Записки грибника #2 - Алексей Федосов

Я продолжил давить:

— Я прошу — просто перестреляйте их и все. Сразу после того, как позади вас на дороге бабахнет, конные сгрудятся в кучу, будут успокаивать перепуганных лошадей и только опосля помчатся назад смотреть — а что там стряслося. Ни раньше, ни позже стрельбу не начинайте, побьют вас. Ваша сила в первом залпе, чем больше сшибете, тем быстрей остатних добьете.

А взгляд-то изменился, вроде как с уважением смотрит. Мысленно перекрестился — одного, кажется, убедил. Хотя тут не креститься надо, а голову пеплом посыпать, даже моих отрывочно — киношных знаний хватит, чтоб сделать элитную команду диверсантов, способную свести на нет любые попытки поляков нормально воевать на нашей земле. Впереди зима со всеми прелестями холодного времени года и больших куч замерзшей воды. Команда лыжников-биатлонистов перестреляет издалека отряд любой численности без потерь со своей стороны. Когда снег коню по брюхо, какой же дурак пойдет в атаку на противника, который, при первом же поползновении, просто отходит чуть в сторону и не прекращает обстрела. У Ковпака (точно не уверен, может, это Федоров) был случай во вторую мировую — пулеметчики прижали к земле роту немцев. Любая попытка подняться в атаку перечеркивалась парой коротких очередей, и очередной герой возносился в католический рай. Через восемь часов партизанам осталось только собрать имущество замерзших напрочь супостатов. На улице было минус двадцать градусов.

Увы, не мои это люди, не мои…

— Илья, — обратил свой взор на десятника, — У тебя работенка не из легких будет. Ежели пешцы захотят ляхам помочь и вперед по тракту к обозу кинутся, вот тогда и начинай стрелять.

— А побегут?

Я пожал плечами. Поведение врага… А хрен его знает, может, в них сыграет обычная алчность — перебить нападавших и пошарить в чужих карманах. Наемники, одно слово.

И были у меня на этих ребят свои планы…

— Будем надеяться, что нет. Илья. Ваши ружья можно заряжать, лежа на брюхе, а пищаль — только стоя, и стрелять вы можете в два раза чаще. Вовлеки пехоту в перестрелку и просто перестреляй.

Постарайтесь остаться живыми, умрете — сюда лучше не возвращайтесь.

— А ты сдюжишь? — Спросил Илья.

— После взрыва, ляхам не до меня будет, а там уже и Архип придет.

Переменчива осенняя погода — вчера светило солнце, а сейчас все затянуто плотной серой пеленой, стелющейся над самыми верхушками вековых сосен. В воздухе ощутимо пахнет влагой, возможно днем погода испортится и пойдет дождь. Бабье лето закончилось и наступает осень, со всем своим очарованием и капризами. Настроение… Да собственно — никакого, грустно и тоскливо. Капризная тетка — совесть, притихшая было, вдруг решила напомнить о себе. Пришлось давить в зародыше, пока самоедство окончательно не снесло крышу, и так шифер шуршит временами…

Выручили, как ни странно, поляки. Передовой дозор нарисовался на дороге во всей красе и блеске. Считаю и тихо матерюсь, — этих гадов четырнадцать рыл на пять человек Архипа.

— Господи, помоги ему сладить там, а здесь у меня все получится.

Учитывая прошлую ошибку, сажусь на дно своего окопа и превращаюсь в одно большое ухо. Слышу поступь коней, позвякивание колец на удилах, бряцанье оружия, глухие голоса и жизнерадостный смех.

Когда все стихло, осторожно выглядываю и вижу спины удаляющихся поляков. Снова наступает тишина. Резкие порывы ветра шумят среди ветвей деревьев, сухо шелестит неопавшая листва…

Тревожное ожидание заканчивается, показалась колонна.

— Мать моя женщина! — Такую ораву конных вижу в первый раз и это производит… Да, это производит впечатление!

Тракт наполняется гулом голосов, лязгом железа. Конь одного из всадников вдруг заржал и пошел боком, наездник, откинувшись в седле назад, натянул удила, заставляя лошадь переступать мелкими шагами. Соседи что-то ему громко советуют, а он весело скалится в ответ.

До вешки, обозначающей крайнюю мину, десять саженей…

Пять…

Меня колотит нервная дрожь, пот заливает глаза, суетливо смахиваю с ресниц соленые капли.

Четыре…

Три…

Вздрагиваю от неожиданности. С правой стороны доносится глухой хлопок гранаты, тут же — второй.

С проклятиями хватаю подрывную машинку и заполошно начинаю крутить рукоять, замыкая контакты.

