Полковая наша семья - Михаил Манакин

Сержант Туз и его товарищи начали развязывать вещмешки, вскрыли консервы. Детские руки с жадностью потянулись к пище. А вскоре раздались ребячьи голоса: "Вассер! Вассер!" Дети просили воды.

Воды у автоматчиков оказалось мало: две фляги - каждому хватило едва ли по два глотка. Видя такое дело, сержант Туз сказал солдатам:

- Ладно, оставим ребятишкам продукты. Нашим ребятам объясним, что к чему, - поймут. А воду сейчас принесем.

Но случилось так, что фашисты предприняли после артналета сильную контратаку. Им удалось выбить наших солдат из трех домов и почти вплотную приблизиться к полуразрушенному особняку, в подвале которого сидели дети. Фактически этот дом оказался на нейтральной полосе. Пробраться к детям, чтобы передать им обещанную воду, теперь уже было рискованно. И все же сержант Туз решился. Мы отвлекли огнем внимание гитлеровцев на левый фланг, и он сумел проползти через простреливаемый участок и передал детям канистру с водой.

Когда мы вновь пошли в атаку, у этого полуразрушенного дома, не добежав трех шагов до спасительного укрытия, погиб наш боевой товарищ гвардии рядовой Нартиков.

Лишь 24 апреля полк взял Эберсвальде. В этот же день другие части нашей дивизии овладели городами Финов и Финовфурт. А еще через день мы вышли к каналу Гогенцоллерн. Он был до 20 метров в ширину и глубиной до трех метров. С нашей стороны к нему почти вплотную подходили леса, а с немецкой - его берега были заболоченные, поросшие колючим кустарником.

С ходу форсировать канал не удалось. На той стороне враг создал сильные опорные пункты - по нескольку рядов траншей в каждом. Поняв это, мы начали готовиться к штурму. Форсировать Гогенцоллерн командир дивизии приказал утром 28 апреля.

Нужно сказать, что к тому времени Берлин был полностью окружен нашими войсками. Ожесточенные бои шли уже в городе. И нам была поставлена задача наступать в направлении Ной-Руппина и не позднее 2 мая выйти на Эльбу. Вот это и заставляло командира дивизии спешить с форсированием канала.

В ночь на 28 апреля группа дивизионных разведчиков, которых нам приказали прикрывать, бесшумно спустила на воду лодки и поплыла к противоположному берегу. Когда до него оставалось всего несколько метров, воздух вспороли осветительные ракеты. Фашисты заметили наших воинов и открыли по ним сильный огонь. Ответили дружными очередями и мы, автоматчики, помогли разведчикам успешно высадиться и скрыться в зарослях. Немцы начали стягивать силы, чтобы окружить и уничтожить смельчаков.

Воспользовавшись тем, что гитлеровцы занялись "охотой" на разведчиков, первый батальон нашего полка и первый батальон 37-го полка благополучно переправились на противоположный берег и стремительным броском захватили плацдарм. К утру на нем уже были значительные силы, которые вдвое расширили занятую полосу территории, а также продвинулись вперед на 2 - 3 километра. Еще через несколько часов саперы навели понтонный мост. Вся дивизия переправилась раньше срока и всей своей мощью навалилась на врага.

Путь на Эльбу был открыт.

Последний бой

Конец апреля. Тепло, солнечно. Полк быстро продвигается к Эльбе по асфальтированной дороге, обрамленной с двух сторон фруктовыми деревьями. Они уже покрылись бело-розовыми цветами. Создавалось впечатление, что мы двигаемся по цветочному туннелю...

Самый главный вопрос, который волновал тогда нас всех - от рядового до генерала, - когда наши возьмут Берлин? Мы знали, что город уже окружен и на его улицах идут жестокие бои, многим из нас казалось, что они слишком затянулись, что уже давно пора было взять штурмом столицу третьего рейха. Наиболее горячие головы сокрушались: "Эх, нас туда не послали!" Конечно, все эти разговоры шли от нетерпения, от огромного желания услышать наконец-то о том, что с гитлеровским логовом покончено.

Но вот это нетерпеливое "Эх..." исходило в значительной мере и от слабого представления о масштабах Берлинской операции, о силе немецкой группировки войск, оборонявшей столицу. Надо сказать, что до сих пор нам приходилось брать сравнительно небольшие немецкие города. И хотя бои за них были трудными, стоили немалых жертв, все-таки они не могли идти в сравнение с теми, которые развернулись при штурме германской столицы.

Потом уже мы и сами увидим, побывав в поверженном Берлине, какое упорное сражение разыгралось на огромной площади, где каждый дом был превращен в крепость, где каждый квадратный метр улицы или площади находился под плотным обстрелом. По приказу Гитлера в город были стянуты отборные эсэсовские части, помимо армейских соединений были мобилизованы и прошли специальную подготовку все, кто мог носить оружие. Оборонительные сооружения - доты, заграждения, завалы, баррикады - готовились заранее. В Берлине было огромное количество бронетанковой техники, артиллерии. Какая же исполинская сила потребовалась, чтобы все это или почти все превратить в груды искореженного металла!

Пройдут годы, и Берлинская операция будет описана в деталях. А тогда, в конце апреля сорок пятого, мы не могли знать, что там происходит, хотя и были совсем рядом. Нашей дивизии в общем замысле командования отводилась иная роль: выйти севернее Берлина к Эльбе.

Быстро шел наш полк вперед. А навстречу, прямо по зеленым полям, бесконечной вереницей тянулись немецкие беженцы. Их было много. Какие-то двуколки, тачки, детские коляски, нагруженные домашним скарбом. Куда они шли, нам некогда было интересоваться. Надо думать, возвращались к покинутым местам.

И все же на одном из перекрестков я спросил у регулировщиков, кто это такие и куда идут. Мне ответили, что все это немцы, которые, поддавшись геббельсовской пропаганде, бежали от нас из Восточной Пруссии до Одера, а потом с Одера в Берлин и еще дальше на запад. Одних действительно гнал страх перед наступающей Красной Армией, другие вынуждены были уходить чуть ли не под дулами автоматов. А теперь им бежать было некуда. Вот они и возвращались обратно, поняв, что все бессмысленно. Фашистской империи больше нет и не будет - это уже каждый из них понимал, но зато зародилась и крепла надежда: Германия останется. Немцы еще с опаской посматривали на наших солдат и офицеров, лишь некоторые хотя и робко, но все же подходили попросить хлеба. Медленно таяло у людей недоверие, и они уже понимали, что русские не станут убивать, грабить, мстить за содеянное фашизмом...

В одном небольшом селе, сплошь увешанном белыми флагами, мы увидели группу женщин с красными нарукавными повязками. Они стояли у ворот большого красивого здания и приветливо махали нам руками.

- Вас ист дас? - спросил я у них, указывая рукой на красные повязки.