Рокоссовский - Сергей Егорович Михеенков

– Но германские войска продолжают наступать, – стараясь быть тактичным, заметил он.

– Да, временные успехи пока сопутствуют нашему врагу. Но они ведут против нас коммерческую войну. И армия у немцев коммерческая, а не военная. Немецкое командование стремится во что бы то ни стало победить. Это понятно. Никакое другое командование не желает иного. И ряд побед оно одержало. Но немецкое командование никогда не сможет достичь окончательной, полной победы, потому что оно строит свои планы, проводит операции, используя слабые стороны противника. Слабые стороны противника – вот залог их успеха. Секрет их успеха. Но это губительно для любой армии. И, быть может, в первую очередь для той, которая стоит перед нашим фронтом. Приведу такой пример. Немецкий полк наступает на нашу роту. Превосходство сил несомненное. Победа полку обеспечена. И тем не менее немцы засылают в эту роту провокаторов, сеющих панику и т. д. Они хотят победить любыми способами. Им кажется, что они правы, рота действительно побеждена. Но побеждён и немецкий полк! Потому что с нашим полком на равных он драться уже не сможет. Он будет разбит. Этот немецкий полк после боя с нашей ротой надо посылать на переформирование, добавить в него свежих солдат, тех, кто не участвовал в наступлении на роту. Те, кто участвовал, уже плохие солдаты, их скоро разобьют. Они обречены на поражение. Я поставил своим людям задачу и сказал им: “Немцы предложили нам такую систему войны. Они врезаются танковыми массами, слабо подкреплёнными пехотой, в наше расположение, они окружают нас. Примем их метод и скажем себе: если мы в тылу у них, то не мы окружены, а они окружены!” Всё. Я бил немцев и буду бить. Они проиграют войну. Они проиграли войну Англии. Это бесспорно. Они проиграют войну и нам. Вопрос во времени. И только».

Он ещё не знал, что тот диалог почти слово в слово опубликует одна из влиятельнейших британских газет в самый разгар Битвы под Москвой.

Наступили дни, когда Рокоссовский мог уже более или менее свободно передвигаться. Рана заживала. И он попросил своего водителя Мозжухина показать ему Москву. «И мы поехали, – вспоминал Сергей Иванович. – Помнится, возле Бутырской тюрьмы генерал спросил: “Это что, Бутырка? Вот здесь я делал мебель!” Я промолчал. Я слышал, что перед войной мой командарм несколько лет провёл в тюрьмах. Сегодня, естественно, знаю больше: он мужественно выдержал все допросы, никого не оговорил, с товарищами по заключению делился последним куском хлеба. Такой он был человек. Может быть, поэтому люди считали за честь воевать под командованием Рокоссовского.

Я долго возил Рокоссовского по улицам Москвы. И вдруг он говорит:

– Серёжа, я хочу посмотреть, как ты живёшь.

– Живу на четвёртом этаже, без лифта. После ранения вам, товарищ командующий, будет трудно подниматься.

– Поднимусь, – твёрдо заявил он.

Надо ли говорить, что посмотреть на командарма 16-й армии сбежался весь дом. Беседа продолжалась около получаса и запомнилась всем. “Мы обязательно победим в этой войне”, – уверенно заявил на прощание Рокоссовский. Потом я отвёз его обратно в госпиталь».

В архиве удалось отыскать справку о ранении, выданную Рокоссовскому во время выписки из госпиталя.

«Эвакуационный военный госпиталь № 2366

Часть лечебная

20 мая 1942 года

4—22—05

Справка

Дана генерал-лейтенанту 16-й армии тов. Рокоссовскому Константину Константиновичу в том, что означенный Рокоссовский К. К. находился на излечении в эвакогоспитале № 2366 с 9 марта 1942 года по 22 мая 1942 года по поводу слепого осколочного (артснарядом) ранения правой половины грудной клетки – трансдиафрагмальной с повреждением печени и лёгкого. Гемоторакс.

Ранение с пребыванием на фронте.

По выздоровлении выписан для дальнейшего несения военной службы.

Нач. лечебного учреждения

Каплан».

В конце мая он уже был под Сухиничами.

За два с половиной месяца армия отодвинула фронт немного на запад, отжала противника за реку Жиздру. Впереди лежал одноимённый старинный русский городок, который предстояло взять согласованным ударом смежных флангов 16-й и 61-й армий.

Для увязки совместных действий в один из дней Рокоссовский и Казаков выехали в расположение соседей. Штаб 61-й армии с трудом отыскали в глухой деревушке, до которой несколько километров пришлось добираться пешком.

Маркиан Михайлович встретил соседей так, как встречают у порога напарника, с которым предстояло сходить в ад и попытаться вернуться.

Высокий, под стать Рокоссовскому, стройный и по-гвардейски подтянутый, генерал Попов излучал уверенность и надёжность опытного воина. Они, Рокоссовский и Попов, были похожи не только внешне, но и манерами, врождённым воспитанием, высокой культурой, умением владеть собой в самых трудных обстоятельствах. Его уважали в войсках – и за высокие профессиональные качества командира, и за человечность, и за умение в подчинённом видеть личность, какую бы должность тот ни занимал. Попов обладал феноменальной памятью, знал расположение своих войск, не только дивизий и полков, но и батальонов, рот. Знал и своих командиров – до ротных включительно. Свободно оперировал цифрами, огневыми возможностями своих подразделений и частей.

«По рассказам товарищей, – писал о генерале Попове Главный маршал авиации А. Е. Голованов, – Маркиан Михайлович был огромного таланта и эрудиции человек, самородок, имевший блестящие способности в военном деле. Будучи совсем молодым человеком, он ещё до войны командовал военным округом. Однако его слабость к “живительной влаге” и прекрасному полу всю жизнь, как говорится, вставала ему поперёк дороги…»

Впрочем, Сталин до определённой степени терпел эти недостатки генерала, уступая его высоким полководческим качествам.

Война их вскоре разведёт. Но наступит час, и они, Рокоссовский и Попов, снова будут стоять рядом в самой масштабной и кровопролитной битве Великой Отечественной войны. На Орловско-Курской дуге боевые порядки правого крыла Центрального фронта Рокоссовского будут прикрывать армии Брянского фронта генерала Попова.

А в тот майский день они быстро обсудили общие задачи. Потом Маркиан Михайлович по праву гостеприимного хозяина пригласил соседей к накрытому столу. За обедом не без улыбок и шуток вспомнили, как в конце зимы их сурово инспектировал генерал Кузнецов и чем та инспекция закончилась. Отдали должное и терпению, и жёсткости Жукова. Ещё раз посетовали на то, что наступать армиям – некем, пробивать мощную немецкую оборону – нечем, если не оголить фланги и не перебросить часть сил оттуда.

– Что ж, – подытожил Попов, – прикажут шить тришкин кафтан, будем шить тришкин кафтан…

Операция началась в конце мая. Успеха она, как и ожидалось, не имела.

Рокоссовского больше всего раздражало, что ни Ставка, ни командование Западного фронта не ставили их, командармов, в известность, каковы цели проводимой их войсками операции, каковы общие задачи. В мемуарах по этому поводу он справедливо заметит: «Генералиссимус Суворов придерживался хорошего правила, согласно которому “каждый