ДАртаньян в Бастилии - Николай Харин

— Зато я не вполне узнаю вас.

— Вы перемените свое мнение, когда узнаете, что я рискую жизнью, чтобы повидаться с вами.

— Вы пугаете меня, милый д'Эрбле. Вы ведь сменили мундир на сутану, не вы ли сами говорили мне это?!

— Так и есть, но сутана в наше время навлекает на ее владельца не меньше опасностей, чем военный мундир.

— Но кто же грозит вам?!

— Ах, мадам, Париж как водоворот. Он затягивает любого, кто имел неосторожность подплыть к нему слишком близко. Вам ли не знать этого, вы ведь бываете при дворе…

— Не слишком часто, но вполне достаточно для того, чтобы согласиться с вами, — сказала г-жа де Кавуа. При этом она подумала: «Неужели он пришел только для того, чтобы повидаться со мной?» Вслух же произнесла:

— Но вы по-прежнему говорите загадками, таинственный господин д'Эрбле. Что же за опасность угрожает вам?

Искушенный в дипломатии, Арамис выдержал паузу. Он сделал ее достаточно длинной для того, чтобы воображение г-жи де Кавуа могло разыграться и все опасности, подстерегающие одинокого прохожего в ночном Париже, предстали бы перед ее мысленным взором.

— Духовник королевы-матери предостерег меня, что флорентийка собирается подослать ко мне убийц. Мы оба принадлежим к одному братству — лазаристов и встречались в Лотарингии…

— Но почему?

— Вы спрашиваете?

— Посудите сами, что же мне еще остается?!

— Но я и сам ничего не могу сказать со всей уверенностью. Ничего, кроме того, что прошлой ночью на улице Бриземиш на меня напали какие-то люди.

— Боже милосердный! Вы не ранены?!

— К счастью — нет. Со мной было двое друзей, и втроем мы дали негодяям достойный отпор. Трое из них, думаю, упокоились на кладбище Сен-Сюльпис.

— Но флорентийка на этом не успокоится!

— Боюсь, что вы правы, мадам.

— Что же делать?! — Последнее восклицание женщины было искренним и показало Арамису, что он почти у цели, — Собственно, я пришел к вам за советом. Ведь на самом деле в Париже у меня лишь один «знакомый богослов» и лишь его «племянница» питает… я хотел сказать — питала, ко мне дружеские чувства.

Легкий румянец проступил на щеках г-жи де Кавуа.

— Полагаю, в первый раз вы употребили глагол в нужном времени, — тихо произнесла она. — Но, увы, бедная «племянница» не знает, чем помочь…

— Я подумал… Я думал, что против Марии Медичи есть лишь одно действенное средство…

— Какое же?

— Вы знаете сами!

— Нет же!! Назовите его!

— Это средство — Ришелье.

— Ax! — всплеснула руками г-жа де Кавуа. — Вы тысячу раз правы, милый д'Эрбле. Если флорентинка и боится кого-нибудь, то только кардинала.

— Оттого она так ненавидит его, — заметил Арамис.

— Но ведь вы и сами, кажется, не слишком жаловали первого министра, когда носили мушкетерский плащ.

Мечтательная улыбка тронула губы Арамиса.

— Ах, счастливое, беззаботное время! Я был молод и сумасброден. Что еще можно было ждать от юнца, окруженного компанией повес и дуэлянтов. Эдикты его высокопреосвященства мы воспринимали как личное оскорбление.

И дрались наперекор им где только возможно и по малейшему поводу.

— Все же некоторые из ваших сумасбродств были очень милы, — в задумчивости проговорила г-жа де Кавуа. Затем она легонько тряхнула головой, словно отгоняя прочь призраки воспоминаний.

— Но, должна же быть какая-то веская причина! — воскликнула она.

— Причина для чего?

— Для того чтобы Мария Медичи добивалась вашей… — г-жа де Кавуа запнулась, потому что ей не хотелось произносить слово «смерти» применительно к своему позднему гостю.

Но Арамис, которого, видимо, мало смущали подобные тонкости, тотчас пришел ей на помощь:

-..добивалась моей смерти, хотите вы сказать? Не знаю наверное, но могу предположить…

Госпожа де Кавуа почувствовала, что Арамис хочет сказать что-то очень важное, быть может, самое главное в разговоре, но никак не решится.

— Хотите я помогу вам, д'Эрбле? — спросила она.

Арамис бросил на г-жу де Кавуа взгляд из-под ресниц, один из тех своих молниеносных взглядов, которые, как правило, оставались незамеченными его собеседниками и которые свидетельствовали о том, что Арамис играет свою, сложную и недоступную разумению собеседника, игру. Лишь два человека умели замечать этот мимолетный взгляд Арамиса и могли догадаться, что он поглощен очередной интригой, и лишь на трех человек никогда он не бросал такого взгляда. Этими двумя были д'Артаньян и Атос, эти трое были Атос, Портос и д'Артаньян.

— Не надо, мадам, я скажу сам, — медленно проговорил Арамис, как бы через силу и невольно обвел взглядом комнату, словно желая удостовериться, что они совершенно одни. — Королева-мать, по-видимому, имеет свои причины полагать, что мне известны некие подробности гибели ее супруга… Ведь об этом роковом событии ходит много толков, и многие называют шепотом ее имя в числе тех, кому была желательна скорая смерть короля Генриха…

— Да, конечно, ведь король сделал ее фактической правительницей государства незадолго до своей гибели на улице Лаферронери, — кивнула г-жа де Кавуа. — Все знают и другое: она была подвержена влиянию Кончини и его жены, которые почти открыто замышляли убийство короля…

— За что и поплатились жизнью впоследствии, — мрачно закончил Арамис. Так вот, я немного знаком с герцогом д'Эперноном, а также имел счастье… я хотел сказать — несчастье… Имел несчастье знать близкую родственницу герцога де Роган-Монбазон, который ехал в одной карете с королем в тот день и которого одним из ударов своего кинжала, уже обагренного кровью короля Генриха, ранил в руку Равальяк.[11]

— Если не ошибаюсь, этих господ кое-кто в народе до сих пор считает молчаливыми пособниками убийцы? — небрежно спросила г-жа де Кавуа. Но эта напускная небрежность не могла обмануть Арамиса.

— У меня действительно есть свои соображения на этот счет, и в Люксембургском дворце дорого бы дали за то, чтобы лишить меня возможности поделиться ими с кем бы то ни было.

— Вы хотите сказать, что ваши сведения представляли реальную угрозу для… нее?

— Да.

— И вы были бы готовы поделиться этими сведениями… с кем-либо из сильных мира сего?

— В обмен на его защиту.

Наступило долгое молчание. Было слышно, как листва деревьев за окном волнуется и шумит на ветру.

— Итак, вы рассчитывали на мою помощь? Вернее, моего мужа.

— Правда, ведь он — капитан гвардии кардинала.

— Увы! В настоящее время это невозможно!

— Но почему?!

— Он не может ходатайствовать о вас перед Ришелье, так как сам нуждается в подобном ходатайстве.