Страшная сказка - Елена Арсеньева

Народ раздражался, злился главным образом потому, что нельзя было сказать: да бросьте вы их, на такси до отеля доберутся, не маленькие! Штука вся состояла в том, что названия отеля Константин Васильевич никому не сообщил, добираться потерявшимся было некуда, если только в Агадир за свой счет возвращаться, но это, извините, нонсенс, поэтому гид и ел себя сейчас поедом, расплачиваясь за свою ошибку.

А Егор – за свою…

За нерешительность, за молчание, за то, что побоялся выставить себя дураком. Он видел перед собой лицо милой ему когда-то женщины, на которое уже легли смертные тени…

Сегодня ночью она погибнет. Может быть, ее убивают уже сейчас, а катастрофа у Ребра Шайтана, которую обсуждала эта пара, нужна им просто для того, чтобы окончательно заморочить головы властям. И он невольно приложил к этому руку!

Но нет, сердце подсказывало ему, что Надежда еще жива. Он чувствовал это, знал, однако знал также, что уже пошел отсчет последних мгновений ее жизни…

От муки душевной внезапно обострилась застарелая язва, которую Егор считал давно зарубцевавшейся, и он согнулся от боли, прижав руку к желудку:

– Ох, за-ра-за…

– И не говорите, – сказал стоявший с ним рыжий турист, любитель омлетов. На его лице застыло то же тоскливо-ждущее выражение, что и у прочих собравшихся. – Есть охота просто-таки смертельно. Хоть бы в автобус дали сесть, у меня там крекеры.

– А у меня шоколадка, – печально отозвалась какая-то женщина.

– А у меня апельсины…

– У меня водичка там!

– У меня лаваш или как он тут называется?

– А у меня… Идут, смотрите, они идут!

Все повернулись на-пра-во. Быть того не может!

Но и впрямь! Сверкающий от пота Константин Васильевич буквально на поводу тащил пропавшую парочку. Вот и Родион в своих мятых серых брюках и синей майке, вот и «Надюшка»: спешит, размахивает приветственно шляпкой, грудь так и скачет под тесной и в то же время эфемерной кружевной рубашечкой:

– Ой, как я рада вас всех видеть! Пожалуйста, простите, простите, это я виновата! У меня со шляпки слетела лента, а тут ветер как дунет – и унес ее в какие-то развалины. Пока мы лазили, искали, вы уже ушли. Мы кинулись искать, повернули не туда – и все! Пропали вы! Какое счастье, что нашлись! Как я по вас соскучилась!

Минуту назад все готовы были натурально сделать шашлык из этой парочки и съесть его с оставшимися в автобусе крекерами, шоколадкой, лавашем или как он здесь называется, запив спрайтом. Но это милое: «Как я по вас соскучилась!» – и насмешило, и успокоило всех. И Константин Васильевич выразил общее мнение, с потрясающей галантностью сказав:

– Какое счастье, что вы нашлись, сударыня, и обошлось без серьезных осложнений! Мы уж боялись, что вас похитили. Здесь за красавицу могут назначить выкуп в целое стадо верблюдов, но мы, честное слово, готовы были скинуться ради вас!

Комплимент был потрясающий, несколько женщин ревниво напряглись, однако общего духовного подъема это не испортило, и в отель все ехали в настроении приподнятом, которое не рассеялось и через час, когда, устроившись в номерах и приняв душ, народ снова загрузился в автобус и двинулся смотреть на «шоу Али».

Егор заполз на свой «диванчик», вглядываясь в просвет между креслами. Несколько дам из их группы явились в вечерних платьях или чем-то подобном, несколько, наплевав на то, что «У Али» – один из самых фешенебельных ресторанов Марокко, пришли в тех же джинсах, в которых были и днем. В числе этих дам оказалась и «Надюшка». Возможно, потому, что у нее не было с собой никакой одежды, кроме шортиков для жары и джинсов и легкого белого пуловера – для вечерней прохлады. Очень просто был одет и Родион: тоже в джинсах и очередной светло-синей майке. У него через плечо болталась та же сумка, которую он носил днем, хотя все туристы оставили вещи в отеле. Конечно, в этой сумке могли быть фотоаппараты, ничего особенного, однако Егор напрягся, подумав, что дело близится к развязке.

