Бруно, начальник полиции - Мартин Уокер

«Это здорово, насколько это возможно, Джей-Джей А что насчет Ричарда? Был ли он связан с наркотиками?»

«Она говорит, что нет, поэтому я не думаю, что мы все еще можем его задерживать. Мы не можем опровергнуть его историю, и теперь, когда она призналась в наркотиках, я склонен поверить ее версии об убийстве. Если бы это зависело от меня, Ришар был бы на свободе сегодня, но это решение за Тавернье. Кстати, что вы, ребята, сделали с ним вчера? Он вернулся в ярости и часами разговаривал по телефону с Парижем.»

«Я думаю, наш мэр поговорил с ним, как со старым другом его отца. Вы знаете, он заставил жандармов арестовать Карима, молодого человека, который нашел тело своего дедушки. За нападение, после того как Карим напал на этих ублюдков из Национального фронта во время беспорядков.»

«Что он сделал? Он, должно быть, не в своем уме. Половина Франции видела этот бунт, и все они думают, что вы, ребята из Сен-Дени, герои».

«Не Тавернье. Он сказал, что закон должен быть беспристрастным».

«Беспристрастный между кучкой головорезов и несколькими законопослушными гражданами? Он, должно быть, сумасшедший. В любом случае, вы, кажется, разобрались с этим. Что-нибудь еще?»

«Кажется, мы немного продвинулись в работе над фотографией футбольной команды. Я буду держать вас в курсе».

«Это своего рода вспомогательный сюжет, Бруно, но продолжай в том же духе. Мы все еще ищем убийцу, и у нас нет других зацепок».

Повесив трубку, Бруно услышал в коридоре голос Мирей, приветствовавшей Мому.

Разве он не должен быть в школе в этот час? Он выглянул в коридор и увидел Мому, собирающегося зайти в кабинет Роберте, который занимался SйCu, оформлением документов по социальному обеспечению. Он помахал рукой, и Мому подошел пожать ему руку.

«Я не могу остановиться», — сказал он. «Я просто поднялся во время утреннего перерыва, чтобы подписать бумаги о закрытии отделения моего отца. Но я рад тебя видеть».

«Дай мне десять секунд, Мому. Я хочу показать тебе фотографию». Он подошел и взял факс со своего стола, без особой уверенности, что Мому может узнать кого-нибудь из них, но поскольку он случайно оказался здесь…

«Где, во имя всего святого, ты это взял?» Потребовал ответа Мому. «Это мой отец в молодости или его идентичный близнец. Как его зовут?» Он достал очки для чтения. Хусейн Будиаф, Массили Баракин и Джулио Вилланова. Будиафы — наши двоюродные братья, так что, я полагаю, это семейное сходство, но это поразительное сходство. А Баракин? Я откуда-то припоминаю это имя.

Вилланова — тот тренер, о котором он говорил. Но этот Хусейн Будиаф — я почти готов поклясться, что это был мой отец в молодости».

Бруно вздохнул, открыв свою почту и прочитав еще три анонимных доноса на соседей. Наименее приятным в поведении жителей Сен-Дени, как и в любой другой коммуне Франции, было то, что они с такой готовностью сводили старые счеты, донося друг на друга властям. Обычно письма отправлялись в налоговую инспекцию, но Бруно получил свою долю. Первым было обычное письмо от пожилой дамы, которая любила обвинять половину молодых женщин города в «безнравственности». Он хорошо знал старую женщину, бывшую экономку отца Сентаута, которая, вероятно, разрывалась между религиозной манией и острой сексуальной ревностью.

Второе письмо представляло собой жалобу на то, что сосед устанавливал новое окно в старом сарае без разрешения на планировку, причем таким образом, чтобы оно выходило на другие дома в деревне.

Однако третье письмо было потенциально серьезным. Это касалось неисправимого пьяницы Лона, которого уволили из парка развлечений за то, что он неумело повесил Марию-Антуанетту на гильотине и разрезал ее пополам, а не просто обезглавил, к большому ужасу наблюдавших за этим туристов. Они были еще больше потрясены, когда он пьяный упал на нее сверху. Сообщалось, что Лон работает в одиночку на одну из английских семей, которые купили старые развалины и были убеждены, что Лон может восстановить их за плату наличными, без налогов или страховки.

Он вздохнул. Он не был уверен, предупреждать ли Лона о том, что кто-то, вероятно, донесет на него в налоговую инспекцию, или предупредить английскую семью, что они впустую тратят свои деньги. Вероятно, он сделал бы и то, и другое, и рассказал бы англичанам о системе, при которой они могли бы легально и дешево платить работнику, работающему неполный рабочий день, и при этом пользоваться страховкой работников. У Лона была семья, которую нужно было содержать, так что Бруно лучше направить его на правильную сторону полиции. Он проверил адрес, по которому предположительно работал, в крошечной деревушке Сент-Феликс, где к нему поступило сообщение о краже сыров из фермерского сарая.

Он снова взглянул на письмо о преступном окне. Это тоже был Сент-Феликс; боже мой, подумал он, волна преступности в деревушке с населением в двадцать четыре человека. Он вздохнул, схватил свою шляпу, телефон и записную книжку, а также брошюру о легальном трудоустройстве работников, занятых неполный рабочий день, и ушел, чтобы провести остаток дня в рутинной работе сельского полицейского. На полпути вниз по лестнице он вспомнил, что ему понадобится фотоаппарат, чтобы сфотографировать окно. Полностью обремененный, он направился к своему фургону, мрачно думая о том, что на Изабель это не произвело бы большого впечатления, если бы она знала, как он обычно проводит свои дни.

Через три часа он вернулся. Английская семья почти не говорила по-французски, а его английский был ограниченным, но он убедил их в важности легальной оплаты долга. Он предоставил им самим выяснить ограниченные возможности этого человека. Владельца предположительно поврежденного окна не было дома, но Бруно сфотографировал его и сделал заметки для обычного отчета в Бюро планирования. Дело о краже сыров заняло у него большую часть времени, потому что старый фермер настаивал, что кто-то лишает его средств к существованию. Бруно пришлось неоднократно объяснять, что, поскольку сыры были домашнего производства на ферме, что значительно не соответствовало стандартам, требуемым Европейским союзом, их нельзя было легально продавать, и поэтому в его официальной жалобе о преступлении они должны были быть указаны как сыры для домашнего потребления. Затем ему пришлось снова все объяснять жене фермера. Она наконец поняла, когда он указал, что страховая компания воспользуется случаем и откажется платить за кражу нелегальных сыров.

В его кабинете зазвонил телефон. Он рванулся и поймал