Клинки сверкают ярко - Илья Новак

Я остановился и закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти расположение комнат и коридоров бывшего поместья баронов Дэви. То, что мне нужно, находилось под крышей, и я полез, тихо бряцая саблями.

Снаружи сюда не доносилось ни звука — я надеялся, что и меня никто не услышит. Пока я карабкался, было тихо, но, когда достиг приютившейся под потолком узкой бойницы, мне показалось, что снаружи, из сада, доносятся приглушенные звуки. Я замер, прислушиваясь. Тихие голоса… нет, больше ничего не слышно. Протиснувшись в бойницу, я очутился на узком выступе, который тянулся под потолком по периметру зала. Внизу угадывались очертания лестницы, стен и огромного цветастого ковра, устилающего далекий мраморный пол. На этом ковре в детстве мне строго-настрого запрещалось играть, потому что стоил он чуть ли не дороже всего дома — баснословное изделие умельцев из Пондиниконисини.

Моей целью было отверстие в противоположной стене. Я полз по выступу крайне осторожно, потому что шириной он был всего в локоть и не имел бордюра. Снизу донеслись тихие шаги, хлопнула дверь. Когда я достиг угла и кое-как преодолел это препятствие, полоса света протянулась из-под лестницы по ковру. Она тускло озарила изгибы пышных узоров, цветы и лиственный орнамент. Я пополз чуть быстрее, стараясь не звякать оружием. В полосе мелькнула тень.

— Сюда, мой господин, — прозвучал голос. Я был уже у противоположной стены. Невидимое снизу отверстие находилось над широкой и высокой дверью.

Световое пятно запрыгало внизу — кто-то поднимался по лестнице. Снаружи донеслось ржание лошадей.

Я протиснулся в отверстие и очутился в коротком лазе. Его конец перекрывала решетка в раме на петлях. Замка там не поставили, но открывать я ее пока не стал — просто приник к решетке и глянул вниз из-под потолка спальни моих родителей.

Кровать под балдахином была таких впечатляющих размеров, что там мог, наверное, заняться любовью весь кадиллицкий анклав гномов. Помню я эту кровать с детства — под ней я любил прятаться от слуг, когда они вечером начинали искать меня, чтобы отправить спать. В свое время именно мать организовала покупку и доставку этого ложа в спальню на втором этаже поместья. Затаскивали его девять грузчиков-гоблинов. Теперь, когда образ матери изрядно стерся, но еще не до конца исчез из моей памяти, я, окидывая его, так сказать, взглядом со стороны, понимал, что мать была наделена большой привлекательностью… и, кажется, большой любвеобильностью.

Хотя кровать Протектора в Большом Доме была еще больше…

Шатер балдахина сейчас скрывал от меня ложе, но массивное бюро из темно-синего, с черными прожилками камня было видно как на ладони.

Как и гоблин-бородавочник, восседающий за ним с пером в одной руке и стаканом в другой.

Бородавочник! Я моргнул и уставился на него, затаив дыхание.

Очень редкий тип. Я за всю жизнь видел только двоих.

Гоблин был огромен и шкуру имел толстенную. Эта шкура сама по себе заменяла броню — ее пробивали лишь арбалетные болты — и имела густо-лиловый окрас (цвет других гоблинов менялся от нежно-салатового в детстве до бледно-зеленого на склоне лет). Кроме того, шкуру покрывали шишки-наросты, смахивающие на очень большие бородавки. Насколько я понимаю, именно они и заменяли бородавочнику броню, успешно отбивая стрелы. Была у них одна удивительная особенность, делавшая гоблинов этого вида особо опасными противниками в драке, — а драться они умели. Бородавочники чаще всего служили наемниками, причем не безмозглыми мордоворотами и телохранителями, а начальниками крупных военных соединений или руководителями охраны.

Справиться с таким противником было выше моих сил. В поединке он бы просто раздавил меня или рассек напополам одним ударом. Гоблина из племени лиловых бородавочников не смог бы победить в бою никто, кроме очень сильного колдуна. Только потому, что их было очень мало, они до сих пор не подчинили себе весь континент.

Затаив дыхание, я разглядывал его.

Бородавочник склонился над листом пергамента и что-то писал, макая перо в глиняную чернильницу. Рядом горела высокая свеча, стоящая на столе в застывшей лужице воска.

Нет, он вел себя не как гость. Он был новым хозяином поместья баронов Дэви.

Что это могло означать? Только одно: этот гоблин был начальником охраны Большого Дома и самого Протектора.

В своей жизни я видел не двух лиловых бородавочников, а лишь одного.

Это был тот же самый, только он стал старше.

Кол.

топ… топ… топ…

Тяжело и торжественно он шел по поверхности моего мозга.

топ… Топ… ТОП…

Призрак, который не раз посещал меня ночами в пещерах Старых гор, вырисовывался из темноты.

Я медленно выдохнул воздух. Энергия мести вскипала во мне, разгоняя по жилам кровь, принуждая немедленно откинуть щеколду решетки, распахнуть ее, прыгнуть вниз, на ходу выхватывая сабли, и с двух сторон обрушить клинки на бугристую, очень мощную шею…

Я видел его раньше. Я видел кол и…

Я опомнился, только когда ладонь уже опустилась на решетку. Отодвинувшись, я глубоко дышал, пытаясь успокоиться. Кровь стучала в висках, руки дрожали, пространство лаза стало вдруг очень тесным, оно словно выталкивало меня наружу, вниз. Я зажмурил глаза.

Не так. Он слишком силен. Это же лиловый бородавочник, он может справиться и с десятком людей. Возможно, даже сдвоенный удар сабель не пробьет его шкуру.

Кол.

В любом случае, шишки вмиг сделают меня беспомощным.

Это враг — но есть и другой.

Кол и…

Он стоит на пути, но есть и обходной путь.

Убей его, но не сам.

Кол, и на колу…

Нет, сделай это чужими руками!

Это был выход. Мгновенно я переключился на решение новой задачи — и жажда мести, желание действовать немедленно, напролом, иссякли. Энергия вновь ушла куда-то вглубь, по-прежнему направляя мои действия к одной цели, но не окутывая больше рассудок густо-красной пеленой ненависти. Призрак, некогда превращавший в кошмары мои сны, отступил на задворки сознания, забрав с собой кол, и затаился там смутной тенью.

Вот почему, вернувшись в Кадиллицы, я не давал себе ни минуты роздыха. Призрак и кол донимали меня. Мои воспоминания всколыхнулись, когда я увидел дома и улицы города, и теперь каждое мгновение безделья было чревато нападением Призрака.

Скрипнула дверь, бородавочник обернулся, и в спальню вошел Самурай.

— Хорошо живется Дабу в доме того, кого он когда-то убил? — прошипел эльф. — Благородная архитектура, о, сколь любим Самураем этот стиль…

Как и тогда, в «Диком Мерине», услышав этот голос, я вздрогнул. Я слышал его раньше, еще до той ночи в Большом Доме, когда меня и обожженного Сэмку Маркелыча спас Лоскутер на альфине. Горячечный шепот Самурая звучал пронзительно, помимо воли создавалось впечатление, что эльф постоянно сдерживает желание выхватить свой меч-бумеранг и вспороть им горло собеседника.