Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры - Александр Тюрин

Тьфу, черт, это у меня, пардон, фантазия на почве трехлетнего воздержания. Нет, если быть точным, четырехлетнего. Меня в последний год перед разводом жена практически не подпускала. Я подозреваю, что сама она регулярно наведывалась к мужику с нижнего этажа, к рябому сантехнику, который прочищал трубы за чекушку и все время почесывал себе задницу. «Что льва злее в четвероногих и что змеи лютее в ползущих по земле? Всего того злее злая жена». Это писал Даниил Заточник, будучи бобылем. В то же время он справедливо добавлял: «То не море топит корабли, но ветры», понимай так, что глупый муж способен довести даже самую добрую жену до греха.

– А что это там, похожее на плесень, облепило бочок у Дримлэнда?

– Одичавший нанопластик. Его полно в районе хвостовых Колец Змея, где светят солетты и порхает много металлоорганических отходов. По химическому строению плесень представляет собой молекулы-дендримеры с отходящими в стороны «побегами». Они сплетаются в новые дендримеры, а те опять пускают «побеги», и так до бесконечности. Любой летательный аппарат эту плесень, конечно, прорывает, так что не верь басням о навеки влипших кораблях. А вредна она тем, что почище вражеской РЭБ [28] влияет на показания радаров и других навигационных приборов. Поэтому на мостике любого корабля должен непременно находиться штурман и смотреть в оба... Ну, пора... Маркиз, проводи товарища.

Что еще за Маркиз? Ответ пришел незамедлительно. Из-за какой-то цистерны появился Вурдалак. Тот самый бандюга из Петронезии, правда, без когтей и прочей инкрустации, не в черной коже, а в простом комбинезоне моториста. И волосы уже представлены не белесой щетиной вепря, а приличной причесочкой – под полубокс. Но та же вытянутая физия с выпирающими зубами на острой нижней челюсти – того и гляди, зарычит или начнет выкусывать блох.

– Сгинь, – попросил я.

– И не подумаю, – отозвался он.

Я вспомнил, как колыхнулась его куртка, когда ее пробила пуля Негра. А вдруг это мимоид с хорошим разрешением, появившийся в виртуоке, хорошо «притертом» к реальности?

Я сделал шаг и замахнулся рукой на Вурдалака. Рука должна пройти сквозь мимоид.

Рука не прошла, а вдобавок я схлопотал в челюсть. Сел на задницу, в голове – пар, как при нокдауне. По крайней мере ясно, что Вурдалак – не мимоид.

– Достаточно? – осведомился ударивший. – Или вы желаете получить дубликат?

– Что-то вы не оставляете меня своими заботами, Вурда...

– Меня зовут Рене Жоффруа Лорран де Амальрик, – сказал он на полном серьезе. – Звание маркиз.

– Ври больше, Вурдалак, – отразил я. – Рене, у мене нет никакого настроения слушать всю эту чушь. Если ты такой голубой, в смысле по крови, то почему твой французский прапрадедушка не угодил на гильотину, прежде чем сошелся с твоей прапрабабушкой?

– Чтобы ты не упустил свой шанс попасть на электрический стул. И вообще мне не нравятся твои зубы.

Эти слова не предвещали ничего хорошего. Я попробовал отползти, но в руке у маркиза блеснуло что-то вроде клещей. Он ухватил ими мою нижнюю челюсть, и из моего рта пошел дым. Когда я пришел в себя от кашля, то на месте дедовских зубных протезов у меня стояло три шикарных голливудских зуба – три белых импланта. С ними я мог улыбаться, как великий Гейтс, глава комитета ООН по глобальной виртуализации.

Вурдалак провел меня закоулками трубопроводного вида, а когда он исчез, словно провалился, я уже был на пассажирской палубе.

Боже, тут были лучшие люди экс-России. Я их по телевизору видел. Даже главный мормон Евразии. Ексель-моксель... Чувствую, эти сраные подпольщики собрались на моей заднице сплясать канкан и провести моими руками какую-то придурочную акцию. Может, надо будет ликвидировать какого-нибудь крутого бизнесмена или высокопоставленного чиновника...

Челночный борт, на котором я прилетел в космос, отличался от «Мадлен Олбрайт», как бумажный кораблик от линкора. Палуба за палубой у «Мадлен» представляли собой разные эпохи роскоши. Здесь, к примеру, обстановка как на галере фараона: позолоченное дерево, боги с лежевесными плечами и птичьими глазами. А выше палуба а-ля королевский фрегат: стоят в ряд настоящие чугунные пушки, ждут, когда откроются отверстия лацпортов и можно будет выдохнуть пороховой дым. Слава нанотеху, который позволяет копировать любое материальное изделие один к одному, атом к атому, молекула к молекуле. Все приметное, что было создано человечеством за десять тысяч последних лет – Стоунхендж, Джоконда, собор Василия Блаженного, – было признано администрацией ООН «общественным доменом» и расхватано королями нанотеха за пару лет. Так что теперь копирайт на пирамиду Хеопса у них...

