Арлекин - Лорел Гамильтон

— Если тебе самой пришла такая мысль… — сказал он и неприятно улыбнулся. Кажется, все-таки ссора у нас будет.

— Ты не со мной всех сравниваешь, Ричард. А с Райной.

И он покраснел под своим вечным загаром. Может быть, второй раз в жизни я видела, как он краснеет.

— Анита, не надо.

Мика рядом со мной застыл неподвижно, будто решая, не протянуть ли ему руку между нами.

— Не трожь меня, Ричард, и я тебя не трону, — сказала я.

— Ричард! — позвал его Луи. — Помнишь, был у нас такой разговор?

Ричард встал, и его сила залила комнату как ветер из пасти ада. Просто больно было от жара этой силы.

— Помню я этот разговор. — Он смотрел на меня с невероятной ненавистью на лице. — Анита, я пытался этой ночью. Я честно пытался.

У меня горло перехватило, глаза жгло огнем. Я уже жалела о том, что сказала. Что угодно отдала бы, чтобы взять эти слова обратно.

— Я знаю, Ричард, — сказала я слабым голосом.

— Но ведь всегда недостаточно?

Я сделала глубокий вдох, встала — мы стояли лицом друг к другу. Мне хотелось убежать, но я стояла и смотрела на его лицо, полное ненависти и страдания, на его сжимающиеся в кулаки большие руки. Гнев его дышал в комнате невидимым обжигающим зверем.

— Я не знаю, что сказать, Ричард.

— А что будет достаточно?

— Как? — переспросила я.

— Что будет достаточно? Переехать к тебе с Микой и Натэниелом? Переехать к тебе и Жан-Клоду? Что мне сделать, чтобы не проиграть, когда я имею дело с тобой, Анита?

— Да нет здесь выигрыша и проигрыша, Ричард! Ну как ты не понимаешь?

— Нет, не понимаю. — Он показал на Жан-Клода. — Вот его я понимаю. Я ощущаю его тягу. Он и мой мастер. — Он показал на Мику. — А вот этого я не понимаю. Он занял мое место в твоей жизни, можешь ты это понять?

Я кивнула, попыталась вздохнуть, преодолевая спазм в горле. Нет, черт побери, не буду я плакать.

— Я понимаю.

Он показал на Натэниела, очень тихо сидящего рядом с диваном.

— И как ты можешь делить ее вот с этим вот?

Мика первым сообразил, что Ричард обращается к нему.

— Натэниел — не это вот, Ричард.

И в его голосе прозвучали первые нотки злости.

— Ты его трахаешь? Или ты сам ему даешь? Или вы оба одновременно трахаете Аниту?

Непролитые слезы смыло горячей волной ярости. Я стала раздувать эту ярость, ласкать ее, называть ласковыми именами, потому что лучше ругаться, чем плакать.

— Как вы с Жан-Кло… — начала я. И тут он прервал ссору. Прервал таким толчком силы, что мы оба покачнулись, я чуть не упала, а Ричард стал пепельно-серым. Мы оба посмотрели на вампира — глаза его мерцали синими озерами, будто загорелось ночное небо.

— Хватит.

Шепот отдался в комнате эхом летучих мышей.

Я знала, что он наш мастер, но никогда не испытывала раньше подобного — чтобы он вот так бросил в нас свою силу и заставил остановиться на полном ходу. Я просто не знала, что в нем это есть.

— Мы все в опасности, вы это понимаете или нет? Большинство наших стражей — крысолюды. Если Рафаэль их отзовет, у нас не хватит сил защититься.

Он развернулся, вставая с дивана, подошел к нам, и длинные черные локоны трепетали в ветре его силы.

Мы смотрели на него, как птички на змею, не в силах не то что улететь, а шевельнуть крылом.

— Мне очень жаль, mon lupe, что ты желаешь, чтобы она вышла за тебя и всех нас оставила. Мне очень жаль, ma petite, что ты все еще его любишь и что каким-то уголком сердца жалеешь, что не можешь сделать, как он хочет. Мне очень жаль, что я связал вас вместе на такое страдание. Но сейчас нет времени. Нам нужен Рафаэль и его крысолюды. Он это знает, иначе бы не пришел так, как сейчас.

Жан-Клод остановился перед нами, и сила его давила так, что я покачнулась на ее ветру. Я знала, что его сила возросла, но до сих пор понятия не имела, что настолько.

— Я выберу себе донора крови среди крыс. Я предложу моим вампирам сделать то же самое. Ты, ma petite, должна выбрать одного из его народа для пищи. Ты должна принять Самсона или же сделать для него нечто такое, что позволит ему с честью отступить и дать тебе принять прежде него какого-либо крысолюда как пищу для ardeur’а.

Он стоял перед нами так близко, что можно было бы дотронуться — и впервые за годы я не хотела, чтобы он это сделал. Потому что стоит ему ко мне прикоснуться, и я сделаю все, что он просит.

Он коснулся руки Ричарда — и вервольф содрогнулся от этого легкого прикосновения, закрыл глаза и пошатнулся. Я коснулась другой его руки и подумала: Нет, нет, не делай этого.

Вдруг некромантия проснулась во мне порывом, от которого я раскрыла рот и глаза вытаращила — потому что это была не просто моя некромантия, а как дар Жан-Клоду. Если он сможет сообразить, как ее использовать, она в его распоряжении, пока он нас касается.

— Не надо, прошу, — выдохнул Ричард.

Не знаю, к кому из нас были обращены эти слова. Я смотрела на Жан-Клода и чувствовала, что глаза уходят от меня, я видела комнату через вампирское пламя, но это не чьи-то силы отбирали мои глаза, а я сама. Если бы передо мной было зеркало, я знаю: мои глаза заполнял черно-карий свет, будто я была вампиром.

Ричард рухнул между нами на колени, и мы все еще держали его за руки.

— Боже, — шепнул он, и я посмотрела на него, а он поднял взгляд на нас, и в глазах его было карее пламя. Не мой огонь захватил его, но его собственные глаза полыхали вампирским пламенем.

21

Ричард таращился на себя в зеркало ванной. Большие руки его вцепились в края умывальника с такой силой, будто он хотел отпечатки оставить в мраморе. Я старалась говорить что-нибудь утешительное, ободряющее — ничего не получалось. С нами был Жан-Клод, но Ричард действительно не хотел с ним разговаривать. Кажется, он винил Жан-Клода в этом новом признаке, что человеческая сущность покидает его.

— Сияние погаснет, Ричард, — повторяла я уже не в первый раз. Так как он не разрешил бы мне до него дотронуться, мне осталось только стоять с другой стороны от умывальника, сложив руки под грудью. Уже проверила лифчик, висящий рядом с полотенцами — еще не высох.

Он мотнул головой:

— Такие у меня были бы глаза, если бы я был вампиром.

Я не поняла, вопрос это или нет, но на всякий случай ответила:

— Да.

Он посмотрел на меня, и неприятно было видеть на загорелом и невероятно живом лице глаза, которые раньше видела только на лицах нежити. Вот эта жизнь и эти глаза не сочетались. Страх исходил от него волнами, и его сила жалила и порхала у моей кожи, как горячий пепел от огня на ветру.