Подарок к Рождеству (Сборник) - Кэтрин Джордж

— Прошу предъявить билет. — Подтянутый и улыбающийся проводник отодвинул штору, висевшую в дверях, и Найна забыла о мужчине в темно-сером костюме. Она полезла в сумочку за билетом. Спустя несколько минут появился другой проводник — маленький, худенький, — чтобы познакомить ее с перечнем услуг компании «Амтрак». Но Найна сказала, что уже неоднократно ездила по этому маршруту, и проводник пошел к следующему купе.

Тут Найна поняла: она так углубилась в мысли, что не заметила, как поезд тронулся. Она прикрыла глаза, готовясь наслаждаться покоем до самого ужина.

Только до ужина ее покой и длился.

Когда она зашла в вагон-ресторан, метрдотель проводил ее к месту у окна. А напротив сидел тот самый мужчина в темно-сером в полоску костюме. Правда, он успел переодеться.

Теперь на нем был мягкий коричневый свитер поверх сливочного цвета шелковой рубашки. Даже в таком виде он показался Найне весьма элегантным для пассажира поезда. Наверное, все дело в плечах, решила она. С такими плечами невозможно выглядеть иначе как подтянутым. Сама она была одета в джинсы и свободную оранжевую блузу и рядом с ним чувствовала себя незначительной, невзрачной и несобранной. Да она никогда и не отличалась собранностью. Даже ростом не удалась. Уголки ее губ невольно поползли вверх.

— Вот так-то лучше, — сказал ее визави. — Улыбаться вам идет куда больше, чем гримасничать. — Он наградил ее недолгим оценивающим взглядом и остался доволен тем, что увидел.

Господи, вылитый Казанова! И этот бархатный голос с хрипотцой… Она мысленно охнула.

— Спасибо за комплимент, — произнесла она вслух. — Явно что-то новое в потоке избитых приемов. Меня, впрочем, на лесть не подцепить. К тому же мы оба знаем, что это неправда, верно?

На его лице появилось выражение досады, но он тут же спохватился и ответил со светской непринужденностью:

— Что — неправда?

— Что я красивая, — огрызнулась Найна, раздражаясь оттого, что он заставляет ее говорить это.

— Ну, не знаю. — Он склонил голову набок и остановил на ней дерзкий, оценивающий взгляд, под которым она почувствовала себя непервосортной телкой, выставленной на аукцион. — У вас недурные русые волосы. Мне нравится, как вы их уложили.

— Я их не укладывала, — перебила Найна. — Они сами так легли.

На его губах мелькнула улыбка и тут же погасла.

— Мм. Висят прямо до плеч, а кончики загнулись кверху. Все равно недурно. А еще у вас неплохая кожа — сочетается с вашим оранжевым балахоном.

Она так и знала, что он непременно отыграется за ее шпильку насчет избитых приемов. Она изобразила холодную улыбку.

— Еще раз спасибо. Мне приятно, что вам нравится. Это я о блузе.

— Блуза не так чтобы понравилась, а вот ваше лицо — пожалуй… такой милый овал, с заостренным пупырышком внизу. Ваше лицо напоминает свежий лимон. И еще у вас интересные глаза. Что-то не разберу, карие они или зеленые?

— Кошачьи, — процедила Найна сквозь зубы.

Его губы дрогнули.

— Вы говорите о себе как о какой-то серости. Но вы не серая, мисс… Есть у вас имя?

— У людей чаще всего бывает имя, — ответила Найна.

— Совершенно верно. Мое имя Фэнтон Хардвик, для друзей просто Фэн. — Он протянул через стол руку. Крепкая, широкая, эта рука, наверное, успела послужить ему не только на заседаниях членов правления. Что, если он всего лишь выдавал себя за дельца? Найна неохотно подала ему свою руку, а он схватил ее и пожал так, что до самого плеча ударило током. Найна ахнула и отдернула руку, будто обожглась. Ее смутило явственное ощущение ожога, и она подумала: испытывает ли и он то же самое? Но если и так, то он не подал виду.

Найна спрятала руку под стол, и тут подошел официант, ловко балансировавший в тряском поезде подносом с салатами.

Когда официант ушел, Фэнтон Хардвик спросил:

— Ну, так как же?

Найна вздрогнула.

— Мое имя Найна Петрофф. — Тут нечего было скрывать. Да и вряд ли он установит связь между ней и Джозефом. Она не любила, чтобы о ней думали как о его дочери: как только становилось известно, что она дочь Джозефа Петроффа Третьего, возглавлявшего промышленную империю, которая раскинула щупальца по всему миру, отношение к Найне нередко менялось. Хотя в данном случае это было бы кстати. Она была бы не против того, чтобы этот обольстительный воображала, мистер Хардвик, обращался с ней более почтительно.

Она проиграла обе ставки: он сразу понял, кто она, и не проявил ни малейшего почтения.

— А! — сказал он. — Теперь ясно.

— Что вам ясно? — спросила Найна. Она заметила, что ее голос звучит неприветливо, но это было не важно.

— Откуда у вас этот комплекс. Вы дочь своего отца. — Он отправил в рот полную вилку салата.

Найна с треском швырнула свою вилку на стол.

— У меня нет никакого комплекса. А если бы и был, неужели важно, чья я дочь?

— Это должно было бы быть не важно. Но я заметил, что люди, которые не зарабатывали того, что они имеют, реагируют как настоящие избалованные дети, когда кто-нибудь из простых смертных осмеливается гладить их против шерстки. Вы очень мило топорщитесь, мисс Петрофф.

Найна раскрыла было рот, чтобы сказать этому докучливому и неприятному человеку, что она думает о его превратном толковании ее характера, но не успела: метрдотель подсадил за их стол пару — мужчину и женщину, которые одарили их праздничными улыбками и погрузились в изучение меню. Найна прикусила губу и постаралась убедить себя в том, что для нее не важно, что ничтожество вроде Фэнтона Хардвика думает о Найне Петрофф. Пусть он держался не как ничтожество, но она отказывалась считать его достойным внимания человеком.

Она не желала прислушиваться к навязчивому внутреннему голосу, твердившему, что она спровоцировала Фэна на желчное замечание в свой адрес.

Впрочем, это не имело значения. Он, вероятно, сойдет на ближайшей станции.

Но он не собирался сходить.

Когда позже, уже вечером, Найна прошла в застекленный салон, служивший также кинозалом, с намерением посмотреть фильм, она заметила, что вездесущий мистер Хардвик опередил ее. Он не смотрел ни на один из небольших экранов, установленных в обоих концах вагона, а просто сидел в коричневом кожаном кресле, развалясь и положив ногу на узкий выступ, который тянулся под огромными, до самой крыши вагона окнами. Он казался совершенно поглощенным созерцанием темноты, окутавшей заснеженные горы.

У Найны скривилось лицо. У ближайшего экрана все места были заняты. А это означало, что ей придется пройти мимо этого субъекта, чтобы попасть в другой конец вагона. Она приостановилась, потом расправила плечи и шагнула вперед. Он не смотрел на нее. Но, что бы там ни случилось, она не станет робеть перед неотесанным и заносчивым псевдомагнатом, сравнившим ее лицо с лимоном и без всяких оснований назвавшим ее «избалованной».