Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта - Владимир Корнилов

Одним из главных направлений работы Орджоникидзе и правительства ДКР была ликвидация той неразберихи с обилием «продовольственных властей и реквизиторов», о которых говорил Цукублин. 15 марта СНК Донецкой республики и ЮОСНХ обнародовали совместный циркуляр, запрещающий самочинные реквизиции продовольствия в регионе. В нем, в частности, говорилось: «Часто различными организациями на местах, а иногда и отдельными лицами, злоупотребляющими данными им полномочиями, реквизируются хлеб, бензин и уголь, следующие по назначению, согласно разработанных в соответствии с общегосударственными нуждами планов распределения. Это вызывает голод в целом ряде губерний и приостановку заводов… Это в корне подрывает работу хозяйственных областных организаций, с невероятными усилиями налаживающих организацию производства и распределения продуктов между сотнями голодающих селений и городов Российской республики. Такое положение вещей больше терпимо быть не может… Всякие самочинные реквизиции, производимые в области… будут рассматриваться как преступление против революции и караться беспощадно. Отныне никакие организации Донецкой республики не имеют права… давать ордера о реквизиции грузов, подлежащих общегосударственному распределению»[566].

Власти ДКР ввели также довольно жесткий контроль над ценообразованием в торговле продуктами. Уже в начале марта Харьковский продовольственный комитет попытался установить твердые цены на мясо, картошку и некоторые другие продукты, грозя конфискацией товара, продаваемого по спекулятивным ценам. Кое — где, правда, эта кампания привела к тому, что власти на местах начали закрывать магазины, которые, по их мнению, завышали цены для населения. Что, в свою очередь, приводило к увеличению продуктового дефицита. 16 марта ЮОСНХ призвал отказаться от такой порочной практики и не чинить препятствий частной торговле, при этом сохраняя контроль над ценообразованием и распределением товаров[567].

Было бы неправильно сказать, что меры, предпринимавшиеся правительством Артема, полностью решили продовольственную проблему. И в марте газеты сообщали о периодически возникавших проблемах с подвозом к городам продовольствия. Особенно эти сообщения усилились с походом к Харькову немцев. Однако в относительно короткий промежуток мирного развития хозяйства ДКР продовольственное напряжение в рабочих регионах Донбасса было снято. Кроме того, было налажено снабжение продовольствием Москвы и Петрограда.

Помимо хлеба, руководство ДКР активно занималось проблемой производства и поставок в рабочие регионы России сахара, для чего 5 марта при ЮОСНХ было создано объединение «Главсахар». Оно было создано по инициативе профессора П. Зуева, предложившего свои услуги ЮОСНХ и возглавившего данное объединение. Организационное оформление этой структуры завершилось 1–8 марта на областном съезде представителей сахарной промышленности в Сумах, куда съехались 159 делегатов от 59 сахарных заводов региона. Структура «Главсахара» была утверждена Южным совнархозом, а на его деятельность Госбанк России выделил 10 млн рублей. В результате особых проблем с сахаром Донецкая республика не испытывала — даже в момент, когда немцы отрезали ее от Украины, Харьков не сталкивался с сахарным голодом. Только в Сумском уезде на сахарных заводах, когда — то принадлежавших известным сахарозаводчикам Харитоненко, было накоплено до 1 млн пудов сахара. На нужды Петрограда «Главсахаром» было направлено до 300 вагонов с этим продуктом, а для харьковцев еще оставалось более 3 млн пудов[568].

Нельзя также не упомянуть о том, что в Донецкой республике, как и по всей России, тогда активнейшим образом развивался натуральный обмен товарами. Причем власти ДКР не только не боролись с этим, в общем — то, нерыночным явлением, но наоборот, очень даже активно его поддерживали, поскольку понимали: в условиях безденежья это был хотя бы временный выход из ситуации. Серафимович с энтузиазмом рассказывал об этом как о положительном явлении, описывая Харьков 1918 года: «Теперь идут приготовления по налаживанию товарообмена с деревней: крестьянам железа, стали, машин; от крестьян — хлеба». Лично глава ВСНХ Оболенский на совместном заседании большевистских фракций обкома, Совнаркома и Совнархоза ДКР в конце февраля предложил резолюцию, в которой говорилось о том, что «организация непосредственного обмена товаров на хлеб будет способствовать разрешению экономического кризиса в Южной промышленности». В наши дни было бы странно слышать подобные рассуждения от главы крупной экономической структуры государства, но в 1918 году, как видим, это не вызывало удивления. Предприятия Донбасса активно прибегали к натуральному обмену с селом, а районные и подрайонные структуры ЮОСНХ вполне официально вовлекали в эти схемы местные кооперативы и потребсоюзы. При Харьковском продовольственном комитете было создано 18 учетных комиссий, которые контролировали расход мануфактуры, имевшейся на складах губернии, и организовывали ее обмен на хлеб[569].

