Дети Хедина (антология) - Людмила Минич

Так лучше для нее. Так будет лучше для всех. Так и должно быть, а все остальное пройдет. Уже проходит.

Главное, что я живу. И каждый миг я это ощущаю.

Мила Коротич

Пылесос

Гоша Хоботов очень волновался. Он всегда волновался, когда Машенька опаздывала. Правда, она никогда не опаздывала больше чем на три минуты, а он всегда приходил раньше чем нужно минут на десять, но все равно волновался. Сегодня – особенно.

Гоша стоял под полуопавшим кленом, единственным живым деревом в центре бетонной площадки у кинотеатра «Победа», и нервно крутил единственную «родную» пуговицу на выходном пиджаке.

Повторяя движения его пальцев, сухие листья закручивались хороводом вокруг кленового ствола. Гоша этого не замечал.

Гоша думал о том, как он скажет Машеньке то, что мама ему твердила уже лет пять: «Ты уже не мальчик, пора тебе жениться»! Но разве Гоша виноват, что встретил Машеньку только полгода назад! Как мама этого не понимает? Нельзя же жениться на ком попало?! И что ответит Машенька? А вдруг…

От волнения у Гоши запотели его круглые очки. Он снял их, протер не очень свежим платком с веселым зайчиком (мамин подарок!), снова надел их на нос и снова взялся за пуговицу.

Кленовые листья в это время то взлетали вверх-вниз, поднимаясь примерно на полметра, когда Гоша протирал очки, то водили нервные хороводы у папы-клена: то вправо, то влево, то вправо, то влево, за Гошиной пуговицей.

…А вдруг она засмеется или не поверит, что он серьезно? А если согласится? О боже!

– Гоша, смотри, смотри, какое чудо! Листья танцуют! – зазвенели в воздухе колокольчики ее голосочка.

Машенька! От неожиданности он резко дернул пуговицу и оторвал-таки. Листья рухнули на землю. Пара желтых листьев плавно и чинно опускалась с клена.

– Ой, остановились! Здравствуй, дорогой!

И Машенька улыбнулась и подставила свою щечку для поцелуя. Гоша зарделся и коснулся губами ее нежного маленького ушка. Сердце бешено колотилось, очки опять запотели.

– Здравствуй, Машенька!

– Почему я? – надула губки Сирена. Эти губы каждый второй мужчина отдела «Х» видел во сне. Каждому третьему снились ноги Сирены.

– Потому что тебе ни один настоящий мужик не сможет отказать, – резюмировал Рентген. Ему Сирена снилась вся, в трехмерном изображении, со спецэффектами.

– Я не уверена, что он настоящий, – тряхнула кудрями Сирена. – Я всегда в этом сомневалась, еще со школы. Он уже тогда не обращал на меня внимания.

– Тем более что ты знаешь его со школы, – прорычал Зверь. У него внутри все ухало, когда Сирена вот так трясла своей роскошной гривой волос.

– Пусть Женщина-Кошка попробует, – упорствовала Сирена.

Та запрыгнула на подоконник, шурша черным винилом костюма, и промурлыкала:

– Я не могу, у меня встреча в Готтам-сити. С Бэтменом. Ему нужна моя помощь. Уже опаздываю, – и, сделав сальто, выпрыгнула в окно.

– Я уверена, ты мысленно со мной, подруга, – саркастически заметила Сирена. – А Гроза? – Она с надеждой посмотрела на присутствующих.

– Гроза в коме, – сообщил Росомаха. – Пыталась сдуть эту чертову антипыль, подняла ураган, надышалась ею и не справилась. Получила балкой по лбу. Профессор сомневается, что Гроза останется такой, как прежде.

Ужас мелькнул в прекрасных глазах Сирены. Но она не сдавалась:

– Попросите Девушку-Тянучку!

Все взглянули на нее с осуждением:

– Елена двадцать лет как замужем, у нее трое детей и муж-увалень. Она ждет третьего внука.

– Орлица?

– С ее-то характером и мускулатурой? Может, сразу Зеленого Гоблина попросить? – Мистер Холод не умел быть деликатным.

– Невидимка?

– Да-да, найдешь ее сейчас! Пообещала и исчезла.

Сирена собиралась предложить еще кого-нибудь из женской половины отряда «Х» вместо себя для позорной миссии переговоров, но тут внизу, в районе лаборатории, раздался взрыв, всех порядком тряхануло, а затем в комнату вошел Халк. Очень расстроенный. Опять не вписался в дверной проем. Завхозу Петрову прибавилось работы: снова нужно будет заказывать герметичную дверь под лакированный дуб. Ту, которая только что вышла из употребления, Халк аккуратно прислонил к стене и еще больше расстроился из-за своей неуклюжести. Он чуть не плакал:

– Лазер, Лазер – тоже.

Тут нервы великана не выдержали, и он разрыдался. Фирменный комбинезон второго отдела «Х» начал угрожающе трещать по швам. Его хозяин от всплесков эмоций всегда угрожающе увеличивался, и это грозило большими разрушениями. Во втором отделе агентства «Х» Халк был единственным, к кому Сирена испытывала нежные, почти материнские чувства. Она обняла зеленого истерика, прижала к груди и стала успокаивающе гладить по лохматой голове. Все мужчины ему сейчас завидовали. Тот как-то быстро успокоился и громко зашмыгал носом.

