Черный день - Алексей Доронин

Тогда он думал, что этого будет достаточно, теперь по зрелом размышлении, жалел, что не взял пылившиеся рядом валенки, на которые раньше не позарился бы даже самый пропитый бомж. Сашины ступни окоченели ничуть не меньше, чем у этого служивого, земля ему пухом. Они мерзли с самого утра, но после часа, проведенного на улице почти без движения, холод казался невыносимым. Метеоусловия тоже не вызывали оптимизма. «День знаний» выдался уже не по-осеннему, а по-зимнему холодным. Календарный сентябрь явно готовился соответствовать температурному декабрю, а не ноябрю. Пришла зима, отворяйте ворота.

Опыт выживания в экстремальных условиях, книжный и свой, выстраданный, — упрямая штука. Именно он подсказывал парню, что хорошая обувь даже важнее, чем хорошая одежда. Если в плохой куртке еще можно добрести до ближайшего жилья, то в дырявых ботах рискуешь не пройти по такой холодрыге и километра, не простыв. А ему сейчас только соплей не хватало для полного счастья. Саша хорошо помнил, что лучевая болезнь может угнетать иммунитет не хуже СПИДа. Еще один фактор ослабления сопротивляемости организма мог свести его в могилу.

Ну уж нет, ни за что!

Парень поморщился, оттер руки снегом и несколько раз вытер платком, который затем выбросил в ближайшую урну. Он не будет обирать трупы, тем более разувать. Даже если в противном случае рискует отморозить ноги.

Александр покинул место бойни и двинулся прочь. Прежде чем выйти на открытое пространство, он осторожно выглянул из-за угла. Улица была пустынной, почти как в зоне отчуждения. В воздухе висел запах гари и чего-то едкого, возможно пороха.

Данилов вздрогнул и чуть не прострелил себе ногу, когда в переулке рядом с магазином кто-то заорал. Учтем на будущее, что пистолет надо носить на предохранителе и невзведенным. А то тоже мне, ковбой выискался, с такими-то нервами. Внезапно глухо ухнуло ружье. Ему ответила сразу пара автоматов. Матерный ор сменился захлебывающимся воплем и хлопаньем пистолетных выстрелов. Сердце грозилось пробить грудную клетку, но паники не было. Адреналин шел куда надо, придавал ногам резвость, а глазам — зоркость. Да, неподалеку завершился чей-то жизненный путь. Трагически, так сказать, оборвался. Близко, ой как близко… И чем дольше он будет стоять как монумент Ильича, тем больше вероятности его судьбу повторить.

Где-то далеко, на пределе слышимости, то и дело раздавалось дробное стаккато пулеметного огня. Надо же, он уже научился это различать. За углом послышался топот десятка ног. Чума на оба ваши дома, дайте уйти по-хорошему! Приближавшиеся люди явно не совершали вечерний променад, и последние сомнения — не проверить ли перед уходом разгромленный склад? — как ветром сдуло. Жизнь дороже.

Александр выключил фонарик и убрал его в карман. В нем не было надобности. Его глаза притерпелись к темноте. Над поселком поднимался дым, но не костров, а пожаров. Горело трехэтажное здание комендатуры, бывший ОВД. Горело здание администрации, смердя ядовитым зловонием пластика. Несколько соседних жилых домов тоже занимались, но вяло и медленно. Зато весело полыхали несколько автомобилей, причем не заметно было никаких попыток их потушить.

Пригибаясь как можно ниже к земле, стараясь держаться темных закоулков и идти по стеночке, Данилов кратчайшим путем достиг лесопосадок на окраине поселка. Там он перевел дух, отряхнулся, еще раз проверил все свои вещи и тронулся в путь. В школе он не оставил ничего, так что можно было выбираться из лагеря подобру-поздорову. Там, где не будет людей, у него появятся шансы прожить немного дольше.

Глава 5

Сволочи

Данилов все шел, и перед его глазами грязный снег дороги превращался в серую бездонную пропасть. Ноги переставали ощущать прикосновение к твердой земле, и Саше начинало чудиться, что он парит на невообразимой высоте над мглистым провалом. «In the middle of nowhere» — так определял свое местонахождение Александр.

Нормальной подробной карты он так и не нашел, а атлас областных автодорог не всегда мог ему помочь. В этом тоненьком буклете на отрезке между Прокудским и Толмачево не было отмечено вообще ничего, а ему уже раз пять попадались на пути островки гибнущей цивилизации. Это были даже не деревни, а дачные поселки разной величины.

Парень старался держаться от них подальше, а те, в которых обнаруживались признаки присутствия людей, обходил на максимальном расстоянии. Таким признаком мог быть тщательно расчищенный проезд или ровный постоянный свет, которого никогда не дает пожар. И это не говоря уже о голосах и рокоте моторов. Свободу маневра сковывала только сама магистраль, которую он избрал путеводной нитью. Транссиб был единственным стабильным ориентиром в погружающемся в хаос мире, без которого Данилов давно бы уже сгинул. Каждый раз, удаляясь от него даже на пятьдесят метров, он чувствовал себя не в своей тарелке и с тревогой думал о том, что рано или поздно их пути разойдутся.

Железная дорога обладала одним преимуществом — шанс встретить на ней человека за пределами населенных пунктов стремился к нулю. Поэтому она идеально подходила для дальних путешествий. Хотя вряд ли, думал Александр, на свете нашелся бы второй идиот, которому не сиделось на месте в такие дни.

Он шел, а его мысль, как заключенный, запертый в тюремном дворе, снова и снова пускалась кружиться по проторенной колее. Он вспоминал свою жизнь, восстанавливал ее по фрагментам, словно готовясь записать для потомков. Могло показаться, что над всем Сашиным недолгим существованием тяготел необъяснимый рок. Точно проклятый от рождения, он в одиночку нес бремя Кассандры, знание страшной истины, которую нельзя открыть никому.

Посреди людского моря Саша был так далек от всех, как если бы был не человеком, а только его подобием, кибернетическим организмом или пришельцем из другой галактики. Он вроде бы делал все так же, как и другие, нормальные люди. Он разговаривал, спал, пил и ел, ездил на работу и смотрел телевизор, но временами ему казалось, что он лишь подражает действиям настоящих людей, а сам живет чем-то иным, в другом измерении, куда нет доступа больше никому. Так же и ему не было доступа в мир, где обитают обычные люди. На их беззаботном празднике жизни Данилов ощущал себя незваным гостем, кругом был ледяной вакуум отторжения, который следовал за ним повсюду. Ни одно слово, ни один взгляд не могли проникнуть за этот невидимый кокон. Миллионный мегаполис был для Александра пустыней Сахарой, да и любой город на Земле стал бы чужим ему, отгороженному от мира персональным железным занавесом.

С самого раннего детства он носил в себе мрачную тайну, которую не мог доверить никому. Не один скелет в шкафу, а целый некрополь. Он слишком рано понял, что все когда-нибудь заканчивается. Вспоминая наивные размышления о гибели вселенной, еще в пять лет не дававшие ему спать, Данилов подозревал, что уже в том нежном возрасте догадывался, какой подарок готовит ему судьба, видел сквозь мутную толщу времени себя, одиноко бредущего по опустошенной земле. Потом все забылось, затянулось подростковыми комплексами и проблемами, чтобы ожить две недели назад, от пламени вспышки.