Собрание сочинений. Том 8. 2013–2015 - Юрий Михайлович Поляков

ночное обжорство. Бессонно бродя по квартире, Гена часто заглядывал в холодильник.

Секретарша громко чмокнула, втянув свисавшую изо рта питательную бахрому, и спросила участливо:

– В Минпечать?

– Да…

– Коля еще не вернулся.

– Доберусь на такси.

– Не забудьте взять чек, а то бухгалтерия не пропустит.

– Не волнуйся.

– Вы всегда забываете, а Заходырка потом с ума сходит.

– Свои заплачу. Не обеднею.

– Счастливого пути! – улыбнулась она, прекрасно понимая, что за час съездить в центр и вернуться невозможно.

Гена весело шел по коридору. Предвкушая встречу с Алисой, предчувствуя рыжий пламень ее любви, он был добр и снисходителен к слабостям подвластного люда. Заметив, как многоженец Сеня Карасик охмуряет возле водопоя юную практикантку, суровый редакционный вседержитель скроил расстрельную физиономию, а потом поощрительно осклабился: мол, плодитесь и размножайтесь, если есть на что. Встретив Ампелонова, отец коллектива еще раз похвалил репортаж о зверском убийстве старушки, не давшей внуку денег на кино, и удивился, что материал до сих пор не вывешен на доску лучших.

– Напомни Ольге!

– Неловко…

– На печи неловко, когда не спит золовка… – бабушкиной прибауткой ответил добрый босс.

Дверь в отдел искусства была настежь, там кипел стихийный субботник: ящики столов выдвинуты, папки вынуты, на полу разложены стопки старых рукописей, связки писем, вороха фотографий, давних оттисков и другие отходы редакционного организма. Телицына, превозмогая беременность, доставала бумаги из нижних секций. Ее мукам сострадал, сидя в кресле, Дормидошин. Главный редактор остановился. Бездельник, заметив шефа, бросился показательно помогать брюхатой растеряше.

– Ну как? – спросил Гена.

– Уже почти нашли! – ответила Телицына с обещающей улыбкой.

– Все перероем! – подтвердил Дормидошин.

– Не родите мне здесь раньше времени!

– Постараемся.

У корректорской он столкнулся нос к носу с Бунтманом, тот аж осунулся от неприятной встречи. Повелитель «Мымры», улыбнувшись, простил интригана. Полгода назад в передовой статье Гена по ошибке назвал знаменитого красного латыша Вилиса Лациса литовцем, а бюро проверки, как обычно, ошибку прохлопало. В сущности, ерунда, мелочь, в газете и не такое бывает. До сих пор из поколения в поколение передается знаменитый ляп в «Сухумской правде». На первой полосе шел официоз «Визит Анастаса Ивановича Микояна в солнечную Абхазию», а на четвертой – репортаж «Пополнение в Сухумском обезьяньем питомнике». Фотографии к текстам, как на грех, оказались одинакового формата. Верстальщик попутал цинковые квадратики: и на первой полосе очутился снимок мартышки, прибывшей из дружественной Индии, а на четвертой усатая физиономия легендарного члена Политбюро, про которого шутили: «От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». И что? Ничего. Микоян позвонил агонизирующему главному редактору и, смеясь, попросил: «Слушай, пошли мне десяток газеток, друзьям подарю. Пусть посмеются!»

Скорятин был требователен и неумолим. Если обнаруживался ляп, ошибка или «козел», на планерке стулья летали, строгие выговора лепились без колебаний, как высшая мера на передовой. А тут конфуз: ляп допустил сам шеф. «Свежая голова» Галантер из деликатности про ошибку босса на летучке промолчал, а редакция сделала вид, будто ничего не случилось. Так бы все и прошло незаметно, но гордые жмудины залупились. Чем мельче народ, тем обидчивее, а у «прибалтят» гонора вообще на целую Британскую империю. Вышел международный скандал. Позвонили из посольства и с настойчивым акцентом сообщили, что у них в истории своих сталинских подголосков хватает, поэтому не надо навешивать им еще и латышских красных стрелков. Скорятин завелся и ответил с глумливой вежливостью, что в Литве были не только сталинские подголоски, но еще и кровавые юдофобы из местных, о чем уважаемый советник может прочитать вскоре в статье «Вильнюсский холокост».