У него почти не было сомнений, что эти двое попытаются сегодня улизнуть с «шоу Али» в самый его разгар, чтобы присоединиться к своим пособникам и прикончить настоящую Надежду Гуляеву. Причем Егор был почти уверен, что, даже если эти двое будут отсутствовать, ничего не изменится. То есть он никак, никаким образом не может помешать осуществлению их плана, если поднимет шум. Единственное, что он мог, – не спускать глаз с этой парочки ни на миг. Следовать за ними как тень. Пристать к ним, как банный лист, как пластырь, как репей, как неприличная болезнь. Но при этом оставаться незамеченным – елико это возможно. Надо просечь каждый их шаг, а когда дойдет до дела, он будет действовать по обстоятельствам. Скажем, они отделяются от группы и берут такси, чтобы присоединиться к своим сообщникам. Егор тогда тоже хватает такси и неотступно следует за ними. Ребро Шайтана… От Марракеша это не столь далеко. Оружия нет, это плохо. Что он может сделать?! Эта мысль внезапно скрутила его.

Мысли путались, он пребывал в полной растерянности. Он стал натуральным параноиком, шизофреником. Его таким сделали! Что предпринять? Или покориться?

– Это грандиозное сооружение, которое вам предстоит увидеть, построено простым ресторанным поваром по имени Али. Получив некоторое наследство, он завел свое дело, небольшой ресторан, в котором решил устроить скромное шоу, напоминающее любимые им сказки «Тысячи и одной ночи». Однако шоу очень понравилось многим богатым людям, Али получил помощь и постепенно создал то, что теперь является гордостью Марракеша. Вы будете потрясены, уверяю вас. Все бывают потрясены размахом, великолепием, пышностью этого зрелища. Многие, преисполнясь восхищения, желают выразить свою благодарность создателю этого великолепного зрелища. Однако должен вас разочаровать: господин Али погиб несколько лет назад – погиб на знаменитом, роковом Ребре Шайтана, когда на полной скорости выехал из-за поворота в самом опасном месте и не справился с управлением. Завтра, возвращаясь кружным путем в Агадир, мы будем проезжать это место, и все смогут увидеть, насколько осторожным надо там быть. Малейшая оплошность водителя – и…

Почему… почему гид при этих словах вдруг приподнялся на своем месте и многозначительно посмотрел на Егора? Показалось? Возможно… Однако ему не показалось, что Родион вдруг высунулся из-за спинки кресла и послал Егору предупреждающий взгляд. И насмешливая улыбка «Надюшки» ему отнюдь не померещилась!

Он почти не видел того, что происходило вокруг. Вполглаза смотрел на торжественное шествие облаченных в белые одеяния берберов, встречающих гостей. Почти не обратил внимания на великолепные врата в сказочное царство, на шумных драконов и кинг-конгов, на гигантских змей – самых настоящих, не механических, на великана – тоже настоящего, хоть и до крайности уродливого парня, которому «Надюшка», женщина довольно высокая, едва доставала до середины груди, ну а более малорослые дамы вообще телепались где-то на уровне его пояса.

Егор не сводил глаз с этой парочки, а потому едва разглядел великолепное многообразие разноцветных шатров и игривых фонтанов между ними. В одном таком шатре, бордовом с золотом – истинная роскошь, не показная, безумных денег стоящая роскошь, от которой захватывало дыхание! – были накрыты столы для русских. И чего только не было на этих столах, мама дорогая! Да уж, оголодавшие туристы вполне вознаградили себя за день голодовки, ну а когда подали молоденьких, целиком зажаренных барашков в окружении кус-куса и овощей-тажин… И все эти горы еды заливались реками знаменитого «серого вина», которое на самом деле было сдержанно-розовым и несдержанно-вкусным. Поглощение непомерного количества еды, которая почему-то не насыщала, а только еще сильнее разжигала аппетит (по принципу: чем больше ешь, тем больше хочется), а также безудержное винопитие сопровождались песнопениями и игривыми плясками, исполнявшимися представителями всех племен, населяющих Марокко: «синих» туарегов, берберов, арабов и прочих номадов, одетых в свои национальные костюмы.

Егор смотрел вполуха, слушал вполглаза, ел вполрта. Еда всегда производила на него действие просто сногсшибательное, наверное, это началось со времен тюремных голодовок. Чифирить или квасить он мог сколько угодно и что угодно, хоть бы и самогон-чимер, а вот стоило чрезмерно сытно поесть – и глазки закрываются, и ножки подгибаются, и ручки опускаются, и язык заплетается, и сам Гоша лыка уже не вяжет. Поэтому он лишь изредка цеплял вилкой с тарелки морковку-картошку (эх, до чего же вкуснотища в этом тажине получается!), да подносил ко рту ложечку кус-куса, да отщипывал волоконце тонко зажаренного бараньего мясца. Больше прихлебывал неиссякающее «серое», а сам так и пялился на тех двоих, которые, в отличие от него, ели и пили с завидным аппетитом, ничуть не мучаясь угрызениями совести по поводу предстоящего убийства.