Закладывая уши, рванули основные заряды, посылая на дорогу тучу картечи и, тут же сверху, добивая выживших, обрушились срубленные взрывами гранат деревья. Широкая, разлапистая крона сосны сработала словно мухобойка, накрыла за один раз пять или шесть всадников, гарантированно ломая руки, ноги и вышибая дух. Густая пелена пороховой гари накрыла все непроницаемой пеленой.

Но вот истошные крики раненых людей, вопли (!) побитых лошадей скрыть не могла. Почему-то захотелось заткнуть уши и спрятаться, словно нашкодившему пацаненку.

С левой стороны злобно рявкнул залп ружей, приглушенный расстоянием. Вот и у Архипа началась своя война. А мы ждем…

Дождались.

Из серого марева, бешено вращая глазами, выскочила лошадь. Неслась она прямо на мое укрытие и тащила за собой убитого всадника, зацепившегося ногой за стремя. Хватаю сидор со своими цацками, ружье и выскакиваю наружу, успел в последний момент. Эта дурища влетает в окоп и начинает судорожно биться, пытаясь выбраться. Копыто, размером с хорошую тарелку сверкая новенькой подковой, просвистело довольно близко от лица.

Рядом раздает выстрел, еще один и еще, а с Илюхиной стороны пока тихо. Может пехота, решила уйти?

Пороховой дым поднимается вверх, открывая заваленную трупами людей и коней дорогу.

А вот и первый клиент — вижу, как один из недобитков поднимается. Прячусь за ствол дерева, взвожу курок, ловлю мушкой середину груди, нажимаю на спусковой крючок. Поляк опрокидывается на спину.

Еще один поднимает голову и тут же опускает обратно, только уже с пулей в черепе, пробитый шлем с веселым звоном слетает с башки.

О, совсем целенький лях с пистолетом в одной руке и саблей в другой, имея явно нехорошие намерения, идет… Хотел идти. Откуда-то сбоку прилетел злой кусочек свинца, и несчастный, пораскинув мозгами, прилег отдохнуть.

Высматриваю следующих поляков, а мозг анализирует ситуацию. Картечь снесла ближайшую к обочине шеренгу, на её месте настоящий фарш из конины, людей и элементов доспехов. Так и хочется похвалить себя, любимого, за удачное расположение мин, еще бы картечь нормальную, а не этот мусор…

В воздухе начинает распространяться запах бойни, свежепролитой крови и нечистот. Спереди выживших нет, а вот в середке, придавленной рухнувшими верхушками сосен, вижу какое-то шевеление.

Еще один счастливчик? Отдача толкает в плечо, ловлю стреляную гильзу, вставляю новый патрон.

В обозе перепуганные лошади устроили форменный погром, бросились в разные стороны, обрывая постромки и опрокидывая возы. На дороге огромная куча-мала из людей, коней, сломанных оглобель, перевернутых шарабанов, и вся эта масса шевелится в безнадежной попытке удрать.

Издалека плохо видно. Но, кажется, там нашелся один герой или не шибко умный. Он встал в полный рост и выстрелил из своей аркебузы наобум в сторону леса. В ответ прилетевшие пули отбросили бедолагу на парусиновый тент опрокинутого на бок возка и он сполз по нему, пачкая ткань своей кровью.

Вижу нескольких возчиков, во всю прыть бегущих к спасительным, так им кажется, кустам. Добежал всего один. Еще двое бросились прочь прямо по дороге, назад, туда, откуда приехали…

Вы еще кипятите белье? Тогда мы идем к вам…

Куча перепутанных ветвей зашевелилась и из неё появляется окровавленная рука, держащая пистолет.

Хлопает неприцельный выстрел. Словно черт из табакерки, выскакивает разъяренный лях и тут же заваливается навзничь.

Стрельцы помнят инструктаж, близко не подходят, прячутся за деревьями и отслеживают любое шевеление, всаживая одну, иногда и две пули в подозрительные тела.

Стрельба со стороны дозора стихла. Одно из двух: или Архип ухлопал поляков, или ляхи прикончили Шадровитого и с минуты на минуту будут здесь. Смещаюсь таким образом, чтоб видеть дорогу и не поворачиваться к недобиткам спиной. Перезаряжаю оружие и прячусь под корнями здоровенного выворотня, опрокинутого прошлогодним ураганом дерева.

Только подумал: было бы неплохо, чтоб пехота ушла, как раздается слитный залп из мушкетов и ему отвечает частая стрельба стрельцов.

Вдруг все резко обрывается и наступает тишина. Она длится всего пару минут, а потом все начинается заново. Но, в этот раз перерыва нет, а интенсивность еще более возросла. Наверно, зря я раздал перед боем все патроны, какие были. Даже мелькнула мысль: с таким азартом они перебьют все, что шевелиться, а что не шевелиться, расшевелят и пристрелят.