Записки грибника #2 - Алексей Федосов

— Kіamiesz, pies…

— От собаки лесной и слышу, — И добавляю пару слов на великом и могучем. Не оборачиваясь, ответил в полголоса, но так, чтоб расслышал только он.

И слышу рев оскорбленного до глубины души шляхтича, да скрежет вынимаемой из ножен сабли.

Пора делать ноги, свою часть плана выполнил.

Сдергиваю, обрывая веревочные подвязки, старый кожаный фартук кузнеца, позаимствованный полчаса назад. Кидаю на землю, нагнувшись, проскакиваю под лошадиной шеей, со всех сил бегу вперед и заворачиваю за угол, полуразвалившейся сараюшки, в которой была деревенская кузница.

— Федір, сюди… — Махнул рукой Панас, выглядывающий из-за сломанной телеги, нагруженной сеном.

Разбрызгивая грязь, пробегаю по луже и успеваю за пару секунд до преследователей. Достаю пистолеты и взвожу курки

— Почекай, спробуємо по тихому, — Панас выглянул на мгновение из-за укрытия и спрятался.

Заметил одну особенность, в момент опасности Архиповские парни напрочь забывают русский и понять их бывает довольно трудно.

— Грицько з Архипом почнуть, а ми допоможемо… ты здесь побудь.

Ответить не успел. Послышался топот бегущих следом людей. Через мгновение звучит залихватский свист. Панас подхватывает свое копьецо и выскакивает навстречу противнику.

Чуть присев, ловит древком рубящий удар, отводит его в сторону, бьёт ногой в живот, опрокидывает своего противника на землю, и тут же добивает. А вот желто-сапожный поляк отбил натиск Архипа с Григорием, отскочил назад и прижался спиной к стене кузницы.

— Федір, третій втік — Слышен крик, перекрывающий шум драки.

Твою мать… Наш третий «друг», который сразу мне не понравился, увидев, что произошло с двумя первыми, ломанулся прочь со всех ног к стоящим поодаль коням.

Выдергиваю из-под сена «костолом» и бегу, но не за ним. Чтоб ляху удрать, ему надо добраться до лошадей, а потом еще по улице проскакать до околицы, а это метров двести. Мне напрямки — полсотни всего. Да вот только мой забег происходит на поле поросшему не скошенной травой. Бегу, выдирая сапоги из раскисшей после недавнего дождя земли, и обрывая зеленые побеги. Кажется, успел. Дорога просматривается на полверсты и беглеца не видно.

За спиной слышу приглушенный расстоянием хлопок и, тут же громкий крик раненого человека.

«Охотнички, блин. По-тихому, по-тихому…»

Укладываю ствол на развилку ивовых веток, взвожу. Слева слышен нарастающий звук топота копыт, из-за кустов выскакивает всадник, низко пригнувшийся к холке, он яростно настегивает лошадь.

«Один выстрел, один труп… Один выстрел… О… дин…»

Задерживаю дыхание и тяну спусковой крючок. Отдача мягко толкает в плечо, из дула вылетает облачко дыма, на миг скрывающее цель. Когда оно рассеялось, с моего места никого не видно.

Дергаю за рычаг, ловлю стреляную гильзу на лету и сую в карман. Вставляю новый патрон.

Что попал, знаю точно, с полусотни метров пулю кладу в яблочко, размером с пятак. Взял винтарь наизготовку и пошел глянуть на добычу. Целился в коня, так что, возможно «язык» еще живой, если шею не свернул. Легкое облачко пыли, поднятое падением всадника, уносится прочь под дуновением ветерка, открывая взору тушу убитого мерина, руку, вскинутую в приветственном жесте…

Сизое облако вспухает на срезе дула пистолета и глухой удар в грудь сбивает меня с ног. От неожиданности заваливаюсь навзничь и слышу удовлетворенное бормотание поляка.

Труп коня задергался, это лях яростно вырывался, пытаясь вытащить придавленную лукой седла ногу.

А я валялся на спине и шипел, словно болотная гадюка, ощупывая себя в поисках раны. Под руку попался правый пистолет, его рукоять разлохмачена попаданием пули и раскололась вдоль. Если бы не она, этот урод прострелил бы мне печень…

С воплем:

— СУКА!

Вскочил на ноги и, в несколько гигантских шагов подскочил к противнику. Он попытался сопротивляться, даже ткнул в мою сторону кинжалом, за что получил прикладом в лоб.

Ухватив за плечи, рывком выдернул из под убитой лошади, перевернул на живот и быстренько, его же поясом, связал руки. Привел в чувство, поставил на ноги — не тащить же мне его обратно на себе, пущай шагает.

