Ловцы видений - Дэннис Фун

Аландра положила руки на плечи девочки.

— Не переживай. Сначала нам надо кое-что сделать. — Она собрала детей вокруг себя и тихонько сказала: — То, что я вам говорю, очень важно. Когда вы сегодня разойдетесь по комнатам, я хочу, чтобы все вы положили в рюкзачки теплую одежду.

— А нам сказали, что с собой ничего не надо брать, — пробурчал Баб.

— Да, — добавил Джип, — у наших новых родителей все для нас есть.

— Все новое и красивое… — канючила Лона.

— Я знаю, — ответила Аландра, изображая на лице оживление, — но вас ждет долгое путешествие. Но я же — целительница, и я должна быть уверена, что по дороге вы не простудитесь. И не забудьте сказать об этом новеньким, которые только что приехали. А если кто-нибудь станет говорить всякую чушь, отвечайте, что так распорядилась целительница.

— Распорядилась целительница… — с серьезным видом повторила малышка Лона.

— Аландра! Здесь кое-кто хочет тебя видеть! — донесся до нее голос Брака.

Роун не без иронии смотрел на то, с каким неподражаемым спокойствием Аландра скрывала задуманное ею предательство.

— Аландра, хочу тебе представить Пророка Друга.

При виде ее Святой просиял.

— Значит, ты и есть та самая целительница, которая вылечила Роуна…

Аландра пожала протянутую им руку.

— Благодарю тебя, — сказал Святой. — Роун очень много для меня значит.

Роун понял, что Аландру озадачило такое выражение признательности. Святой выглядел очень убедительно, говорил искренне и открыто. Трудно было поверить, что за этим стояли смертельные намерения.

— Прости меня, — продолжал Святой, — но мне не терпится побеседовать с моим учеником. Ты, надеюсь, присоединишься к нам за ужином?

— С удовольствием, — ответила Аландра.

— Прекрасно. — Святой улыбнулся и вместе с правителем направился к винному погребу.

Роун тоже последовал к своему бренному телу. Вернувшись в себя, он почувствовал необычайную тяжесть, его тянули к полу свисавшие со стены длинные цепи, которыми были скованы его запястья и лодыжки. Святой отворил дверь и вошел в темницу.

Пока Роун был частицей света, его не тревожили никакие чувства, а теперь в присутствии Святого кровь с силой запульсировала в висках.

— Ну, привет тебе, маленький братец… Давненько мы не виделись.

Роун молчал.

— Ничего не хочешь мне сказать?

— Сожалею, что утопил твой мотоцикл.

— Возместить его потерю было гораздо легче, чем кое-что другое, что ты отнял у меня.

— И что же?

— Мое доверие. Ты опозорил меня перед моими людьми. Ты опозорил самого Друга.

— Друга ты выдумал. Ты все придумал. И я видел доказательство этому.

На мгновение Святой отпрянул, потом понимающе кивнул.

— Значит, вот в чем дело? — спросил он. — Да, я нашел книгу. Но уже после того, как Друг явился мне на горе. И откровение, которое снизошло на меня, не было вымыслом. Я слышал его слова. Я — его Пророк. Книга лишь помогла мне это осознать.

Роун выдержал взгляд Святого, но определить по его глазам, лжет он или говорит правду, юноша не смог.

— Ты нужен Городу, Роун. Мне под угрозой смерти приказали тебя туда доставить. Вместе с сестрой вы обеспечите Владыкам неограниченную власть. — Он понизил голос: — Роун, Друг мог бы воспользоваться этой властью, чтобы сдержать их безумие. Присоединяйся ко мне. Вместе мы сможем принести Дальним Землям справедливость.

— Откуда мне знать, что твои истинные намерения отличаются от замыслов Города?

— Город, Роун, это исчадие зла. И ты видел тому доказательства. Он стремится нас всех сделать рабами. Я видел жуткие вещи, которые Город творит с людьми.

— С детьми, ты хочешь сказать, причем с твоей же помощью.

Святой скривился.

— Роун, Друг и я — мы хотим прекратить террор. Присоединяйся к нам, Роун.

Юноша пристально посмотрел на него.

— А детей из Негасимого Света ты тоже продал?

В глазах Пророка отразилась буря эмоций.

— Ты же встречался с Кирой! Ты был в моем пустом доме. Мы все приносим жертвы, брат мой. И я их тоже приносил.

— Ты, брат Святой, сам выбрал свою боль.

Святой печально улыбнулся.

— Оставайся со мной и с Другом, Роун. Император Цинь создал империю, которая существовала больше двух тысяч лет. Ему пришлось построить стену, и нам надо выстроить нашу стену. Нам придется идти на жертвы, но эти жертвы — цена свободы.

— Император Цинь был тираном. И народ его никогда не знал свободы от господства и надзора.

— Но он объединил страну, это дало его народу силу, чтобы выжить.

— И сила эта постоянно испытывалась за счет народа.

Святой придвинулся ближе к Роуну, в глазах его было отчаяние.

— Однажды Город уже посылал меня за тобой. Тогда я смог тебя защитить. Второй такой возможности мне не представится.

— А ты разрежь мне кожу над ухом и вставь туда это ваше дьявольское устройство! Ворон сказал, что ты захватишь его с собой. А что — это действенно!

Святой с отвращением повторил это имя:

— Ворон! Ничто не доставило бы ему большего удовольствия. Мне нужен союзник, а не безмозглый робот-садист.

— Я никогда не стану твоим союзником!

Святой вышел из себя и с силой схватил Роуна за отворот рубашки. Но юноша резко подался вперед, перекинул цепь, которой была скована его рука, через голову Святого и стал затягивать ее на шее Пророка.

— Это тебе за мою мать, за отца моего, за теток, дядей, за моих друзей… — Святой дергался и бился, пытаясь освободиться, но Роун все сильнее затягивал цепь у него на шее. Жажда мести переполняла его. — Ты… убил… их… всех.

«Если убьешь его, ты станешь таким же, как он».

Чей это был голос? Его самого? Кого-то другого?

Мгновенного замешательства оказалось достаточно. Святой почувствовал слабину, извернувшись, ударил Роуна в голову, и тот отпустил цепь.

Святой спокойно сказал:

— Роун, ты не оставил мне выбора. Его нет ни у тебя, ни у меня. Либо ты будешь со мной, либо мы оба погибнем.

Роун не ответил.

Подняв фонарь, Святой пробормотал:

— Мы уезжаем утром.

Выйдя из темницы, он захлопнул за собой дверь.

Роун все еще трясся от возбуждения. В одиночестве, в полной темноте размышлял он о своей судьбе. Выбор из двух зол ставил его в тупик. Он уже и раньше думал о том, каково было Аландре посылать одних детей на верную смерть ради шанса на спасение других. И хотя Святой постоянно толковал о великой цели, для ее достижения он убил слишком многих. Чей бы голос ни раздался в его сознании, Роун был счастлив, что голос этот его остановил, иначе он взял бы на душу такой же грех и стал убийцей.