Потерянный ребенок - Эмили Гунис

шли уже почти десять минут по той посыпанной щебнем дорожке, на которую им указали, но знака так и не было видно. Судя по всему, рано или поздно они должны были выйти к каким-то фермерским постройкам.

Солнце заволокло тучами, и когда они снова отправились в путь, настроение Ребекки начало портиться. Спустя десять минут Гарриет была почти уверена, что они заблудились.

Она почувствовала, как на кожу ей упало несколько капель дождя. На дорожке показался мужчина, который шел им навстречу с тележкой, наполненной аккуратно сложенным бельем, и Гарриет поспешно обратилась к нему.

– Вы не подскажете, как пройти в кабинет доктора Хантера? – спросила она, стараясь говорить не очень встревоженно, чтобы не перепугать Ребекку. – Судя по всему, это где-то рядом с отделением рисуночной терапии.

– Я точно не знаю, где находится кабинет доктора Хантера, но отделение в той стороне, идите за мной, я покажу. – Мужчина поспешил прочь, а Гарриет растерянно взглянула на Ребекку, которая уже успела снять туфельки и принялась растирать ноги.

Гарриет подняла девочку, взяла ее туфли в другую руку и заторопилась вперед, стараясь не отставать от незнакомца.

Дождь начался в полную силу, и когда вдалеке раздался раскат грома, Ребекка начала плакать.

– Все в порядке, дорогая. Мы почти пришли.

Она с трудом перехватила начинавшую сползать Ребекку. Дождь стекал по волосам прямо ей в глаза, и, прижимая к себе напуганную девочку, Гарриет почувствовала, как ее тревога сменяется злостью.

С самого начала она знала, что не стоило ей везти Ребекку в Гринуэйс.

– Вы не могли бы идти помедленнее? – окликнула она мужчину, стараясь его догнать изо всех сил. Мимо проскочила медсестра, державшая за руку пациентку в белом халате, которая явно наслаждалась дождем. Ее черные волосы были сальными и слиплись, но, подняв голову, она улыбалась небу, обнажив свои пожелтевшие зубы. Когда они проходили мимо, пациентка заметила Ребекку и остановилась, чтобы дотронуться до волос малышки. Ребекка захныкала и отвернулась, еще крепче прижавшись к Гарриет.

– Все в порядке, дорогая, она не хочет тебе навредить.

Дождь начал усиливаться, и мужчина перешел на бег, беспокоясь, видно, о том, чтобы белье, за которое он отвечал, не промокло.

– Вон там, – крикнул он через плечо и побежал дальше, а Гарриет, посмотрев ему вслед, направилась к зданию, окруженному деревянными домиками с маленькими крылечками. «Отделение рисуночной терапии», – гласила надпись на двери. Гарриет опустила девочку на нижнюю ступеньку, взяла ее за руку, и они вместе побежали вверх.

Поднявшись по лестнице, они замерли, не зная, идти ли дальше.

– Мамочка, можно мы зайдем? – спросила Ребекка, дрожа от холода. Гарриет дотянулась до дверной ручки и повернула ее. Дверь со скрипом открылась, и они вошли внутрь.

Несмотря на то что приближался вечер, жалюзи на окнах были задернуты, и в комнате царили полумрак и затхлый, неприятный запах, словно где-то жгли сырое дерево. Гарриет смогла разглядеть ряд столов и деревянный мольберт.

Почти вслепую найдя переключатель, она щелкнула им, и комнату залил свет. Все это время Ребекка тихо стояла возле мольберта, глядя на картину. Гарриет закрыла рот рукой, чтобы не закричать.

Это был портрет. Те же зеленые глаза, те же длинные светлые волосы, те же красивые черты лица, что и у девочки, стоявшей рядом. Несомненно, женщина, смотревшая на них с холста, была Сесилией Бартон.

Когда Гарриет подошла ближе, то увидела в углу картины инициалы: Дж. У. В голове тут же всплыли слова доктора Хантера: «Значительно состояние Джейкоба улучшили его беседы с лечащим врачом и в особенности художественная терапия».

Ей не хватало воздуха. Она бросилась к окну.

– Что случилось, мамочка? – спросила Ребекка, широко раскрыв глаза.

У Гарриет кружилась голова. Почему Джейкоб рисовал портреты Сесилии? Неужели он все еще был одержим ею, спустя столько лет? Как можно было надеяться на то, что они снова станут семьей, если она продолжала жить в его сознании?

– Миссис Уотерхаус? Что вы здесь делаете? Сюда можно только сотрудникам больницы, вам не положено здесь находиться, – раздался у нее за спиной чей-то голос, и Гарриет вздрогнула.

– Доктор Хантер? Скажите, это мой муж нарисовал эту картину? – нервно спросила Гарриет, уже зная ответ. – Какой смысл во всем этом лечении? – выкрикнула она, и ее глаза наполнились слезами. – Зачем вы мучаете всех этих бедных людей?

– Мучаю? – доктор Хантер покачал головой. – Миссис Уотерхаус, художественная терапия оказалась для вашего мужа чрезвычайно полезной. Она помогает пациентам выразить то, о чем они не могут говорить, и восстановить болезненные воспоминания, которые мы затем помогаем им осмыслить.

– Болезненные воспоминания? – повторила Гарриет. – Значит, он винит себя в смерти Сесилии? Поэтому он рисует ее?

– В смерти? Не понимаю, о чем вы, миссис Уотерхаус. Сесилия Бартон жива.

– Что? Я не понимаю. Она утонула. – Гарриет попятилась назад, и Ребекка прижалась к ее ноге. – Я абсолютно уверена. Доктор Хантер, нахмурившись, покачал головой.

– Нет-нет. Она действительно пыталась утопить себя вместе с ребенком, и тело ее дочери так и не нашли, однако ее саму удалось спасти. Она здесь, миссис Уотерхаус. Сесилия Бартон – одна из пациенток нашей лечебницы.

Глава тридцатая

Айрис

18.30, среда, 19 ноября 2014 года

– Мэм, вы уверены, что хотите ждать? Это будет стоить недешево.

– Уверена. Поручение начальства, – подтвердила Айрис и посмотрела на часы.

Прошло уже полтора часа с тех пор, как Майлз позвонил ей и сообщил адрес Джейн Треллис, той самой акушерки, которая должна была присматривать за Джесси и ее дочкой, когда они сбежали из больницы.

В течение последнего часа, который Айрис провела снаружи дома Джейн, где так и не загорался свет, Майлз постоянно строчил ей сообщения. Он и правда крепко вцепился в эту историю; вряд ли это хорошо кончится, подумала Айрис.

Она на секунду закрыла глаза в попытке успокоиться и собраться с мыслями, но в ее сознании снова возник образ Джесси, медленно заходившей в воду в бухте Уиттеринг с малышкой на руках. Айрис не знала, что она скажет Джейн Треллис – она даже не была уверена, где та сейчас находилась, – но, судя по состоянию Майлза, она больше не могла так просто от него отмахнуться. Ему был нужен эксклюзив, а больница, судя по словам Марка, искала козла отпущения. Айрис могла представить заголовок статьи: «Эксклюзивное интервью с акушеркой, давшей Джесси Робертс сбежать!» Она сделала глубокий вдох и переключила внимание на документы, которые лежали у нее в сумочке.

Она начала с первого выпуска «Колодца желаний», датированного декабрем 1947 года. Он открывался рождественским посланием от заведующего лечебницей, в котором он поздравлял всех с успехом журнала и призывал пациентов продолжать