Золото Каралона - Александр Цуканов

Повисла тягостная пауза, перемежаемая звяканьем пустой рюмки – ее Цукан гонял по синей клеенке, словно лодку, припоминая ту давнюю осень.

– Да уж, глупее не бывает. – И чтобы сбить наплыв полынной горечи, поторопился сменить тему: – Она про подарок мой не говорила?

– Как же, помню, нож в чехле передала, а у меня его сперли в общаге. А участок твой в Ключарево цел. Я его распахал, молодые деревца посадил. Сосед твой, что справа – писатель башкирский умер недавно. Полковник, его дача напротив, отгрохал там особняк в три этажа. Ты же хотел дом построить большой?..

– Нет, Ваня, теперь тебе строить дом. А мы вросли в эту землю, как чукчи. Мечтами живем о внуках, поездками к морю. Деньги копим, хотя непонятно – зачем? Видать по привычке, от прежней бескормицы. А еще я работу люблю старательскую, что кому-то кажется странным, а я вот люблю и – баста! Бери командировку, приезжай на участок, все расскажу, покажу золотниковое наше дело.

За семь лет много всего накопилось в памяти, в душе, разговор тянулся и тянулся сумбурный, нелепый для постороннего слуха.

С утра пораньше Аркадий съездил на участок, переговорил с Журавлевым и Никишовым, пояснил, что уедет на пару дней в райцентр.

За завтраком Аркадий не удержался, сказал:

– Ваня, что ты все выкаешь. Ты же взрослый мужик. Понимать должен, что я бы не выжил тут в одного… Маша славная женщина.

– Да нет, я понимаю, отец. Извини… – он замялся, наливаясь краснотой, словно его уличили в чем-то постыдном.

Иван хотел ехать на попутках, но Аркадий пристрожил, как умел это делать. Заставил его усесться в Москвич. В последний момент Иван выскочил и, глядя прямо в глаза, выпалил торопливо:

– Маша, извините! Я исправлюсь, – сказал он, подразумевая что-то такое, что не выговорилось в этот момент. Как и то, что он думал: какая приятная женщина, слегка завидуя отцу.

По дороге к Усть Омчугу, рассказал, что хотел жениться на красивой женщине из Саратова, пусть она старше на пять лет и муж в бегах, но что-то расклеилось в последнее время. Цукан отмолчался. А потом вдруг сказал о сокровенном.

– Я Анну – мамку твою любил, но как-то по-другому. А может, тогда любить не умел. А теперь с Марией иначе, совсем иначе…

Он не досказал, досадуя, что не смог пояснить про любовь. И замолчал, вдумываясь, в то что сказал, осознавая, как ему не хватает правильных слов, чтобы выразить это сильное чувство, возникшее неожиданно в шестьдесят лет.

– Небось, думаешь, старичье, а туда же!.. Про любовь.

– Да есть, немного, – признался Иван и мотнул головой, уличенный в том, что подумал именно так.

***

Артель «Игумен» работала с перебоями в одну смену почти до середины октября. Как ни странно, намыли за сто пять дней сезонной работы без выходных 442 килограмма. Когда Мария подбила итог по бухгалтерии, он обрадовался. Для маленькой артели – это отличный результат. Вроде и припекать по ночам перестало.

После всех выплат рабочим, расчетов за ГСМ и материалы, осталась нераспределенная прибыль. Цукан тут же пустил ее в оборот, скупая технику и оборудование, ни с кем не советуясь.

– На что жить будем? – негодовала Мария. – Зима впереди. И кредит же у тебя.

– Кубышку твою вскроем. Сберкнижку раскулачим. А кредит подождет.

– Но мы хотели поехать к морю?

– Вот и поедем на курорт Талая, южный берег колымского края, дешево и сердито.

Впервые за несколько лет вспыхнула серьезная ссора, никакие шутки-прибаутки Цукана не помогали. Спали врозь.

Знаменитый магаданский курорт с минеральной водой, грязелечебницей и потускневшей Дальстроевской помпезностью, – она особенно ярко проявилась в купольном, словно бы церковном зале столовой с длинной анфиладой, – постарел без ухода. Их рассмешила каменная широкая лестница с массивными львами на постаментах, озирающими по-царски всех и в первую очередь их, во время прогулок на ледяное озеро, что казалось нелепым на фоне общей разрухи. Но постепенно курорт перестал вызывать отторжение, в нем проглядывала тихая прелесть. Что помогло сгладить досаду из-за возникшей впервые большой ссоры. Правда, угли конфликта еще тлели, готовые вспыхнуть вновь при любом упоминании о потраченных на технику миллионах. «Лучше бы Джип японский купили», – вырвалось во время одной из прогулок и тут же ушло.

В январе, когда появился указ о денежной реформе, они встали в длинную очередь возле сберкассы и обменяли по тысяче рублей из той полусотни, что лежали на сбережении у государства. Всеобщая тревога расползалась, выплескивалась в перебранках, но большинство верило, что месяц-другой и эта глупость премьер-министра Павлова сойдет на нет, трудовые деньги северянам вернут, а отберут только у цеховиков и бандитов незаконно нажитое…

В марте стало ясно, что сбережения пропали полностью и окончательно, Мария разбила об пол хрустальную вазу и разрыдалась, выплескивая накопившееся негодование в своем бабском вопле: «Объ..ли, суки! Объе…ли! А ты, Аркаша хитрюган. Трактора купил. А мне каково. Тридцать лет вкалывала, дура старорежимная, квартирку хотела купить в Краснодаре… На-ка вот, выкуси, Мария Сергеевна». Она совала своему отражению в зеркале дулю и снова начинала плакать, ругаться на всех, в том числе и на Аркадия, который, видимо, знал о реформе, а ей не сказал. А то бы она тоже купила трактор или грузовик, а лучше два, или драгу, что стоит на прииске Гастелло второй год без движения.

Цукан успокаивал, не переставая осторожно шутить, налил жене полстакана водки, заставил выпить, выпил сам, заел мороженой брусникой, слегка присыпанной сахаром. После чего сказал строго:

–– Хватит, Маша! Деньги дело наживное. У меня такой клад имеется, что дал бы бог здоровья, не то, что квартиру, теплоход можно купить.

После этих слов глаза у Марии просохли, лицо вновь порозовело.

–– Расскажи, Аркашечка, ну, расскажи, – ластилась она, как это бывало не раз, когда она хотела переломить ход событий в свою пользу.

Он принес коленкоровую папку с блокнотом геолога Алонина. Осторожно вытащил сморщенный и пожухлый, будто осенний лист, план местности месторождения возле Шайтан горы. Стал показывать, объяснять про верховья реки Зеи, Зимнояху, ручей Удачливый.

–– Здесь геолог обнаружил выход рудного золота – столбом его горняки называют. Мой напарник Федот такой выход кварца с вкраплениями рудного золота обнаружил случайно на Хатаннахе рядом с Наталкой. Геологи, у них мы работали в сорок девятом году, получили за то месторождение большущие деньги.

–– А вы?

–– А мы кто? Мы – зеки, нас подкормили, куревом снабдили и то благодать, что добрый начальник попался. А вот про золото у Шайтан горы никто