Скобелев - Борис Васильев

— Восемь двадцать три. Генерал Добровольский начал атаку Осминских высот.

— Прекрасно начал, — сказал Скобелев. — Жиляй, доложи его светлости об инициативе Добровольского и перебрось батарею прикрыть его фланг.

— Слушаюсь!

— Прикажете играть общую атаку? — спросил Куропаткин.

— Зачем? Все батареи — на линию Василькова. Ну, Рифат-паша, не ожидал ты такого афронта? — Михаил Дмитриевич азартно расхохотался. — Проверим, что ты за полководец, сейчас я тебе окончательно все карты спутаю. Млынов, вели расчехлить знамена, а оркестрам — беспрерывно играть марши!

— Парад? — с долей иронии спросил артиллерист.

— Парад, полковник, — улыбнулся Скобелев. — Услышав оркестры и увидев мои знамена, Рифат-паша решит, что я готовлю общую атаку и не станет спешить с резервами. А пока разберется, Добровольский уцепится за берег Осмы.

Аскеров с береговых возвышенностей вышибли быстро: не получив подкреплений, они сопротивлялись вяло. Задохнувшиеся от бега и короткой рукопашной солдаты падали на гребнях береговых высот. Федор сидел в кукурузе, вытирая каскеткой мокрое лицо.

— Разрешите представиться, поручик Василенко.

Федор оглянулся. Чуть ниже стоял молодой офицер в расстегнутом мундире. Нижняя рубашка была — хоть выжимай.

— Вас просит генерал.

Добровольскому пришлось пробежать изрядный кусок, продираться сквозь кустарник, и выглядел он весьма усталым.

— Исполнили, — сказал он Мокроусову. — А что это вы все впереди бежали?

— Я еще не добежал…

Федор имел в виду переправу через Осму. Поручик Василенко понял его и поддержал:

— Порученец прав, ваше превосходительство. Не худо бы нам через речку перемахнуть, пока турки не опомнились.

— Каким образом, поручик? Аки посуху?

— Брод, — Федор еще не отдышался от бега и говорил отрывисто. — Болгары обещали броды обозначить.

— Что — брод, — вздохнул Добровольский: ему очень не хотелось вновь бросать своих солдат под пули. — Тот берег гол, как блин. Даже кустов нет.

— Там — мельница, — пояснил Василенко. — Если мы в ней закрепимся…

— Ну, попробуйте, — с неохотой согласился генерал: он ни за что бы не рискнул, но Скобелев ценил самостоятельность. — Отберите полсотни охотников, больше не надо.

Пока поручик собирал охотников, Федор внимательно вглядывался в противоположный берег Осмы, ища обещанные знаки. На том, противоположном берегу лежало несколько лодок, и кроме них ничего не было. А что-то непременно должно было быть: Мокроусов знал, как тщательно готовится к каждому сражению Куропаткин. Он еще раз всмотрелся, разглядывая каждую лодку, и вдруг заметил, что одна из лодок лежит носом к реке.

— Видите лодку носом к нам?

— Вижу, — поручик оглянулся на добровольцев. — За мной, ребята. Бегом и — точно за мной!

С бродом Федор не ошибся: воды оказалось чуть выше колена. Не ожидавшие этой атаки турки опомнились, когда все уже были на низменном левом берегу. Бежавший последним порученец кожей ощутил прожужжавшую пулю и тут же упал на землю.

— Ранены? — спросил Василенко.

— Ложись! — кричал Федор. — Надо под пули нырнуть! Под пули! Ложись!

Подобной команды не было в практике армии, но Мокроусов кричал столь убедительно, что солдаты сразу залегли. И даже поручик, помедлив, нехотя опустился рядом.

— Это что-то новое, Мокроусов, — проворчал он.

— Как только снизят прицел, вскочим и — рывком к мельнице.

На возвышенности не успели еще оценить внезапного броска стрелков через реку, как вдруг все они разом попадали на землю.

— Неужто одним залпом выбили их? — растерянно сказал артиллерист.

Скобелев продолжал напряженно глядеть в бинокль. Он знал, что один ружейный залп не в состоянии уложить добрую полусотню солдат, соображал, что же произошло и какую выгоду от этого мог получить бой в целом.

Группа вскочила одновременно и явно по команде. Турки едва успели вскинуть винтовки, как все солдаты уже скрылись за оградой мельницы.

— Да они пуль испугались! — презрительно заметил Жиляй. — Какой позор!..

— Молодцы! — громко воскликнул Скобелев. — Ну, получил Рифат-паша подарочек: мост-то теперь под ружейным огнем. Млынов, узнай, кто скомандовал вовремя упасть. Георгия ему за то, что солдат спас и задачу выполнил. Алексей Николаевич, готовь общую атаку, — он щелкнул крышкой часов. — Ровно в двенадцать — сигнал!

А уволенный со службы и внезапно представленный к награде вольноопределяющийся Федор Мокроусов сидел под стеной. Уже при входе в мельничный двор турецкая пуля рикошетом угодила в голову. Все плыло перед глазами, и порученец с трудом улавливал слова бинтовавшего его солдата.

— Ничего, барин, контузия это. Спасибо тебе солдатское, господин хороший, что уберег нас. Кабы не ты — ни в жисть бы нам до этой мельницы не добежать…

— Второй раз, — еле ворочая языком, сказал Федор. — Второй раз — и все в голову…

Глава седьмая

1

Взятие Ловчи и полный разгром ее гарнизона были высоко оценены не только русской армией. Александр пожелал лично заслушать доклад светлейшего князя. Сдержанный Имеретинский, вкратце обрисовав ход сражения, все эмоции выразил в последней фразе:

— Героем дня был генерал Скобелев.

Фраза эта, попавшая в официальную реляцию и подхваченная газетами, обошла весь мир. К Скобелеву стучалась не только мировая слава, но и народная любовь.

Перед третьим штурмом Плевны русская армия была усилена тридцатью двумя тысячами румын. В предвкушении победы император соизволил лично наблюдать за сражением, а общее командование возложил на румынского короля Карла. Фактически, естественно, руководить штурмом обязан был командир шестого корпуса генерал Зотов, но так как вместе с Александром II прибыл и военный министр Милютин[49], и главнокомандующий светлейший князь Николай Николаевич, то не только единоначалие, но и просто четкое управление войсками было утрачено еще до начала сражения.

Генеральный штурм был назначен на 30-е августа. День этот был днем тезоименитства императора всероссийского, а посему о дне штурма знали все — и солдаты, и офицеры, и сам Осман-паша. Причем последний знал и готовился со всей свойственной ему решимостью, волей и пониманием психологии противника.

— Русские будут атаковать Гривицкие редуты, — сказал он на военном совете. — Дайте им бой, отступите и заприте их там перекрестным огнем. И бросьте все таборы к Зеленым горам.

Наступление предварили четырехдневным артиллерийским обстрелом. Канонада приятно воодушевляла высоких гостей, но особых результатов не дала: турки успели глубоко зарыться в землю. Первыми это испытали на себе румынские войска. Они атаковали злосчастные Гривицкие редуты, уже обильно политые кровью костромичей в Первом штурме и солдат Вельяминова — во Втором. Союзники в конце концов ворвались-таки в редуты, понеся весьма ощутимые потери. Следовало немедленно подбросить резервы усталым и обескровленным колоннам, но князь Карл жалел свою молодую необстрелянную армию, Зотов — свою обстрелянную, и в результате турки отошли в полном порядке, тут же накрыв редуты сосредоточенным огнем.