Я вернусь через тысячу лет - Исай Давыдов

Почему-то очень надеется Марат на свой маленький, карманный магнитофон с записями десятков самых красивых земных мелодий.

– Они будут слушать это! – уже в который раз, как бы убеждая самого себя, повторяет он. – Даже самые жестокие люди любят слушать музыку. И в эти минуты становятся добрее.

Розита Гальдос кусает свои яркие губы, готовые изогнуться в недоверчивой усмешке. Розита явно не верит этим заклинаниям Марата, хотя и выполнила его просьбу – “напела” немало песен в его магнитофон. Она поднялась сюда, на крышу, проводить Марата одна, без Женьки. Женьки нет среди провожающих. Хоть на это хватило его!..

Проводить Марата пришли Бруно и Изольда, Энн и Майкл, Али со своей тихой, незаметной Аней и Михаил Тушин. Здесь и наши командиры – Федор Красный и Пьер Эрвин. И еще мы с Бирутой.

Бирута порадовала сегодня меня – сказала, что у нас будет маленький. Она, оказывается, уже давно знала это, но сказала вот только теперь, когда увидела, что я с самого утра был подавлен предстоящим отлетом Марата. Если честно – я очень боюсь за него. Он кажется мне еще одной нашей жертвой этой красивой и коварной планете. Добровольной жертвой.

Видно, к такому трудному дню Бирута и берегла свою новость. Как амортизатор. И была права, конечно, потому что теперь даже этот грустный день невольно стал для меня праздником.

О сыне я мечтал давно. О маленьком, любопытном мальчишке, который долго будет глядеть на мир моими глазами, которому я помогу открыть этот мир и утвердиться в нем, как помогал мне отец. А потом когда-нибудь этот мальчишка останется в мире вместо меня, и я, уже истлевший, проживу вместе с ним вторую жизнь и стану жить вечно – в его детях, в его внуках, а его потомках, как живут во мне далекие предки мои – бородатые уральские мужики, приписанные к демидовским заводам в Нижнем Тагиле и делавшие на них “горячую работу”.

Даже Бируте не говорил я об этих мечтах. Но она знала, конечно, что я хочу сына. Не могла не знать. Она вообще удивительно хорошо знает меня. Может, даже лучше, чем я сам себя знаю.

И сейчас я чувствую к ней какую-то необычную, почти отцовскую нежность. И благодарность – за прошлое и за будущее, И все время нестерпимо хочется укутать чем-то теплым худенькие, зябкие, беззащитные плечи ее.

–...На твоей волне, Марат, всегда будет включена пленка, – доносится до меня голос Тушина. – Так что передавай в любое время. Ни одно твое слово не упустим.

– Может, крутить для тебя специальную музыкальную программу? – спрашивает Пьер Эрвин.

– Пока хватит этого! – Марат хлопает себя по карману. – Не хватит – сообщу. Вы не думайте – я не собираюсь стесняться.

– Может, все-таки оставить в лесу твой вертолет? – спрашивает Федор Красный. – Мало ли как сложится...

– Зачем? – удивляется Марат. – Чтобы они сразу поняли, что я им не доверяю и приготовил машину для бегства? Все-таки я иду к ним жить, а не посмотреть, как они живут.

– А если тебе понадобится там жениться? – вдруг спрашивает Розита. – Ну, чтобы стать совсем своим...

– Женюсь! – Марат улыбается. – Поздравление пришлешь?

– Ужасно! – Розита брезгливо передергивает плечами. – Они все такие грязные! От них даже в больнице пахнет потом!

– А чем пахло от твоих предков? – подает голос Бруно.

– Я все понимаю! – отвечает ему Розита. – Все-все! Но я бы не смогла.

– Пора! – говорит Марат.

– Мы по очереди обнимаем его, и он уходит в машину. Один. Машину приведет обратно кибер, по радиолучу. Она вернется, как привязанная на резинке.

Бесшумно начинает работать мотор. Свистит над головой воздух, рассекаемый лопастями. И вот уже вертолет, покачнувшись, отрывается от крыши, приподнимается над нами и медленно разворачивает хвост на северо-восток. А потом, как рванувшаяся за добычей стрекоза, быстро уходит в темноту, на юго-запад, туда, откуда пробираются к нашим поселкам дикие охотники.

Мы медленно разбредаемся по крыше к разным лифтам. Крыша теперь стала просторнее, и лифтов больше. Еще две секции дома-кольца были закончены на днях. Еще двести сорок ребят перебрались в новенькие квартиры с нашего пустеющего корабля. Совсем тихо стало на нем в вечерние часы, когда прекращается разгрузка. Звонкие, пустые коридоры. Редкие каюты, в которых услышишь голоса. Скоро уже и наша с Бирутой очередь. Еще одну секцию сдадут – и мы уедем. А мама уедет раньше. Она и так уже нечасто бывает на корабле. Видимо, вот-вот поселится у Тушина. Я даже не знаю, чего они тянут, если любят друг друга.

Сейчас только мы с Бирутой да еще Эрвин и Красный возвращаемся на космодром. Наши командиры пока тоже живут на корабле. Они уйдут с него последними. Командиры всегда последними покидают свой корабль. Командиры всегда дольше своей команды ждут удобств. Иначе какие же они командиры?

Мы с Бирутой забираемся в биолет, и я уже поднимаю клеммы к вискам, когда к нам подбегает Розита.

– Я с вами, ребята! – возбужденно говорит она. – Можно?

– Что за вопрос?

Я раздвигаю перед нею дверцу.

Розита садится сзади. Биолет срывается с места и выкатывает на прямую дорогу. Впереди в темноте уже скрылся биолет наших командиров. На дороге кибер включает фары, дает полную скорость, и мы летим плавно, ровно, почти бесшумно.

Ни Бирута, ни я не оборачиваемся и ни о чем не спрашиваем Розиту. Чего спрашивать? Наверно, поссорилась с Женькой. Переночует в пику ему на корабле. А потом помирятся. Все мы иногда ссоримся с женами. Только у нас с Бирутой давний уговор – при ссоре не уходить, не уезжать. Трудный уговор, потому что при ссоре всегда хочется хлопнуть дверью. Как будто этим что-то докажешь!

Поссорившись, мы молча сидим по углам или занимаемся своим делом, стараясь не замечать друг друга. В маленькой, тесной каюте это нелегко. В просторной квартире будет легче. Но, может, там и ссоры будут дольше?

А у Женьки с Розитой, наверно, нет такого уговора...

Наш биолет несется в темноту, щупая дорогу светом фар. И по краям узенькая полоска ее слегка отдает янтарным блеском в этом свете. Мутное, черно-серое небо без единой звезды давит на нас своими тучами безмолвно и мрачно. И Бирута – вежливая душа! – первая нарушает молчание.

– Все-таки тоскливы эти безлунные ночи! – говорит она. – Все время безлунные ночи! На всю жизнь! А на Земле я всегда так ждала Луну! И если она была неполная – приставляла к ней мысленно палочку. Получится буква “Р” – значит, месяц молодой, растущий. А если он изогнут буквой “С” – значит, старый, убывающий. Мы не ценили на Земле нашу тихую голубую Луну. А ведь именно она делала ночи прекрасными. Когда-то, в старину, когда она была оранжевой, без атмосферы, – было, наверно, еще красивее. А что радости в этих ритянских ночах?