Капрал Серов: год 1757 - Иван Юрьевич Ланков

– Запомните главное. Если к рассвету мортиры будут стоять там, где им указал генерал, да еще и бомбардировочные суда без помех подойдут на расстояние выстрела, то они сразу смогут подавить угловой бастион. Тот, который в море смотрит. А это считай уже половина победы. Тогда морячки смогут без всякой опаски подогнать свои прамы практически впритык – и все, хана крепости. Вот в чем смысл нашего сегодняшнего дела. Все поняли?

– Поняли! Так точно! Ясно, ваше благородие! – все так же вразнобой ответили мы.

Нелидов ободряюще улыбнулся и хлопнул в ладоши:

– Так, и вот еще что. Ночью всякое может быть. Люди могут заблудиться, потерять строй, да мало ли? Иванов, Годарев, Серов! Я помню, в том ночном деле в Мариенбурге вы хорошо себя показали. Не растерялись, командовали в темноте уверенно. Думаю, сегодня ночью сможете не хуже. Если увидите ошалевших или потерявшихся солдат – смело берите их под свою руку. Помните: если в дневной баталии викторию приносит острый ум генерала, то в ночной стычке – решительность капрала. Так что вам и карты в руки.

Все, инструктаж закончен. Сводная команда гренадерских рот корпуса построена, главный поп корпуса уже разжигает кадило перед строем, рядом с ним суетятся служки. Помолимся – и начнем. С Богом!

Глава 17

Крепость Мемель выглядела совсем не так, как мне представлялось. После Пскова, Изборска и Печор я ожидал чего-то солидного. Ну там – чтобы мощные стены, каменные башни… Здесь же – нечто совсем другое.

Огромные земляные валы, высотой метров эдак в десять, насыпанные в форме звездочки, с далеко выдающимися земляными бастионами по углам. В центре этих земляных сооружений под светом луны виднелись одна круглая каменная башня высотой примерно с пятиэтажный дом и несколько пристроек к ней. И все.

Негусто. И вот это – крепость? Что же в ней такого страшного? Просто земляная насыпь, на которой зеленеет трава. Ну да, высокая, есть такое. Ну еще вместо крепостного рва с нашей, северной стороны – река, а с восточной – широкий канал.

Так себе крепость, как по мне. Туристам даже сфотографироваться негде.

– Серьезно тут у них все! – присвистнул стоящий рядом Ефим.

Я с удивлением покосился на него, но в темноте не разглядел лица.

– Что серьезного-то? Обычный земляной вал.

– Вот именно что земляной. Был бы камень – разбили бы из гаубиц и вся недолга. А землю ядрами ковырять – пустое дело. Да и пушек у них – ты погляди сколько!

А сколько? Полная, только-только пошедшая на убыль луна иногда выглядывала из-за быстро летящих по небу рваных облаков и ярко освещала реку, что широкой полосой отделяла нас от крепости. Ну и где там пушки? Вон, вроде кто-то поверху ходит… или показалось?

– Ты куда смотришь, Жора? Вот же они! На вон том бастионе, который справа… видишь? Который на гаф смотрит? Там восемь штук стоит. И до мостка по раскату еще десяток. И это только то, что отсюда видно. А что там дальше?

Да где он их видит, пушки эти? Вот же черт глазастый!

Луна скрылась за очередной набежавшей тучкой, ночь снова превратилась в набор темных силуэтов.

Я прихлопнул севшего на щеку комара.

– Не вижу, Ефим. Глаза дымом разъело, до сих пор слезятся. – Так себе оправдание, конечно. Но завтра посветлу надо обязательно будет внимательнее оглядеться и понять, как он вообще тут что-либо увидел. Чтобы в следующий раз хотя бы знать, куда смотреть.

На берегу Данги пели сверчки, воздух над нами гудел от полчищ комаров, а ночь за спиной скрипела сотнями колес и скрежетала тысячами лопат.

– Пойдем-ка, братцы, чуть назад отойдем. Там дым по земле стелется, комары не так лютуют. Заноза, Бука, останьтесь, продолжайте наблюдение. Скоро вас сменят.

Ночь для нас проходила спокойно. Сводная команда гренадерских рот заняла берег реки от Мемельского пролива до редута, который защищал разобранный пруссаками мост через Дангу. Наш участок был справа от моста, почти что у самого Куриш-гафа.

Гаф – это особенности здешней географии. Нечто вроде большого озера или лимана, который отделен от моря узкой песчаной косой. Здешние жители для такой косы даже специальное слово придумали – нерунг. Скучно им живется, наверное, вот и придумывают всякие заковыристые термины. Ну и ладно. Все так называют – и я буду, мне не жалко.

Выход в море из этого озера-гафа и есть Мемельский пролив. Сама же крепость стояла как раз там, где река Данга впадает в пролив.

Позади нас огромное количество рабочих команд, более тысячи человек, усердно копали землю. Слева догорали домишки и сараи предместий, дым от пожаров ветер неспешно сносил в море.

Противник в крепости тоже не спал. Иногда на валу мелькали отблески факелов, что-то скрежетало, слышался глухой стук по дереву и приглушенные расстоянием окрики.

Да, они знают, что мы здесь шастаем. Трудно не знать – такой шум стоит! Опять же, перед самым закатом у предмостных укреплений была небольшая перестрелка, когда наши отгоняли прусский заслон, да еще с центрального бастиона пруссаки разок жахнули бомбой по гренадерской роте Муромского полка. Но как только стемнело – стрельба прекратилась. К чему вышвыривать в темноту драгоценные заряды?

Все-таки хорошо быть первой ротой. Обычные солдаты работают – и по ту сторону реки, и по эту, – а мы лишь прохаживаемся с суровым видом да сверкаем штыками в лунном свете.

А еще я оценил, как удобно, когда на треуголку по краю нашита белая лента. В темноте наши красные мундиры особо не заметишь, а вот белую окантовку на шляпе очень даже видно. Так что зря я переживал, не потерялись мои ребята в ночи.

Только если ближе к берегу подойти – комары достают. А чуть подальше назад отойдешь – там дым от пожара по земле стелется, медленно уползая в сторону моря. Да едкий такой дым, вонючий. Не обычный дым мирного костра, а злой след городского пожара, с примесями смолы, гнилого дерева и прелой тряпки.

Комары, кстати говоря, здорово мне помогли сегодня. После той общей молитвы перед выступлением я был в каком-то странном состоянии. А потом ведь еще и напутственная речь молодого генерала Салтыкова была. Серьезная такая речь, проникновенная, с пафосом и громкими словами. Аж до печенок пробрало. Вот она, война! Настоящая! Сейчас мы пойдем туда, где все всерьез, взаправду, и будем, значит, делать это самое. Ну, когда «не посрамим отечество» и тому подобное. Воображение уже рисовало мне