По роскошным палубам, благодаря искусственной силе тяжести в половину земной, порхали бухгалтеры, напоминающие по форме грушу, и менеджеры среднего звена, смахивающие на переваренную капусту. Нет, порхали не все. У многих передовиков капиталистического производства были мутные глаза и полупарализованное лицо. Это, наверное, из-за передозировок стимботов. Беда в том, что по мере привыкания рецепторов, стимуляторы нужны все более мощные и пробивные, что ведет к дегенерации и нервной системы, и желез внутренней секреции. Человеку кажется, что его мозг превратится в слизь уже через двадцать минут, если не принять срочно что-нибудь возбуждающее. Это я по себе знаю. Если бы не война, то я сам бы стал чем-то вроде музыкального автомата, который играет, когда в него бросаешь таблетку...

Среди бухгалтеров и менеджеров выделялись, словно семечки в арбузной мякоти, крепенькие метросексуалы. У каждого – идеально вылепленные губы, как у Нарцисса, волосы, как Золотое Руно, рельеф мускулатуры, как у Аполлона. Вся жизнь Аполлона посвящена собственному телу, вернее конвейеру операций над телом, которое оснащается геночипами, имплантами, наносенсорами, гормонными депо, силопроводами, клон-заменителями износившихся органов, и так далее.

Гонясь за совершенством, которое зависит от очередного «тренда» в глянцевых журналах, метросексуалы с тревогой копаются в анализах своей мочи и своего кала, утопают в ворохах томографических и ультразвуковых снимков своего организма, с утра до вечера следят за мониторами, которые выдают информацию от интракорпоральных сенсоров, внедренных во все органы и ткани. Один аналитик у пивного ларька, где я обычно черпаю информацию, уверял, что матерых педиков среди этой публики не больше половины, просто многие корпорации требует от своих сотрудников соблюдения бьюти-кода.

Жизнь метросексуала, безусловно, и опасна, и трудна. Ведь самонаводящиеся чипсы прыгают прямо в рот, едва подумаешь, что неплохо бы подкрепиться. И если метросексуал поддастся чарам фаст-фуда, то превратится в овощеподобного бухгалтера или менеджера капустного образа. Истосковавшееся по гастрономической свободе тело начнет мгновенно растворять комочки протеинов и углеводов, пропитанные синтетическими овкуснителям и ароматизаторами...

Бухгалтеры и менеджеры причмокивают, трепетно поглаживают копии древностей и благоговейно приговаривают: «Все, как настоящее, и трогать можно». Они уважают эти копии не за красоту и аромат ушедших миров, а как святые дары от богов «свободы и демократии».

А бизнесвумен страшны необыкновенно, да еще усиливают ужас при помощи курортных мини-юбочек. Из задниц и бедер с помощью микропомпочек выкачан жир, но эти плоские части тела в компании с мосластыми конечностями, рыбьими ртами и талиями в ширину плеч способны убить любую эрекцию на сто лет вперед...

На следующей палубе копируется великая «эпоха заклепок». Так, наверное, выглядели интерьеры на Титанике. Аристократическая бронза светильников, теплая медь изогнутых ручек и тяжелые зеркала, в глубине которых живут благородные предки, трапы с латунными держателями для ковров.

Кругом я видел свои отражения. Мири действительно постаралась. Я еще никогда не был таким классным мужиком. Смокинг подрисовывал мне мускулу и объем грудной клетки. Арматура придавала моему лицу мужественную жесткость и стирала мешки под глазами. Мири чем-то попрыскала мне на макушку, отчего мои редковатые волосики превратились в густой боевой «ежик». Да и улыбка, как у космического волка, капитана Кац-Нельсона из спейс-оперы...

Я скосил глаза налево, откуда донеслось женское дыхание, цокот каблучков и забористый аромат духов. Кто-то проворковал в курортно-эротическом стиле: «Adoro atezarse desnudo. No compondras a mi la compania?» Ага, меня не проведешь, это две длинноногие блондинки точно техманны типа «барби». Билеты тут дороговаты, бизнес-бабы ужасны, а для создания атмосферы светского раута нужны искусственные кукольные персонажи. Проходите мимо, машинки, не задерживайтесь... Ага, похоже, еще одна барби вздыхает за моей спиной.

– Катись дальше, жестянка, не задерживайся, – пробормотал я. – Ve y no vuelvas [29].