Револьвер для адвоката - Майкл Коннелли

– У него многочисленные колотые раны, сэр.

Я закрыл глаза.

– Он жив? Скажите, Андре жив?

– Да, сэр. Его в критическом состоянии доставили в тюремное отделение окружного медицинского центра. Больше о состоянии пострадавшего ничего не известно.

Я широко раскрыл глаза, неосознанно подняв левую руку в жесте бессилия. Острая боль пронзила локоть, напоминая о травме.

– Как такое могло случиться? Что такое этот ваш транспортационный центр?

– Помещение в подвале здания суда, где заключенных грузят в автобусы, чтобы направить в разные изоляторы временного содержания. Когда произошло нападение, вашего клиента как раз собирались отвезти в центральную мужскую тюрьму.

– А разве заключенных перевозят не в наручниках? Как такое…

– Сэр, данный инцидент в настоящий момент расследуется, и я не могу…

– А кто следователь? Мне нужен его телефон.

– Я не правомочен сообщать вам такие сведения. Хочу лишь проинформировать о произошедшем инциденте и о том, что пострадавший заключенный помещен в окружную больницу. В сопроводительных документах указано только ваше имя.

– Он поправится?

– Мне об этом ничего не известно, сэр.

– Ни фига вам не известно! – гаркнул я и, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Я направился к залу заседаний, где Лорна, Сиско и Дженнифер наблюдали за мной из-за стеклянной стены.

– Так, – сказал я, когда вошел. – Сегодня вечером в здании суда, когда Андре ожидал транспортировки, его пытались заколоть. Сейчас он в окружной больнице.

– Бог мой! – воскликнула Дженнифер, прижав ладони к лицу.

Она сидела рядом с Андре уже несколько дней и часто шептала ему на ухо, разъясняя, что происходит, когда я допрашивал свидетелей. Сам я был слишком занят процессом. А Дженнифер стала его главной опорой, и это их сблизило.

– Как? – не выдержал Сиско. – Кто?

– Понятия не имею. Сказали, подозревают другого заключенного. Я сейчас поеду в больницу, узнаю, как там его состояние и можно ли с ним повидаться. Сиско, займись нападавшим. Я хочу знать, кто он и как связан с Марко и Лэнкфордом.

– По-твоему, это они за всем стоят? – спросила Лорна.

– Не исключено. Сегодня после заседания я переговорил с Лэнкфордом. Попробовал его припугнуть, но он не испугался. Может, знал, что вскоре произойдет.

– Я думала, Андре под защитой людей Мойи, – сказала Дженнифер.

– В самой тюрьме да. Но невозможно уследить за всеми автобусами и зданиями суда. Личного телохранителя к нему не приставишь.

– Что требуется от меня? – спросила она.

– Для начала отвези Зака, потом набросай доводы, чтобы не аннулировали судебный процесс.

Похоже, Дженнифер вышла из шока и лишь сейчас обратила внимание на то, что я сказал.

– Ты думаешь…

– Андре в критическом состоянии. Сильно сомневаюсь, что в обозримом будущем он сможет явиться в суд. И стандартная процедура в такой ситуации – аннулировать судебный процесс и начать все заново, когда обвиняемый поправится. Форсайт наверняка подаст ходатайство, потому что сегодня понял, что дело идет совсем не так, как он предполагал. Нужно это остановить. Мы почти выиграли.

Дженнифер вытащила из сумки блокнот с ручкой.

– Итак, мы хотим продолжить судебный процесс в отсутствие Андре. Не уверена, что такое пройдет.

– Продолжают ведь процесс, когда подсудимый за время суда сбегает. В чем разница? Надо найти прецедент. Или создать.

Дженнифер покачала головой:

– В упомянутом тобой случае подсудимый лишается права представлять себя из-за собственных действий. Здесь другое.

Сиско, которого мало волновали юридические тонкости, вышел из зала, чтобы начать работу.

– Да, другое, но суть та же, – не согласился я. – Просто нужно донести это до Лего и оставить на усмотрение суда.

– Тогда мы должны получить от Андре добровольный отказ от явки в суд, – заметила Дженнифер. – Иначе судья и разговаривать с нами не станет, а мы даже не знаем, в состоянии ли он что-то подписывать – или соображать.

– Вытаскивай свой комп, будем составлять отказ.

Под доской на полочке стоял принтер. После того как моя машина побывала в аварии и принтер разбился, мы установили все необходимое, чтобы печатать документы в зале заседаний.