Можно спорить о «теплоте» или «прохладце» в отношениях между правительством и крестьянами Донецкой республики, но нельзя не отметить, что в целом руководству ДКР за короткий период удалось организовать хотя бы минимальное продовольственное снабжение не только крупных городов и предприятий региона, но и центральных регионов России. При этом отношения с крестьянством, у которого Орджоникидзе закупал хлеб, еще не носили тот характер, который они приобрели во взаимоотношениях крестьян Юга с немцами или в дальнейшие большевистские периоды истории. Во всяком случае, если реквизициям хлеба и было сопротивление, то скорее оно было пассивным.

А в некоторых случаях крестьянство Донецкой республики проявляло более чем трогательную для того циничного периода истории заботу о ее нуждах и потребностях ее армии.

К примеру, 7 марта 1918 г. крестьяне деревни Черногоровка Бахмутского уезда направили военному комиссару Донецкой республики М. Рухимовичу трогательное письмо о том, что они собрали «для отправки на фронт (Красной армии), где более всего испытывают острую нужду» 30 пудов муки, 40 пудов картофеля и 2 пуда сала. В этой связи они просили «о подаче вагона под эти пожертвования» и об указании «места, где более всего испытывает фронт острую нужду в продовольственных продуктах». Правда, не факт, что в условиях транспортной разрухи Рухимович смог выделить этот вагон[570].

ПРИМИРИТЕЛЬНЫЙ НАРКОМАТ

Руководству Донецкой республики, состоявшему в основном из большевиков, в условиях довольно жесткой идеологической конкуренции приходилось постоянно искать «золотую середину» между необходимостью проведения реформ, которые могли бы вывести экономику региона из экономического кризиса, и популизмом большевистских лозунгов о всеобщем благополучии и росте материального благосостояния пролетариата. В ситуации, когда на этом же идеологическом поле выступали основные конкуренты большевиков в борьбе за общественное мнение (в первую очередь, меньшевики и эсеры), руководители ДКР были обречены на популистские социальные шаги, на первый взгляд, невозможные в период столь острого экономического кризиса.

Предыдущее руководство Донецко-Криворожского региона в лице Временного комитета Донбасса и областного комитета Советов погрязло в попытках решить бесконечные трудовые споры, которые возникали на протяжении всего 1917 года между владельцами и работниками предприятий. В ДКР эта неблагодарная работа была взвалена на наркомат труда, который возглавил Борис Магидов.

Наркомат, расположившийся на втором этаже Земельного банка, имел довольно оригинальную структуру для министерства в современном понимании этого слова. По сути, это был коллегиальный орган, куда входили представители от областного исполкома Советов, центрального фабрично — заводского комитета, областного совета профсоюзов и страховых групп. Мало того, решением обкома и СНК Донецкой республики наркомат Магидова был включен в ЮОСНХ на правах особого отдела и при этом, по словам наркома, оставался «совершенно самостоятельным комиссариатом, в котором имелся целый ряд налаженных отделов». Такого сложного структурирования и взаимного подчинения не знал никакой иной наркомат Донецкой республики[571].

Магидов, несмотря на то что его министерство моментально оказалось заваленным жалобами трудовых коллективов, организовал довольно эффективную схему взаимоотношений с различными органами, занимавшимися разрешением трудовых конфликтов на местах, для чего наркомат труда провел анкетирование местных Советов ДКР. 24 февраля наркомат учредил постоянно действующие конфликтные комиссии (камеры) при профсоюзах, а в своей структуре создал областную комиссию, куда вошли по 2 представителя от областных бюро профсоюзов металлистов, горняков и союза инженеров горнозаводской промышленности Юга России, а также один представитель собственно наркомата. Количество конфликтов и трудовых споров, которые за короткий срок своего существования рассмотрела эта камера, впечатляет[572].