Верь мне - Елена Тодорова

покидает мое тело. Судорожно сжимаем друг друга и с этой силой застываем.

[1] Et si tu n’existais pas, Joe Dassin.

[2] Une vie d’amour, Charles Aznavour

[3] Alors on dance, Stomae.

[4] Здесь: непереводимая тарабарщина, а-ля французский.

___________

Всем спасибо

28

Она центр моей вселенной.

© Александр Георгиев

К утру удается уломать Соню и на французский. Я, конечно, ни хрена не понимаю из того, что она лямурит и тужурит, но эти ее картавые горловые сводят меня с ума. Трещит Солнышко то очень быстро, то, напротив, вовсю краснея, томительно медленно, с густым придыханием. Иногда прям рычит, хихикает и будто квохчет. Когда член идеями не отвлекает, смеюсь вместе с ней. Соня в слезах катается по кровати, если пытаюсь за ней что-то повторить.

– Боже, Саша… Ты словно Габриэль за мгновение до того, как начать отрыгивать шерсть!

– Ты охренела, Сонь? – толкаю я и сам ржу.

– Ну, правда! ­– продолжая хохотать, пытается оттолкнуть мои руки, когда начинаю ее щекотать. – Ай… Принц! У тебя голос грубый, с хрипотцой и… Ай-ай… Саша, уймись! – вопит между пояснениями. Конечно же, я не собираюсь ее отпускать. Лишь сбавляю напор, позволяя ей вдохнуть и договорить. – Боже… Когда ты говоришь на французском, твой голос еще грубее становится… Ты как трактор, Георгиев! Вот.

– Нет, ты точно охренела, Богданова! Уже как трактор? Что дальше? Какие еще будут ассоциации?

– Ох… У меня с тобой их очень много, надменный принц…

– Я в бешенстве, – сообщаю чисто в тон этой перепалки.

Разворачиваю Соню, чтобы ткнуть ее лицом в подушку и искусать. Сначала вгрызаюсь в шею, затем в лопатку, еще чуть ниже по спине следы оставляю и, наконец, сжимаю зубы на ягодице. Она визжит и стучит кулаками по матрасу.

А потом, когда я лижу и засасываю покусанную плоть, крайне взволнованно выдает:

– Возьми меня…

Я с громким причмокиванием отклеиваюсь от ее мокрой кожи и медленно поднимаюсь. Оборачивая руку вокруг Сониной талии, заставляю ее встать на четвереньки. Касаюсь ее размокшей орхидеи. Погружаю в сочащуюся плоть пальцы. Как результат, номер тут же наполняют сладкие вздохи. А когда я начинаю вводить в тугую дырочку член, к ним присоединяются и тягучие стоны. Разбавляю этот нежный сироп своим собственным хрипом.

Не разговариваем.

Все издаваемые нами звуки бесстыдны и примитивны. Я сжимаю Сонины бедра и с упоением натягиваю ее на свой член. Пью восторг, безусловно, не только физически, но и визуально.

Она измучена, знаю. Практически не двигается. Сжимая в кулаки простынь, просто позволяет мне вдалбливаться в свое тело. Но кончает быстро и мощно. Пульсирует бешено. Я сразу же, после серии коротких частых выдохов, следом срываюсь.

– Моя, – хриплю непонятно кому и зачем.

Это просто инстинкты.

Заполняю до краев. Сперма начинает выливаться еще до того, как я покидаю Сонино тело. На финальных толчках с чвакающими звуками выплескивается и летит на постель. Это вызывает сумасшедшую похоть и желание совокупляться еще активнее. Пока силы не иссякают полностью.

Мы падаем на кровать. Я с трудом перекатываюсь на спину, чтобы не придушить Солнышко. Прикрываю глаза и прикладываю к мокрому от пота лбу ладонь, смахнув влагу с кожи на вздыбленные волосы. Выравнивая дыхание, замираю. Соня что-то неразборчиво шепчет под боком. А потом плюхается грудью мне под руку, которая уже на автомате отставлена в сторону. Знаю, что любит спать на животе, касаясь лицом моей шеи с одной стороны и прижимая к другой стороне ладонь.

Дрыхнем без будильника, но просыпаемся одновременно. От назойливой вибрации. Не сразу соображаем, чей телефон подает признаки жизни. В номере погром, будто после настоящей бухой вечеринки. Пока находим мобильники, вызовы завершаются.

– Это Лиза, – докладывает Соня после проверки своего телефона. – Сейчас напишу, что все хорошо.

Я смотрю на свои пропущенные, стискивая челюсти. По привычке вычищаю журнал звонков и бегло просматриваю эсэмэски.

Владислава Машталер: Алекс, здравствуй! Прошу прощения, что беспокою, но у меня потрясающие новости. Кольца готовы! Приглашают на финальную примерку. Когда ты сможешь?

Планомерно тяну ноздрями ставший в момент сухим воздух. Насыщение, конечно, слабое. Как и всегда, стоит мне вернуться в ебаную реальность, внутри словно заглушки появляются, не давая вздохнуть естественным путем. Отсюда эта суровость, из-за которой я чувствую себя долбаным друидом.

Александр Георгиев: Завтра во второй половине дня.

Блокирую аппарат и небрежно отбрасываю его обратно на кровать. Только после этого вдыхаю свободнее.

– Я в душ. Присоединишься?

Ловлю Сонин изучающий взгляд, когда уже собираюсь отвернуться.

– Что?

– Ты помрачнел, – толкает она сбивчиво. – Что-то не так? Если нужно домой…

– Все в порядке.

Сука, ненавижу эта гребаную фразу.

– У меня завтра утром рейс.

– Я, помню, Сонь.

– Ну, да…

– У меня тоже обратный билет на завтра. Успею тебя проводить.

– Ладно… – бормочет, натягивая на тело какой-то пеньюар. – Тогда… Давай не будем портить последний день...

Мне охренеть как не нравится подобная формулировка.

– Он не последний, – поправляю на эмоциях глухо.

– Я имела в виду… Мм­-м… В Париже последний, – отворачивается, прежде чем я успеваю еще что-то сказать. – Иди в ванную... Я сейчас… – открывает бар и достает бутылку с водой. – Мне нужно выпить контрацептивную таблетку, – поясняет так же смущенно. – Всегда в это время принимаю.

– Хорошо. Жду тебя.

После охренительного секса в душе, когда кажется, что от чувственного напряжения звенит не только каждый мускул в теле, но и все до единой духовные струны, заставляем себя отлипнуть друг от друга, чтобы покинуть номер.

И не зря.

Этот день не подводит. Как и все другие с Соней-лав, он выдается сумасшедшим на эмоции.

Первые перемены в настроении у нас случаются за завтраком. Осматривая небольшой стол на уличной террасе кафе, за которым нам предстоит сидеть, я хмурюсь и даже не замечаю этого.

– Лицо попроще, принц, – дразнит меня Соня.

Когда вскидываю на нее взгляд, она просто берет меня за руку и тянет за собой, чтобы присесть на узкие пластиковые стулья. Смотрю на нее и, усердно приподнимая брови, пытаюсь разгладить мускулатуру своей, несомненно, надменной рожи. Труды эти Соня оценивает не особо высоко. Расхохотавшись, наклоняется и пробегается по моей переносице прохладными пальцами.

Облизываю губы. Вдыхаю полной грудью ее запах. И вроде как застываю, в очередной раз сраженный красотой,