– Ты уверен, что он в сознании? – усомнилась Дженнифер.

– Не бери в голову, – сказал я. – Ты составляешь документ, я его подписываю.

Я провел шесть часов в комнате ожидания для родственников на охраняемом этаже в окружном медицинском центре. Первые четыре часа мне повторяли, что мой клиент находится в операционной. Потом сообщили, что он в реанимации, но к нему нельзя, так как он еще не пришел в сознание. И все это время я сохранял хладнокровие. Ни разу не пожаловался, ни на кого не наорал.

Но к двум часам ночи я растерял остатки самообладания и стал требовать свидания с клиентом каждые десять минут. Я применил весь свой арсенал: угрожал судебными исками, кричал, что натравлю СМИ, даже пугал вмешательством ФБР. Все было бесполезно.

За это время Сиско дважды снабжал меня свежими новостями о том, как продвигается расследование нападения. Первым звонком он прояснил общую картину: сокамерник, который был в здании суда на своем собственном процессе, напал на Андре, используя «заточку», сделанную из куска металла. Все заключенные, ожидающие тюремных автобусов, были в специальных наручниках, прикрепленных к поясной цепи. Но нападавший умудрился высвободить руки: упал на землю и снял цепь, опоясывающую живот, через ноги. Пока его не схватили тюремные приставы, он успел броситься на Андре и пырнуть его семь раз в грудь и в живот.

Вторым звонком Сиско сообщил имя подозреваемого – Патрик Сьюэлл, и сказал, что никакой связи ни с агентом УБН Джеймсом Марко, ни со следователем окружного прокурора Ли Лэнкфордом пока не прослеживается. Имя нападавшего мне показалось знакомым, и потом я вспомнил: Сьюэлл был обвиняемым по делу со смертным приговором, с которым в суде выступал мой сводный брат. По словам Гарри, Сьюэлла привезли из Сан-Квентина, где он уже отбывал пожизненное. Терять ему явно было нечего.

Я велел Сиско продолжать копать. Если обнаружится хоть какая-нибудь ниточка между Сьюэллом и Марко или Лэнкфордом, я смогу вселить достаточно подозрений, чтобы судья Лего не торопилась аннулировать процесс.

В три утра меня наконец-то пустили к своему клиенту. В сопровождении медсестры и пристава я попал в палату интенсивной терапии, где лежало тщедушное тело Андре, подключенное к целому арсеналу аппаратов, трубок и капельниц.

Я стоял у изножия кровати и смотрел, как медсестра проверяет приборы, а потом откидывает одеяло, чтобы взглянуть на повязки, полностью закрывавшие торс Андре. Верхняя часть тела была слегка приподнята, а рядом с его правой рукой я заметил пульт, позволяющий регулировать наклон кровати. Левое запястье было пристегнуто наручниками к боковине кровати. Хотя заключенный еле-еле цеплялся за жизнь, его страховали от возможности побега.

Отекшие глаза Андре были полуоткрыты, но ничего не видели.

– Он… он выкарабкается? – спросил я.

– Все покажут первые сутки.

– Спасибо.

Похлопав меня по руке, сестра вышла из палаты, оставив полицейского на пороге. Я подошел к двери и стал ее закрывать.

– Дверь закрывать нельзя, – отреагировал пристав.

– Уверен, что можно. Я адвокат, а заключенный – мой клиент.

– Он без сознания.

– Не имеет значения. Конституция США гарантирует право на личную консультацию. Хотите предстать завтра перед судьей и объяснять, почему вы не обеспечили человеку – который сам теперь является жертвой преступления – неотъемлемое право посовещаться со своим адвокатом?

В окружном полицейском управлении всех выпускников академии сначала определяют на два года в подразделение, которое занимается охраной находящихся под стражей. Молодой человек передо мной выглядел, самое большое, года на двадцать четыре и, возможно, был еще на испытательном сроке. Я знал, что он уступит. Так и вышло.

– Ладно. У вас десять минут. Предписание врача.

– Ясно.

– Я все время буду рядом.

– Отлично. Так мне намного спокойнее, – съерничал я и закрыл дверь.

40

На следующее утро судья Лего первым делом вызвала адвокатов защиты и обвинения в свой кабинет. Вместе с Форсайтом пригласили и Лэнкфорда, чтобы он кратко изложил судье, что известно по поводу нападения на Андре Лакосса. Конечно, Лэнкфорд преподнес все как случайный акт насилия, что между заключенными не редкость.