в работах Даниела Белла (1919–2011) («Грядущее постиндустриальное общество») и Олеина Тоффлера (р. 1928) («Столкновение с будущим», «Третья волна»), концепция постиндустриализма получила широкое распространение в западной социологии. Характерно, что процессы, ставшие источником данной концепции, были глубоко осмыслены и в советской общественной мысли в рамках теории научно-технической революции, изложение которой можно найти в любом учебнике исторического материализма.

Возникновение теории постиндустриального общества было бы немыслимо без трудов К. Маркса, Сен-Симона, А. Смита. Но подлинная ценность данной теории заключается не в самом по себе развитии теоретических усилий мыслителей прошлого. Наиболее проницательные исследователи в 1950—1960-х гг. обратили внимание на тенденцию: американский капитализм указанного периода все больше отличается от индустриального капитализма. Позднее эти тенденции охватили и другие индустриально развитые страны. Первоначально новое общество рассматривалось как воплощение линейного прогресса, экономического роста, дальнейшей технизации труда, вследствие чего сокращается необходимое рабочее время и увеличивается, соответственно, свободное, растет благополучие и т. д. В дальнейшем эти идеи были углублены, а в ряде случаев и переосмыслены.

Возникшее постиндустриальное, информационное, общество по многим параметрам существенно отличается от предшествующего индустриального общества. Если обобщить все критерии различий, предложенные разными авторами, можно выделить два основных: расширение сектора услуг по отношению к производящему хозяйству; центральную роль теоретического знания и информации в структуре общественного производства.

Расширение сектора услуг по отношению к производящему хозяйству означает, что произошел коренной сдвиг первичного сектора экономики (добывающая промышленность и сельское хозяйство), вторичного (обрабатывающие отрасли и строительство) и третичного (услуги). Последний занял ведущие позиции. Д. Белл отмечает, что опережающий рост сектора услуг – доминирующая тенденция эволюции общества.

Теоретическое знание и информация в структуре общественного производства предстает в двух формах: 1) в форме овеществленного в орудиях и средствах производства, а также в технологическом процессе, становящемся все более наукоемким; 2) в форме живого знания, носителем которого являются сами люди, производители, т. е. их навыки, опыт, профессиональные умения. Отсюда можно утверждать, что в постиндустриальном обществе произошел сдвиг эпохального значения: между наукой и производством установились совершенно новые отношения, они фактически поменялись местами. Раньше развитие науки определялось требованиями практики. Теперь же наука во все большей степени определяет производство, уже немыслимое без фундаментальной науки, которая превращается в непосредственную производительную силу. Основой современного социума является интеллектуальная технология, его главными ресурсами – знания и информация. Показательно, что, начиная с 1991 г., когда в США на приобретение промышленного оборудования было израсходовано меньше, чем на закупку информационной техники (107 млрд и 112 млрд соответственно), этот разрыв только увеличивался. На смену трудовой теории стоимости К. Маркса приходит информационная теория стоимости (Е. Масуда). В производстве товаров и услуг резко умаляется доля физического труда и увеличивается роль интеллектуального труда, знаний, информации. Главным становится не физический износ и амортизация промышленного оборудования, а его износ моральный.