Взорванные лабиринты - Константин Фарниев

Сухо затрещал телефон. Яви потянулся к трубке внутреннего аппарата, но звонили по городскому. Неужели связисты прекратили забастовку!

Звонил капитан Котр. Временно прекратили забастовку энергетики, транспортники, связисты, журналисты, работники полиграфии, телевидения и радио.

Оказывается, ночью правительство дало Центральному забастовочному комитету твердую гарантию: все основные экономические требования бастующих будут удовлетворены в течение следующей недели.

Центр объединенных профсоюзов объявил временное перемирие.

Глава семнадцатая

ВАЖНАЯ УЛИКА

Рано утром Табольт растолкал Рубота.

— Вставай, лодырь. Требуется твоя помощь. Любите поспать, черти. Сегодня уже седьмое января, а мы все еще торчим здесь.

Рубот быстро вскочил, ополоснул лицо ледяной водой.

Табольт попросил у хозяина машину. Посадил туда Рубота. Сам сел в свою.

— Поедем, посмотрим окрестности, — объяснил он хозяину. — Говорят, где-то здесь неподалеку у вас есть болото, а там дичь.

— Какая дичь зимой, Ремми, о чем ты говоришь?.

— Все равно интересно посмотреть на степное болото.

Фермер подробно объяснил, куда ехать. Хотел спросить, зачем им на двоих две машины, и не спросил.

Табольт ехал впереди, то и дело останавливаясь, забрасывая в машину камни. Рубот ехал за ним, изумляясь столь странному занятию товарища. Наконец они достигли глухого, затянутого зеленым льдом болота, окруженного зарослями камыша. Табольт отъехал от болота метров на пятьдесят. Затем разогнал машину и у самого берега выпрыгнул из нее. Машина проломила лед и сразу затонула.

— Это была серьезная улика, Рубот, — объяснил Табольт свои действия. — Ни одна машина не могла так развернуться, как моя.

Домой приятели вернулись на одной машине. Фермеру Табольт наплел, что на болото они не попали, а выехали на трассу и что машину свою он продал одному чудаку — уж очень она ему надоела и для недругов стала слишком приметной.

Позавтракав, Табольт, Рубот и Лудди пешком отправились в степь поохотиться. Вид у Табольта был задумчивый, зато Рубот и Лудди отлично настроены. Никаких тебе забот, тревог, дел. Братья уже не раз поговаривали между собой, что пора перейти на оседлый образ жизни. Везение рано или поздно кончится, а садиться в каталажку после стольких лет сытой обеспеченной жизни не очень-то хотелось, тем более, что у каждого из них было по сотне с хвостиком тысяч монет. Стоило им оказаться на ферме, как ее спокойная, размеренная, бесхитростная жизнь разбудила дремавшие в них мечты о покое, обеспеченности, сытости. Вернувшись с охоты, Табольт долго куда-то звонил. Наконец он явился сияющий. Рубот и Лудди оторвались от шашек и уставились на него.

— Слушайте меня внимательно, ребята! Я сейчас говорил с Роттендоном. Вчера я написал письмо этим типам и кое о чем попросил. Похоже на то, что знаменитая публика отступилась от нас. — Табольт помедлил. Можно было ничего не говорить этим дуракам, но Ремми никогда не был жадюгой и знал, что всякое предательство рано или поздно оборачивается против предателя. — Дело мы сделали крупное и получили три миллиона отступных — по штуке на брата.

Рубот и Лудди вскочили, опрокинув на пол шашечную доску.

— Только не думайте, что Табольт сошел с ума. Этому розовому поросенку ничего не оставалось делать, как только выложить денежки на бочку.

— Ты не шутишь, Ремми? — подал, наконец, голос Рубот.

— Нет, не шучу, Рубот.

— Ой-ля-ля! — сорвался с места Лудди и пустился в пляс.

— Один уже спятил от богатства, — усмехнулся Табольт. — Брось, Лудди! — рявкнул он.

Лудди пригнулся от крика и застыл посреди комнаты в нелепой позе.

— Садись лучше, я объясню вам, что к чему. — Табольт начал неторопливо собирать с полу шашки, потом присел к столу.

— Денежки наши лежат в банке. Пока не поздно, их нужно забрать. Сегодня же сматываться всем. Ваши билеты на самолет у меня. Я взял их еще вчера. У вас дела пока в полном ажуре. Ничего не бойтесь. У меня — не знаю. Есть одно местечко, через которое я постараюсь уйти. Ждите меня на месте. Скоро тремя миллионерами в мире будет больше. Пусть каждый делает со своими деньгами все, что хочет. Фирма наша закрывается. Неприлично миллионерам заниматься вульгарными грабежами. Свое прошлое советую оставить для мемуаров. Ферма и ее хозяин принесли нам большую удачу, и мы должны отблагодарить человека. Я думаю подарить ему пару тракторов и автоматизированный коровник. Похоже на то, что дела у него идут не очень хорошо. Вы все поняли?

Лудди и Рубот переглянулись. Лица у них при этом были глупые-преглупые.

В комнату вошел хозяин.

— Что-то вы долго не появляетесь, ребята. Женщины послали меня узнать, не случилось ли с вами какой беды?

— Спасибо, дружище, — поднялся Табольт. — Ты даже не представляешь себе, какую большую услугу ты нам оказал.

— Брось сюсюкать, Ремми. Мы все очень рады, что ты заглянул в нашу дыру. Живите здесь сколько хотите и как хотите.

— Сколько стоит ваша ферма? — выпалил вдруг Рубот.

Хозяин удивленно посмотрел на него.

— Тысяч пятьдесят, наверное. А с долгами, которые я успел наделать, и все семьдесят пять.

Рубот выхватил из кармана чековую книжку, быстро заполнил листок и оторвал его. Запнулся он только на мгновение: хотел проставить цифру тридцать пять, но рука его дрогнула, и он написал пятнадцать;

— Держите, — протянул он хозяину чек.

Тот взял его, внимательно прочитал и изумленно посмотрел ча всех троих.

— Берите, берите, — подбодрил его Лудди. — Кто знает, были бы мы сейчас живы-здоровы, не выручи вы нас.

— Это что, за ночлег?

— За уважение, — коротко бросил Табольт и направился в столовую. — Пошли, а то женщины обидятся на нас. — Горячность Рубота не понравилась ему. Поступок его был настолько нелеп и изумителен, что фермер обязательно кому-нибудь расскажет о нем.

Хоть Лудди нашелся и как-то объяснил глупость брата.

Хозяин аккуратно вложил чек в бумажник. Нужно было отблагодарить человека, но он не находил подходящих слов.

Жена хозяина, пожилая, на редкость некрасивая женщина, ее сестра, миловидная дама лет двадцати пяти-тридцати, сестра фермера, красивая особа тридцати двух лет, две работницы по коровнику и служанка ждали мужчин за столом.

Ферма была захудалой. Усадьба ее торчала в степи одна-одинешекька. До ближайших соседей езды было часа полтора, так что гости семью хозяина жаловали не часто. А тут вдруг как с неба свалились сразу трое разодетых в пух и прах столичных франтов. Даже в душе хозяйки шевельнулось желание пофлиртовать с самым старшим.