Вольер - Алла Дымовская

Но Игнатий Христофорович так и не сообщил, что именно.

Пегас и химера

Серебряная капля искрилась на солнце, плавные, извилистые линии потоков света вспыхивали, перетекали по ее поверхности, образуя будто бы блистающую водную гладь невиданной, непроницаемой чистоты. Тим, запыхавшись и с трудом переводя дух, все никак не мог оторвать глаз от ее враждебной ему, таинственной тверди.

– Проспали, драгоценный бард? Вдохновенная ночь или?! – поддел его «польский панич», вдруг возникший откуда‑то сбоку.

Только теперь Тим смог собраться с мыслями, отвлечь себя от завороженного созерцания Коридора, – все уж собрались давно, наверное, он задерживал отбытие. Пришлось извиняться.

– Трудился до рассвета, – виновато произнес он, и это было правдой, причем такой, которая уважительная.

– Вы сх‑обираетесь путешествовать так? – поинтересовался у него Лизеру, недоуменным черным взглядом окинув его щуплую фигурку.

А что не «так»? На Тиме, как всегда, был накинут защитный плащ – жарковато, зато мало ли какой выйдет случай? На груди – верный «квантокомб» сияет, нарочно протер до блеска черную пластину рукавом; сума через плечо, в ней все его достояние: кроме складного аршина и ящичка с детскими сокровищами, еще заветная «Азбука» и копия с «Арифметики». Первая из благодарности, вторая из необходимости, кое‑чего доучить надобно про умножение. «Геокурс» давно уж подарен без сожалений Веронике, все, что хотел, Тим из этой книжки для ума извлек. А что до прочего, при себе иметь свое добро, однако, спокойней, ну, вдруг придется удирать?! В остальном мало чем он теперь отличался от всех иных радетелей. Третий день пошел, как в инферальном (кажется, так?) ателье «Мистерия» выбрал при помощи сильно услужливого «серва» новое одеяние. В штанишках и сандалиях выглядел он смешно и убого – так Тиму казалось, при головокружительном разнообразии здешнего платья. Сандалии, правда, оставил после того, как Вероника сказала о нем – «деревний грек на агоре». Агора – это такая площадь, вроде той, что с «Пьющим носорогом», только без фонтана, а грек – это человек из другой полосы земли. Не «деревний», конечно, а древний. Но он понял, выражение это лестное для него. Зато удобные, но слишком неказистые штанишки прикрыл юбкой до колен, такая вся клетчатая, желтая с коричневым, в складку – увидал на одном чудаке в «Оксюмороне», у того была красная с черным, на вкус Тима крикливо. Ушлый «серв» уверял, что выбор ему к лицу. Хотя при чем здесь лицо, юбку‑то носят совсем на ином месте? Однако Тим тогда взял и юбку, и тоже короткий сизый балахон с толстым, широким поясом в обхват. На поясе том зеленоватые железные бляхи. Тронешь одну – пожалуйста, по спине бежит легкая щекотка, снимает усталость, особенно от сидения в библиотеке. Тронешь вторую – подует на тебя освежающий ветерок – на жаре‑то в самый раз. Друзья‑приятели его, как увидели, ахнули: прелесть, что за стиль. Этот самый стиль и вправду был ничего, Тим нравился себе и чувствовал даже некоторую уверенность, будто бы он стал и в самом деле он. А Виндекс с той поры называл иногда его бардом, значит – вольный певец, что придумывает стихи под настоящую мелодию.

– Да, так собираюсь, – ответил он Лизеру, не очень‑то понимая суть вопроса. – Разве нельзя?

И снова пришла на выручку Нинель, и снова покраснел Сомов:

– Милейший господин Лизеру, я предупреждала вас – к образу Тимофея надо привыкать постепенно. Это его форма приятия мира – странствующий пилигрим, поэт‑скиталец. Сегодня он здесь, а завтра в неизвестности, – будто кошка мурлычет, и Бен‑Амин‑Джана пальчиком этак нежно тук‑тук по могучему плечу. (Бедный Ивар Легардович! Грозовая туча и то не настолько мрачно застит солнце! Уж Тим бы не стерпел, не смолчал. Коли бы его Аника! Но у радетелей свои повадки.) – Ведь я верно вас трактую? – последние слова Нинель были уже адресованы Тиму. Пришлось поспешно и согласно трясти головой в ответ.

Действительно, с переметной сумой через плечо, в долгополом плаще здесь стоял лишь он один. Не то чтобы привлекал посторонние взгляды – а и привлекал, что из того, коли они с доброжелательным любопытством? Народу вокруг было много: очередь в Коридор, в уме прикинул – человек с двадцать. Некоторые по парам, некоторые и с детишками, смирными, серьезными, не то что в его родном поселке. Сегодня день выходной, вот и собрались гулять кто куда. Если далеко, то через Коридор, если близко – с помощью «квантокомба» долететь можно или на грузовой подушке. Тим уж эти тонкости разведал.

Их компания тоже встала в очередь, Тим из осторожности пристроился позади всех. Смотри и делай таково же, первое в том правило. Успеет приглядеться, что к чему. ИНСТРУКЦИЯ помогла все‑таки не очень, не представлял он себе хорошенько, как поступать внутри Коридора.

– Я наберу шифр с‑хразу на шестерых, – вежливо предложил Бен‑Амин‑Джан, никто и не возражал.

Это значит номер того места, куда они отправляются на Луне. Ох, здорово! Потому что, как именно набирать разэтакий сей номер, Тим понятия не имел. В ИНСТРУКЦИИ лишь коротко было сказано: «Наберите соответствующий каталогу шифр и затем…» Только и всего. Как набирать и, главное, где, ну ни полстрочки! Или слишком просто, или на то другая ИНСТРУКЦИЯ есть. Ох, свет ты мой! Кому просто, а кому – что облако решетом ловить! Зато теперь стало одной заботой меньше. Как‑то будет внутри Коридора? Очередь двигалась быстро, раз‑два, и вот уже впереди одна мама с дочкой, совсем малышкой – ноет тихонько: «Сама хочу, пожалуйста! Я уже умею». Но нет, ласково и твердо мать говорит ей «нет». Выходит, по Коридору дозволено переправляться не самому? Может, ну его, этот символ веры, который поэт? Взять, да и попроситься, пускай Виндекс его перенесет? Ага, спросит, отчего ты сам не выучился?! Тут‑то и конец его басенке!

Внутрь капли первым вступил Лизеру. Ой‑ой‑ой! Тима вдруг перестали держать ноги. Сердце с гулким, дробным боем рванулось к пересохшему горлу, от самого низа живота наползал лижущий холод неумолимого внешнего страха, какой иногда бывает в ожидании прилюдного стыда – он рос и рос, словно волна, которая до небес. Сейчас‑то Тим выдаст себя. Не сдюжит и выдаст. Не переправит его Коридор, выплюнет обратно – всего хорошего, приятель, не по силам тебе. Останется он здесь, а друзья‑приятели его будут уж на Луне. И когда вернутся, следа его не сыщут, потому как позор и полное разоблачение. Но полно, полно! Тим с усилием, достойным титана Атласа, – дрожь в коленках и по самую макушку хоть выжимай от напряжения, – привел себя к человеческому здравомыслию. Ежели такая малая детвора может, нечто он хуже? Справится и нынче, как‑нибудь справится. Не съест же его Коридор? Перед ним мелькнула сиреневая туника Вероники. Следующая его очередь.