Человек-эхо - Сэм Холланд

из-за которой он не способен добиться эрекции, не прибегая к подобным формам насилия.

Шентон высоко поднимает голову. В блокнот больше не заглядывает. Лицо его серьезно.

— Это человек, который хочет, чтобы его жертвы страдали, — говорит он. — Он получает наслаждение и сексуальное удовлетворение, причиняя им боль, ощущая власть, которой обладает над их жизнью и в конечном счете их смертью. Он слушает их крики и балдеет от их боли.

Шентон делает паузу. В зале полнейшая тишина; теперь он безраздельно завладел вниманием каждого из присутствующих детективов.

— Это сексуальный садист, и очень опасный. Каждое новое убийство лишь подстегивает его аппетит, вызывает желание причинять еще более сильную боль — примерно как у наркомана, которому с каждым разом требуется все более сильная доза наркотика, чтобы достичь желаемого удовольствия. Он действует все более изощренно, все больше зацикливается на самом себе и собственных ощущениях. У меня нет никаких сомнений, что он продолжит убивать. И не остановится, пока мы его не поймаем.

Докладчик умолкает. На всех словно повеяло ледяным холодом. Собравшимся детективам и без того хорошо известно, насколько жесток и безжалостен человек, которого они пытаются поймать, но детектив-констебль Тоби Шентон, этот мальчишка, которого мало кто до сих пор воспринимал всерьез, заставил окончательно это осознать, озвучил правильными словами, ткнув пальцем в их полную безрезультативность. Невысказанный намек, содержащийся в его заключительных словах, совершенно прозрачен: если они не поймают этого типа, следующие убийства будут на их совести.

— Так кого же он убьет следующим? И кого будет копировать?

Шентон делает глубокий вдох.

— Не могу сказать, — отвечает он, и Гриффин слышит смятение в зале. — Но его, так сказать, подпись интересна сама по себе.

— Подпись? — переспрашивает Кара.

Тоби поворачивается к ней.

— Я сейчас имею в виду не МО, не «модус операнди» — то есть то, каким именно образом наш преступник убивает. Каким методом и каким конкретно орудием. Это может быть нож, веревка, ствол… И, как мы уже видели, с технической стороны этот преступный почерк постоянно меняется. Но подпись… — Он улыбается. — Это самая интересная часть. Это то, каким образом и за счет чего преступник получает кайф от содеянного, что напрямую зависит от ответа на вопрос «почему». И это никогда не меняется.

— Так что это у Пересмешника?

— Он копирует других преступников. Что он с этого получает? — Шентон обводит глазами зал, смотрит на лица перед собой, ожидая хоть какого-то ответа. Все молчат. — Он сексуальный садист — и мог бы получать куда большее удовольствие, если б не был связан требованием обязательно копировать кого-то. Так почему же он все-таки это делает? — опять спрашивает он.

— Потому что сам не способен что-нибудь придумать, — предполагает какой-то детектив из задних рядов.

Шентон мотает головой.

— Но мы ведь знаем, что он умен. И в самобытности ему тоже не откажешь. — По-прежнему тишина. — Я уверен, что он просто прячется за всем этим. Ему нравится делать вид, будто он — кто-то другой. Но не только. Да, его привлекает слава убийц из прошлого, но еще ему доставляет удовольствие соревноваться с ними, превосходить их достижения. Чувствовать себя победителем. И, как я уже говорил, по-моему, это вопрос власти. Он возвращает себе какую-то часть контроля над окружающим, которую потерял в прошлом — не исключено, что по причине сексуального насилия над ним в детстве, — распространяя свое властное влияние на своих жертв. Это опьяняет его.

— Так как же нам его поймать?

Вопрос вызывает волну согласных выкриков. Гриффин чувствует, как зал наполняется энергией.

— Гм. — Шентон умолкает. Его недавняя уверенность в себе несколько увяла перед лицом множества нацеленных на него глаз. Гриффин знает, что это самая трудная часть — Тоби сейчас нужно принять какое-то решение.

— Он убивает уже давно — как минимум пару лет. — Шентон смотрит в пол, размышляя вслух. — И убийства становятся все более и более частыми. Он наращивает темп. Его несет. Там, где раньше он был терпелив, кропотливо складывая свой пазл кусочек за кусочком…

— Пазл? — перебивает Гриффин.

— Да, думаю, что такое сравнение вполне уместно. Взять хотя бы постановку убийств «под Дамера» — чтобы все подготовить, наверняка понадобилась уйма времени. Это же столько мертвых тел, столько убийств! Ну а Майкл Шарп, неизвестно сколько хранившийся в морозилке? Он, должно быть, убил его задолго до того, как занял его квартиру. Но все же не расчленил, как поступил с остальными. У него явно был план. А для этого требуется бездна терпения. — Шентон оглядывает зал, выжидающие лица. — Но теперь он ускорился. Больше убийств, меньше промежутков между ними. Должно быть, что-то произошло: некое событие в его нынешней жизни или важная дата, привязанная к его прошлому. И мне кажется, что, убив Либби, он потребовал внимания к себе. Он хочет быть замеченным.

— А ты не думаешь, что он хочет быть пойманным? — спрашивает Кара.

— Нет. По крайней мере, не сейчас. — Шентон смотрит на нее. — Он оставляет после себя только те улики, которые хочет, чтобы мы нашли. Вроде крови Майкла Шарпа в салоне «Форда Гэлакси». Или пивного стакана у него в квартире с отпечатками и ДНК Либби. По-моему, ему нравится неразбериха, которую он устраивает. Он нарциссист — любуется собой, ощущая свое превосходство, избранность. Он наслаждается собственной властью над нами, наблюдая, как мы без толку гоняемся за ним.

Шентон краснеет, осознав, что походя раскритиковал руководство расследованием. Но Кара не обращает на это внимания.

— Так что ты нам предлагаешь?

— Думаю, что нам стоит организовать поминальную службу по Либби, — говорит он.

— Так-так, продолжай…

— Где-нибудь при широком стечении публики. Максимально торжественно и широкомасштабно. Идеально подошли бы ее похороны, но тело не отдадут еще несколько недель, так что давайте устроим просто поминальную церемонию.

— И какой в этом смысл? — спрашивает Гриффин. — Предлагаешь использовать ее смерть в наших собственных целях? Ее родственники никогда не дадут согласия.

— Дадут, если мы объясним, для чего это делаем. — Руки Шентона дрожат от возбуждения. — Потому что он просто не сможет оставаться в стороне. Ему захочется поглазеть на убитых горем людей, еще раз испытать кайф от того, сколько он поломал жизней и сколько причинил страданий. Если мы организуем такую церемонию, то я гарантирую, что он там покажется.

— Гарантируешь, говоришь? — говорит Кара, и какую-то секунду вид у Шентона неуверенный, но потом он медленно кивает. — Ладно, тогда… — Кара встает и поворачивается ко всем собравшимся. — Давайте этим займемся. Давайте все организуем.

Глава 51

Кара смотрит, как детективы тянутся к выходу, обратно в штабную комнату. Шентон уходит последним,