– Лазер проник в лабораторию, попытался сжечь антипыль взглядом, но вызвал только аннигиляцию. Пыль разрастается и теперь еще и искрит.

«Ах!» – пронеслось по комнате. Все подумали одно и то же: «Нет больше нашего Лазера».

– Мы все поги-и-ибнем, – снова зарыдал Халк и уткнулся в вырез комбинезона Сирены. Решил прожить оставшееся время счастливо.

– Ладно, – сдалась она. – Я пойду и поговорю с ним. Только про пыль объясните еще раз. И говорите медленно, я – блондинка.

У агентства суперменов «Х» появилась надежда на спасение.

Машенька бросила на руки Гоше розовый плащ, изящно скинула туфельки в прихожей и босиком прошмыгнула в кухню. Она вела себя так смело и естественно, что у Гоши перехватило дыхание, он поискал на ощупь пуговицу на пиджаке, но вспомнил, как та оторвалась.

– Мама спит? – прошептала Машенька, выглянув из кухни. На улице едва смеркалось.

– Нет, – зачем-то шепотом ответил Хоботов. – Ее нет дома.

Девушка растерялась:

– Значит, мы здесь совсем одни? – Робость отчетливо слышалась в ее голосе. – Я тогда домой пойду.

«Она сейчас уйдет, и это будет катастрофа», – отчетливо понял Гоша и со страху начал заикаться:

– Н-но, м-может, ты м-мне п-пуговицу ф-се-т-таки п-пришьешь? Вот! – Он протянул оторванную пуговицу Машеньке на ладони, как протягивают обручальное кольцо. – А е-еще у-у м-меня хо-хоро-шш-ий к-кофе есть. «Ма-ма-ккона».

Он так и не понял, почему девушка залилась смехом, а потом затихла и согласилась: и пуговицу пришить, и кофе выпить. Счастливый Гоша Хоботов усадил ее в гостиную на антикварный бабушкин диван, включил торшер и полез в старинный комод за нитками. Девушка в голубом платье сидела на диване и разглядывала комнату.

– У тебя дома так чисто, ни пылинки.

Краем глаза она следила за его действиями, волновалась. Как каждая честная девушка на ее месте.

– Мама, наверное, целыми днями убирается.

– Нет, это я сам, – Гоша был счастлив до дрожи. Счастлив, что она не ушла.

– У вас, наверное, пылесос какой-то особенный, – продолжала Машенька, чтоб не возникало пауз. – Я раньше работала продавщицей в отделе бытовой техники. Кое-что понимаю. Покажешь, что у вас за марка?

Руки у Гоши задрожали: пылесоса в их доме никогда не было. От волнения он промычал что-то невнятное и громко зашуршал содержимым комода.

Наконец он нашел шкатулку с пуговицами и нитками. Смущенный, но сияющий, Гоша протянул ее Машеньке. Потом решился и сел рядом на диван. Она не отодвинулась, Гоша ликовал про себя. Машенька провела тонким пальчиком по крышке шкатулки и лукаво посмотрела на вспотевшего от волнения Хоботова, а потом сказала ласково:

– Пиджак сними.

У того дыханье перехватило, и он упал бы, если б уже не сидел.

– Да-да-д-да, конечно, – снова залепетал он и случайно оторвал еще две пуговицы. – П-проо-сти. Вот. – Он не сводил с нее глаз, а она покраснела.

– Я очень люблю кофе, – прошептала она и опустила глазки.

– Пойду сварю, – рванул на кухню Хоботов. Чтобы отдышаться от нахлынувшего счастья.

А Машенька, вздохнув, взялась за пиджак и пуговицы. Они хотели ласки и внимания не меньше, чем их застенчивый хозяин.

Высокие лаковые сапоги на шпильке, вот что первое увидел Хоботов, влетев на свою малометражную кухню. Сапоги заканчивались гораздо выше колен, а еще немного выше, в районе бедер, начинались ярко-красные шорты. Они, шорты, продолжались недолго, круто сузившись к талии. На талии сразу над крестообразной пряжкой начинался вырез, а точнее, там он заканчивался. Еще точнее, это был не вырез, а расстегнутая «молния» фирменного комбинезона второго отделения агентства «Х». В разрезе виднелся золотой лифчик навскидку как минимум пятого размера. Еще выше вились золотые кудри и блестели голубые глаза. Короче, в хрущевочке Хоботова на кухне в три-на-два метра Гошу ждала прима суперменов Сирена.

– Ну, здравствуй, Хоботов, – пропела она низким грудным голосом и поманила его ярко-красным ногтем. – Давно не виделись.

– Здрассте, – прошептал Хоботов и аккуратно закрыл перед собой дверь. Потом снова открыл и заглянул в кухню еще раз. Не показалось. Сирена была все еще там. Он еще раз закрыл дверь и подержал ее закрытой. Решил не заходить, но было поздно. Ручку резко рванули внутрь, и Гоша влетел в кухню прямо к стройным ногам в сапогах.