Архив еврейской истории. Том 12 - Коллектив авторов

был удивлен поведением Черткова («Я не могу сказать, что я очень удивлен, имея предыдущий опыт той степени правдивости, которую можно ожидать от г-на Черткова»)[768], и советует ему перевести на английский письмо «Рабиновича», чтобы убедиться, насколько оно противоречит письму Черткова, а также выражает сочувствие молодому издателю, вынужденному выступать в качестве посредника в такого рода переписке. И в конце добавляет: «Я ценю очень высоко знакомство с г-ном Чертковым, так как оно дало мне случай познакомиться с интересным типом религиозной эксцентричности. Если бы не это, то сношения с ним через третье лицо были бы для меня неприятные»[769].

Казалось бы, поначалу Чертков остался доволен реакцией Моода. В частном письме он делился с Лорие (15 октября н. с.): «Я думаю, что ответ г-на Моода должен быть удовлетворительным, поскольку он не настаивает на своем намерении выпустить первое издание сказок, что он, безусловно, сделал бы, если бы он все еще намеревался реализовать свой план»[770].

Опасаясь, однако, что Моод все равно может опубликовать свой перевод в Америке, 16 октября н. с. Чертков отправил Лорие новое сообщение:

Что касается Моода, В[ладимир] Ч[ертков] не думает, что он предпримет попытку выпустить издание в Англии, но он может сделать это в Америке.

В[ладимир] Ч[ертков] готовит письмо к издателям в Америке, помещая на первое место взгляды Толстого на авторское право. Затем он сообщит г-ну Мооду, что «Ф. А. П.» еще не налажено в Америке и что он вполне может издать свой перевод там. Он (г-н Моод) наверняка так и сделает, так как прибыль в Америке выше.

С истинным почтением

По поручению Черткова[771]

Моод, со своей стороны, настаивал, чтобы решение принимал Толстой, надеясь на то, что писатель, как это уже бывало в других случаях, настоит на его кандидатуре в качестве переводчика. И действительно, 20 октября н. с. Лорие докладывает Черткову:

Господин Моод звонил сегодня и сказал, что совершенно необходимо, чтобы это дело было представлено Толстому, и поэтому он написал Толстому на этот предмет. Это очень печально, что старый Лев должен волноваться о вопросе, к которому он, вероятно, относится с крайним равнодушием[772].

21 октября н. с. обеспокоенный Чертков снова пишет Толстому: сначала отправляет телеграмму, а потом письмо (№ 107), в котором умоляет его не предпринимать никаких действий в отношении Моода, до тех пор пока не получит от него, Черткова, дальнейших, более подробных указаний.

Дорогой Лев Николаевич!

Я хотел избежать для Вас неприятности разбирательства недоразумения в связи с Рабиновичем и Мо[о]дом по отношению к изданию ваших новых трех сказок, и потому старался вести это дело, на основании вашего уполномочия, не беспокоя Вас. Но, узнавши от Рабиновича и Мо[о]да, что они теперь обратились к Вам за окончательными распоряжениями, я не могу уже больше предохранить Вас от этих хлопот и для облегчения Вам их вижу, что Вам необходимо для правильного и ясного разрешения вопроса, который в противном случае мог бы неопределенно затягиваться и запутываться, – знать в точности все мои действия в исполнении ваших распоряжений по этому делу.

Я, следовательно, послал Вам вчера вечером телеграмму, прося Вас не давать никакого окончательного ответа ни Рабиновичу ни Мо[о]ду до получения моего письма от вчерашнего числа. В телеграмме я даже написал: «letter envoyee aujourdhui», но потребовалось переписать столько писем в связи с этим, что я никак не мог еще докончить мое «донесение» и рассчитываю его отправить завтра и прошу Вас еще на один день повременить [с] решением вопроса.

<…>

Как вы верно предчувствовали эти усложнения! Но из моего подробного письма и предложения, когда Вы его получите, Вы увидите, что дело это может разрешиться спокойно и просто, для всеобщего удовлетворения, и что для Вас вся неприятность может разрешиться получасом, посвященным чтению нескольких очень скучных деловых писем о деле, имеющем для Вас самое ничтожное значение. Итак, до завтрашней почты.

Любящий Вас В. Чертков[773]

Черткову не было необходимости подсказывать Толстому, каким образом «спокойно и просто» разрешить вопрос первого издания на английском. Безусловно, прочитав и, скорее всего, уничтожив предыдущее письмо Черткова (№ 106), 10 октября 1903 года писатель поручил кому-то из своих помощников телеграфировать Мооду, чтобы положить конец нарастающей драме: «Не переводите, не публикуйте мои сказки. Ч[ертков] один имеет право»[774]. Одновременно он известил (также телеграммой) и Черткова: «Печатайте. Телеграфировал Мооду, чтобы остановил печатание»[775], а тот, в свою очередь, попросил Лорие передать новость Мооду:

23 X 03 [н. с.] 11 часов утра

Дорогой Лорие,

Телеграмма от Толстого, отосланная сегодня утром, только что дошла до меня, предупреждая о следующем: «Публикуйте – Мооду телеграфировано прекратить публикацию». Не могли бы вы передать эту информацию господину Мооду? С уважением

В. Чертков[776]

Если судить по одному из примечаний в Полном собрании сочинений Толстого – инициатором и главным редактором издания был Чертков, – то кажется, будто телеграмма Толстого Мооду стала результатом путаницы с редакциями текстов сказок: «Телеграмма вызвана тем, что Моод, не сговорившись с Чертковым, собирался печатать сказки в редакции, полученной от Рабиновича, в то время как окончательная редакция находилась у Черткова, которому Толстой посылал некоторые позднейшие прибавления и указания»[777]. В другом примечании, как уже упоминалось, утверждается, что следовало воспрепятствовать Мооду завладеть авторскими правами на английский перевод[778]. В любом случае в обоих примечаниях Моод был дискредитирован: потому, что версия, которую он собирался публиковать, якобы не соответствовала «окончательной» авторской, а также потому, что он пытался, прибегая к уловкам, заполучить права на первое английское издание. На сегодняшний день трудно определить, какое из этих примечаний было составлено изначально Чертковым. Тома Полного собрания сочинений, пусть даже большая часть и была подготовлена им, публиковались спустя годы после его смерти и под именами новых редакторов.

Однако сохранились черновики примечаний к переписке Толстого и Черткова, которые Анна Константиновна, жена Черткова, намеревалась опубликовать отдельным изданием с комментариями[779]. Речь идет о так и не законченной подготовительной работе: в некоторых тетрадях большого формата, с добавленными листами и листиками, с правкой на полях, в которой мы без труда узнаем почерк в том числе Черткова, содержатся примечания к переписке между двумя друзьями, относящейся к периоду в несколько лет[780]. В примечаниях за 1903 год среди прочего имеются комментарии к проблеме трех сказок,