Первая колония - Юрий Ижевчанин

— Злая Судьба! Три сына, и всех потерял! — воскликнул Тор и тоже зарыдал.

— Муж мой, — ответила пораженная слезами Мастера Эсса. — Неизвестно еще, уйдет ли Лир. А если уйдет, я уверена, он найдет способ с честью разорвать путы, наложенные на него отцом по крови. А Картор вполне может вернуться к тебе, когда станет королем или Императором. А я тебе рожу еще сына.

— И я, — сквозь слезы промолвила Ангтун.

Эсса хотела было возмутиться: "Куда конь с копытом, туда и рак с клешней!", но сдержалась и ответила:

— Все правильно! Наследнику будет нужен верный слуга или верная служанка, как Яра Лиру.

И Эсса стала гладить и утешать человека, слезы которого она видела первый раз в жизни.

На следующий день Тор и Эсса шли впереди траурной процессии, в которой несли тело геройски погибшего Линса. Он был увенчан лаврами и миртами, засыпан цветами девушек. Эссе по-прежнему было разрешено обычаями лишь несколько скупых слезинок, а вот Яра могла теперь поплакать вволю. Тор чувствовал, что ком внутри его души становится все больше и крепче.

В эти же дни получил серьезнейшую рану в учебном бою наследный принц Картор. Была повреждена печень. Доктор и целительница не сомневались в практически полном выздоровлении, но были уверены, что лечиться придется примерно полгода. К их удивлению, Картор полностью восстановился за две недели. После этого случая король и королева Толтисса переселили доктора и целительницу во дворец, сделали их личными врачами наследника, взяли с них клятву молчания и закрепили ее ментальной защитой.

И еще одно событие случилось в эти же дни. В своем поместье от пьянства умер бывший пожизненный консул Линьи принц Крангор.

Когда через пять дней после битвы царь и князь вернулись, основной их обязанностью стало награждать победителей и делить захваченную добычу.

Ликарину присвоили титул барона. Так что теперь ему придется добывать себе реальное владение на новых землях. Больше всего Ликарин был расстроен тем, что не может теперь во время ласк как следует обнять Киссу, а та его шутливо упрекала в том, что ему не хватает ее объятий. По взаимному согласию, любовники решили расстаться в последнюю ночь перед отплытием.

Князь решился на то, чтобы устроить пир с гетерами и художницами в своем дворце. Ириньисса очаровала князя, а за Киссой, из уважения к герою битвы барону Ликарину, лишь слегка ухаживали.

На следующее утро князь щедро одарил Ириньиссу и при всех заявил:

— То, что я пережил, я никогда не забуду. А теперь я предлагаю, Ириан, тебе следующее. Я разведусь со всеми своими женами, кроме матерей моих сыновей, и сделаю тебя своей старшей женой. Более того, впервые в истории княжества и второй раз в истории Агаша я короную тебя княжеской короной и посажу тебя рядом с собой на престол как княгиню. Твои дети будут считаться старшими, Ириан.

— Я не могу остаться здесь. Я должна ехать со своими людьми. Я не могу уйти из цеха, пока мы не подняли достаточно Высокородных, чтобы он мог существовать и дальше, — стараясь быть предельно вежливой и доброжелательной, отвечала Ириньисса.

Видевший эту сцену поэт Эсс Креарин произнес на Древнем языке:

Она смотрела долгим взглядом на него

Своих искрящихся агатом дивных глаз.

— Прощай, моя любовь, прощай, в последний раз.

Но оставаться для меня нельзя у вас.

Мне нужно уплывать далёко-далеко.

(Несущая Мир)

А сама Ириньисса подумала:

Я не хочу на этом троне умирать,

Иль власть жестоко в свои руки прибирать!

(Несущая Мир)

— Тогда прошу тебя, Ириан, удались и не попадайся больше мне на глаза. Иначе я либо похищу тебя, либо убью, либо начну, позабыв о своем достоинстве, просить тебя о любви. Во всех трех случаях я потеряю честь и душу. А я хочу сохранить и то, и другое.

И князь надел на ее шею янтарное с бриллиантовыми подвесками ожерелье.

Царь и князь провели еще два раза совместные военные учения, придвигая объединенное войско к границам соседних княжеств и возвращаясь с дарами от перепуганных соседей и с выгодными мирными договорами, где давно имевшиеся мелкие территориальные споры решались в пользу Лангишта. Возвращаясь со вторых учений, князь сказал:

— А все-таки лучше было бы сначала нашим войскам запереться в городе.

— Чем же лучше? — удивился царь.

— Переругались бы эти союзнички между собой, а потом половина их помогала бы нам бить других и с лихвой вернуть награбленное без такой опасности, как вступать в битву против втрое превосходящего врага.

— Это нам было необходимо! Мы должны были показать всем твоим соседям, что побьем их при любом их численном превосходстве.

— А нам это еще выльется боком. Вы уйдете, а все соседи теперь ненавидят Лангишт. Если бы мы сначала заперлись, они бы ненавидели друг друга. Каждый бы считал своих союзничков предателями.

Царь рассмеялся и обнял друга. Князь еще раз попытался уговорить царя на совместный завоевательный поход, аргументируя тем, что покарать пустосвятов было заветным, хотя и явно не высказанным, желанием Настоятеля. Но царь был непреклонен.

Князю жениться не удалось, хоть и хотелось, а обоим братьям царицы пришлось жениться на княжнах. В семье принца появились две маленькие симпатичные быстроглазые смуглянки, которых переодели в одежду северян и начали учить языку, этикету и манерам. Своих шурьев царь успокоил, что брак заключался не по самому торжественному обряду и что они смогут в качестве первой жены взять гражданок.

Син Киринор прибыл через четыре дня после битвы, чутьем купца угадав, когда надо поспеть на распродажу военной добычи. На следующий день вернулся царь и попросил Сина задержаться, пока они не поговорят как следует. Царя интересовало, как идут дела на Агоратане. Лишь на третий день царь смог уделить пару часов разговору наедине с Киринором. Киринор начал с хороших новостей.

— Кирс Атарингс твердой рукой правит на острове. Пару недель назад попытались сунуться пираты, сразу три корабля. Твое величество ведь знает, как наместник их ненавидит. Он собрал всех ихлан и старков, а меня заставил идти на моем корабле и по сигналу атаковать пиратские. Это было бы безумием, если бы пираты не бросили их почти без охраны: все помчались на берег убивать и грабить. Так что теперь у нас четыре корабля. А когда на пиратов, которые собирались садиться в лодки и отбивать корабли, бросились со всех сторон ихлане и старки, они просто обделались и посдавались. Я сам видел их грязные тела и чувствовал вонь от них. Атарингс всех капитанов, боцманов и квартирмейстеров распял на рамах. Так что местные вырожденцы со всего острова сейчас ходят к столице и издеваются над теми, которых они всю жизнь до смерти боялись. Однако как отвратительно жестоки эти добренькие и мирные людишки, когда у жертвы нет возможности сопротивляться!