Такой материал действительно был, его привез вместе с часами «Брайтлинг» сын Борька от О. Шмерца, когда прилетал повидать родителей. В трубке гневно задышали – и пошли короткие гудки. Через полчаса позвонил пресс-секретарь нашего МИДа и попросил не публиковать статью об уничтожении вильнюсских евреев, так как вроде там подумывают о сближении с Россией. После долгих уговоров Гена нехотя пообещал снять горячий материал из номера и вздохнул между прочим: мол, давненько никого из мымровцев не приглашали за рубеж в свите министра иностранных дел… Через месяц он уже летел спецбортом в Канаду на переговоры. Этому искусству превращать промашку в прибыток его обучил Исидор. Но, конечно, «золотому перу» было неловко за ляп перед сотрудниками. Обычно Гена вылизывал свои тексты до блеска, но, видно, размяк от Алисиного дурмана и потерял бдительность. А тут еще Дочкин донес, что Бунтман пустил по редакции шутку: «Генела промахнулся!» И главный, затаив гнев, несколько раз срезал остряку гонорар, обстоятельно топтал на планерках за малейшую оплошность, не отпустил на конференцию в Палермо, хотя все расходы брала на себя принимающая сторона. Но сегодня он и его простил, дружески потрепал по плечу, вызвав счастливое недоумение помилованного.

Зайдя к Жоре, Скорятин напомнил, чтобы «Клептократию» не сдавали в корректуру ни в коем случае. Упаси бог кто-нибудь сольет в интернет – тогда конец! Пусть полежит, а потом невзначай выйдет в «Отстое» у Рената. Не пропадать же такому текстищу! Если спросит гадина Заходырка, надо отвечать: «Главный стиль оттачивает!» Пусть побесится. Дочкин понимающе кивнул и, перейдя на шепот, стал бурно восхищаться статьей: мол, такой беспощадной оплеухи власть давно не получала, а так хлестко писать сейчас никто не умеет. Пигмеи! Был Юрка Чехочихин, но за длинный язык парня траванули – сгнил заживо.

– Гениалиссимус! – восхитился Жора. – Как это там у тебя? «…Иногда Кремль кажется мне разбойничьим замком феодала, мимо которого без мзды не проедет ни один обоз, не проплывет ни один караван. Кто знает, может, какой-нибудь барон фон Дрон за зубчатой стеной практикует “право первой ночи”»… Златоперый ты наш!

– Ладно-ладно… – Автор поморщился от крупномолотой лести, но оценил, что соратник знал текст наизусть.

– Ты надолго в Минпечать?

– Туда и обратно.

– Без пальто?

– В машине тепло.

– Тяпнем, когда вернешься?

– Посмотрим.

– Мне ярославский автор «Серебряную казенку» привез. Спирт «Альфа», тройная очистка. А в «Кадушке» я взял белые грузди. Развесные. Из Вятки.

– Уговорил! – кивнул главред, чувствуя, как рот заполнился слюной, а душа затомилась тоской по теплой алкогольной безмятежности. – Поставь в холодильник.

– Водка должна быть холодной, а женщина горячей! – осведомленно кивнул искуситель. – Летишь в Египет?

– Скорее да, чем нет!

У входной железной двери за столом сидел охранник Женя и читал, как обычно, «Энциклопедию успеха». Напоминал он сытого кота, живущего в душевном согласии с мышами и собаками. Его обязанность состояла в том, чтобы, хмурясь, спрашивать у редакционных прихожан: «К кому и зачем?» Если посетитель путался, выдавая свою никчемность, страж должен был объяснить: день сегодня неприемный, рукописи не рецензируют, не возвращают, а телефоны