Настырный гаденыш. Не успев выпрямится, хотел меня забодать, получил коленом в морду, а после того как упал, был жестоко отпиночен. Всю обратную дорогу вел себя как шелковый, только испуганно озирался и каждый раз вздрагивал, когда взглядом натыкался на мою угрюмую рожу. Адреналин кончился, я шагал на автопилоте, хотелось прилечь и маненечко отдохнуть, печень просто отваливалась.

— Случилось что? — спросил меня вышедший навстречу Архип, глядя на мою скособоченную фигуру.

Я показал расколотую пулей рукоять пистолета и рассказал как было дело.

Он коротко присвистнул:- Хранят тебя боги, Федор.

Схватил за шиворот мою добычу и поволок за сарай. Я сначала пошел следом, но передумал. Смотреть, как поляка потрошить будут… Ну их. Лучше пойду, доделаю то, что помешали гости незваные, соберу барахло, какое в кузнице нашел. Мусор с примесью металла, куски шлака, запрятанные под кучей золы пара прутов железа, половинку мешка нагреб все-таки.

Стена, построенная из тонких сосновых бревен, да еще со щелями, заткнутыми вываливающимся пересохшим мхом, имеют плохую звукоизоляцию. И все, что происходило на улице, было слышно внутри во всех подробностях.

Глухие шлепки ударов, короткие вскрики, невнятное, злое бормотание пленного поляка, переходящее в истошный крик, заткнутый, по-видимому, тычком в зубы. После этого на короткое время наступила затишье, а затем все началось сначала. Размеренный голос Архипа, задающего вопросы, и надрывные, полные боли, ответы поляка.

А потом все разом стихло и мне, вдруг, примерещилось журчание ручейка…

Закинув на плечо мешок с собранным хабаром, поспешил на улицу. Стреноженная лошадка никуда не делась, отковыляла чуток подальше от непонятных людишек и продолжила свое занятие, поедание подножного корма. Закидываю ей на спину поклажу, иду еще за одним тюком. Навстречу, из-за угла выворачивает Архип, оттирая на ходу руки сорванной травой.

— Анджей его звали. Так вот, пан Анджей молвил, что ждут хоругвь королевских латников. Они должны были еще седмицу назад прийти, а их все нет. Слухи ходят — недалече от Смоленска, столкнулись шиши с ляхами

Шадровитый плюнул на маленькое пятнышко крови, обнаруженное на пальце, стер пучком травы и отбросил в сторону. Вдруг улыбнулся:- Эти недоумки приняли их за охрану обоза, ну и навалились всей толпой…

— И большая толпа водилась?

Архип мотнул головой в сторону — Этот молвил, полтора десятка на березах да осинах поразвесили вдоль тракта, да волкам на поживу в овраг сволокли столько же, а сколько сбежало, то одному богу ведомо.

— Немалая ватажка… была…

— Ага, да атаман дурной. Это ж надо было, без догляду, сломя голову, на солдат кидаться…

За разговором, я снял путы с лошадки, потянул за недоуздок, сплетенный из конопли, и мы неторопливо покинули селище, уводя двух трофейных коней нагруженных барахлишком.

На поляне, в лесочке на краю селенья, нас ждал остальной отряд. Коротко рассказав Илье о стычке и полученные от пленного данные, быстро собрались и выступили. Идти еще несколько верст до следующего хутора, уже не надо, все, что нужно найдено и даже с небольшим перевыполнением. Теперь осталось унести ноги из этого поганого района. Враги здесь, не пуганные, шастают как у себя дома…

Пока их было мало… Но искушать судьбу и ждать нечто большое…

И как-то не лежала у меня душа идти дальше, уж очень не хотелось.

Как банально не будет звучать фраза, но…

«Скрипит потертое седло и ветер холодит, былую рану…»

Седло, на самом деле старое и затертое до безобразия, на нем видны следы многочисленных ремонтов.

А вот вечерний ветерок приятно остужает испарину, выступающую на лбу при резких движениях. Синячище, размером с суповую тарелку, закрыл правый бок и, кажется, стремиться заползти на спину. Так мне кажется, ибо все, что успел, это на пару минут задрать рубаху и быстро глянуть — что там?

Радует, что ребра целы, могу глубоко вздохнуть и резко выдохнуть. Но, от греха подальше, на первой же остановке, попросил стрельцов и мне помогли наложить тугую повязку.

Теперь двигаюсь с грацией робота — поворачиваюсь всем торсом, не нагибаюсь, а приседаю и шарю перед собой рукой в поисках упавшего ножа.

Полная луна, забралась на самую верхотуру и весело скалиться оттуда, заливая мертвенно бледным светом лесные стежки-дорожки. Зрелище ночного леса…

Если бы мне не было так х… плохо, наверно оценил бы красоту по достоинству. Все приобрело, четкие грани и нет полутени, есть свет и тьма… Чернильная темнота леса перемежается серебреными лучами, расплывающимися в туманной дымке, поднимающейся от разогретой за день земли.