Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая - Станислав Владимирович Далецкий

и он занялся вплотную заботами о переезде семьи. Устроившись в школу и с жильём, он написал Анечке о своем положении, и через месяц получил ответное письмо, в котором Анечка сообщала, что его посещение дало свои плоды, и у них будет ребенок в июне, поэтому с переездом семьи в Вологду надо поспешить до рождения этого ребенка, видимо сыночка, потому что она чувствует себя по-другому, нежели когда носила дочек. Антон Казимирович вполне оправился после ампутации ноги, и сейчас дома учится ходить на костылях, а попозже будет осваивать и липовую деревяшку вместо протеза.

Это известие заставило Ивана Петровича ускорить поиски жилья для всей семьи, которая, с учётом будущего рождения третьего ребёнка, образовывалась числом семь человек. Для такой семьи и дом требовался немаленький, чтобы не ютиться в нём, а жить полноценной свободной жизнью и детям, и взрослым, не мешая друг другу, особенно, когда дети подрастут.

Иван Петрович полагал, что здесь, в Вологде, он останется жить надолго, если не навсегда: город спокойный и уютный русской стариной, без сутолоки столичной жизни, но и без запустения мелкого городишки, как Токинск.

– Вполне можно прожить здесь вторую половину жизни, – думал Иван Петрович, которому этой осенью уже исполнилось тридцать шесть лет. Азарт юности давно угас, несбывшиеся мечты о научной работе в столичном университете унесли война и революции, но взамен он обрёл душевный покой с любимой и преданной женой Анечкой, с которой они заимели двух дочерей, и ещё ребенка Анечка носила под сердцем.

– Будем жить, работать учителями, воспитывать детей и заботиться о стариках. Я смогу заниматься здесь историческими изысканиями для своего удовлетворения и сбором коллекции антиквариата, к которому пристрастился ещё в Иркутске. Сейчас, в смутное послевоенное время на барахолках всплывают совершенно уникальные вещи, а их случайные владельцы даже и не подозревают об этом, и не знают их истинной стоимости, продавая за бесценок.

За наживой я, конечно, не гонюсь, но вдруг мне в руки попадет какая-нибудь историческая вещь, тогда можно будет написать о ней в научный журнал и тем удовлетворить мое самолюбие, – размышлял иногда Иван Петрович перед сном в своей комнате под завывание зимней вьюги, спешащей укрыть землю толстым слоем снега в преддверии Нового года.

Новый, 1922-ой год, он встретил в школе, в кругу учителей, собравшихся по такому поводу в большой зале, служившей ученикам для занятий физкультурой и для сборов пионерских и комсомольских отрядов.

Эти организации для детей и подростков были задуманы Советской властью как помощники партии в деле воспитания нового поколения в духе преданности революции. Пионеры учились здесь ходить строем под барабанную дробь и звуки горна, потом ходили походами в окрестности города, помогали друг другу в учёбе и совершали другие полезные дела, так что свободного времени на проказы и хулиганство у них уже не оставалось.

Комсомольцы были учениками старших классов и потому их обязанности были почти взрослые: помогать в учёбе отстающим, заниматься спортом с пионерами, помогать учителям младших классов, участвовать в субботниках по восстановлению предприятий, заброшенных во время войны, вылавливать беспризорников, которых немного, но всё же было в Вологде заездами из Москвы и Петрограда.

Пионеров и комсомольцев Иван Петрович считал весьма полезными в учительском деле и даже два-три раза по просьбе комсомольцев приходил в классы и рассказывал свои впечатления о войне с немцами и о гражданской войне, как участник и очевидец.

В новогодний вечер в зале были лишь учителя с женами и мужьями.

–Как в добрые старые времена собирались учителя в городском училище на новогоднюю вечеринку в Орше, – вспомнил Иван Петрович некстати, поскольку тут же вспомнил и о своей невенчанной жене – Надежде, с которой и из-за которой так круто изменилась его жизнь. Но сейчас он уже не испытывал к своему прошлому даже горечи сожаления, потому что та, ненастоящая жена ушла из его жизни, освободив место для настоящей жены – Анечки и детей.

Новогодний вечер прошёл вполне дружески и весело: война закончилась, мирная жизнь вступила в свои права, и все рассчитывали на перемены к лучшему в наступающем году. Иван Петрович, несмотря на лёгкую хромоту, даже станцевал вальс с молодой учительницей пения, что приехала этой осенью из Москвы, закончив Московскую консерваторию, и приехала не сама по себе, а по комсомольской путёвке.

Учитель в военной форме и с разноцветными глазами, видимо, нравился ей, и она сама, как свободная женщина, пригласила его на танец, но от дальнейшего общения с ней Иван Петрович уклонился, поскольку Мария – так звали учительницу, проповедовала свободную любовь, о чём неоднократно говорила в учительской, призывно глядя на Ивана Петровича. Вскоре после полуночи он ушел домой, сославшись на усталость и больную ногу, что вызвало взгляд разочарования ему вслед от той самой учительницы.

На вечеринке он, вероятно, простудился, и новогодние каникулы пролежал в своей комнате, кашляя и потея от чая с малиновым вареньем, которым его потчевала хозяйка дома, выгоняя простуду.

Выздоровев, он попросил хозяйку помочь ему в поисках дома для покупки, объяснив, что ожидает весною приезда своей большой семьи сюда, на постоянное жительство. Хозяйке было жаль терять такого постояльца, но она обещала поспрашивать у знакомых о продаже домов на соседних улицах.

За годы войны город несколько обезлюдел: кто-то погиб в войнах, кто-то перебрался на жительство в другие места, особенно зажиточные, не признавшие Советскую власть, но не желающие быть зачисленными во враги этой власти, как богатые, и потому сменявшие место жительства туда, где их никто не знает, чтобы затаившись, ждать своего часа, который непременно настанет.

Поэтому дома продавались часто за бесценок или вообще бросались на произвол судьбы. Частично такие дома заселялись беднотой по мандатам Советской власти или самозахватом, но можно было и купить такой дом у бедняка-пропойцы, благо, что стало возможным продавать и покупать открыто с введением Советской властью, с подачи Ленина – новой экономической политики – НЭПа.

Захватив власть, большевики фактически отменили торговлю: продовольствие изымалось у крестьян силой на основе продразверстки, введённой в 18-ом году, а больше и торговать было нечем в гражданскую войну. Продразвёрстка изымала у крестьян почти всё зерно, оставляя лишь на пропитание семьи, а изъятый хлеб распределялся по пайкам в армию и среди работающих.

Изъятие хлеба проводили продовольственные отряды, которые организовало ещё Временное Правительство, поставив во главе этих отрядов комиссаров от Правительства. Большевики переняли этот опыт, но с окончанием войны встала задача восстановления разрушенной страны, требовался хлеб, чтобы накормить людей, но крестьяне не хотели увеличивать посевы зерна, потому что