Copy-Paste - Андрей Валерьев

По металлической обшивке АНа стучали капли дождя.

'Скорее это ливень!'

Грохот был, как от работающих двигателей.

– Катя!

Витька подскочил как ужаленный и огляделся.

– Катя! Аааа!

Женщина лежала на полу, не подавая признаков жизни, на ней, как-то очень не хорошо изогнув шею, лежал Антошка, а вокруг – остальные пассажиры самолёта. Чувствуя, как у него останавливается сердце, Виктор рухнул на колени рядом с любимой.

– Каааатяааа.

Получалось только повизгивать и скулить.

– Кать.

– Ммм. Егоров, – женщина, не открывая глаз, вяло отмахнулась рукой, – дай поспать.

БУМ!

Сердце бухнуло в рёбра. Раз-другой. И снова заколотилось.

'Жива!'

Витька тут же потряс мальчишку за плечо и получил в ответ капризное хныканье маленького ребёнка, которого родители ни свет ни заря поднимают в школу.

'Уф! А с остальными что?!'

Вокруг были джунгли. Обычные, тёмно-зелёные джунгли, над которыми висели обычные свинцовые тучи из которых вниз водопадом низвергалась вода. Лишившийся крыльев и хвостового оперения самолёт лежал на земле, плотно зажатый со всех сторон стволами деревьев, лианами и прочим кустарником. Виктор здорово перетрусил, когда увидел, что остекление в кабине пилотов вдребезги разбито и из него торчит чёртова уйма острых обломанных веток.

– Петя, Йил?

К гигантскому облегчению Егорова, оба лётчика были живы. Висевшие на ремнях мужчины тоже были без сознания, но внешне никаких ран или порезов не имели, что было очень удивительно – битое стекло было повсюду, да и до веток оставалась всего несколько сантиметров.

'Пронесло!'

Похлопав лётчиков по щекам и получив в ответ пару ленивых ответов на украинском и турецком, Виктор осмотрел остальных пассажиров. Девушки были в полном порядке, у Олега была сильно порезана ладонь, а у деда – сильная ссадина на виске. Уилл Джеймс Воррингтон на все усилия Виктора не реагировал и никак не отзывался. Старик тяжело и редко дышал, а его открытые бесцветные водянистые глазки – ничего не видели. Витя устало повалился на пол, утёр со лба испарину и отдышался. Воздух в салоне самолёта был очень влажным. Душным. Духмяным. Пахло травой, зеленью, лесом. Этот могучий аромат начисто заглушал запах масла, керосина и металла.

Мужчина поднялся, заботливо уложил всех своих друзей на очищенный от рухляди чистый пятачок пола и, остро пожалев о том, что всё оружие он широким жестом оставил в соляной пустыне, открыл входной люк.

Кое как продравшись наружу сквозь густо облепившую фюзеляж 'Аннушки' растительность, Витя выполз на мизерных размеров полянку, основательно прикрытую сверху кронами деревьев.

Впрочем, от дождя это всё равно не спаcло. Не прошло и десяти секунд, как Витька был мокрым с головы до пят. Рассмотреть что-либо впереди не было ни малейшей возможности – пелена дождя и буйные тёмно-зелёные заросли стояли сплошной стеной.

Егоров прошёл вперёд ровно три шага, обернулся и протёр глаза – самолёт, до которого было буквально рукой подать, был едва заметен. Камуфляжная окраска, дождь и джунгли маскировали многометровую махину будь здоров!

Решив, что ничего страшного не произойдёт, если он пройдёт вперёд ещё немного, Витька решительно развернулся и полез в непролазную чащу.

Исследовательский поход закончился, так толком и не начавшись – побарахтавшись минут десять между потоками грязи под ногами, зарослями вокруг и струями тёплой воды сверху, грязный как чушка Егоров вывалился из джунглей на залитую мутной желтоватой водой просеку.

Брямс!

Полёт с высокой и крутой обочины носом в размокшую глину не доставил Витьке никакого удовольствия, но, по крайней мере, здесь не надо было постоянно сражаться с долбаными кустами. Отметив место своего 'выхода в свет' парой булыжников, Витя засвистел весёлую мелодию (просека совершенно точно была рукотворной!) и двинул в ту сторону, куда под уклон лениво текла вода.

'Интересно, что с Катей и остальными?'

Егоров размышлял, чапая по лужам, и совсем не смотрел по сторонам, потому что смотреть, собственно, было не на что. Трава, деревья, смыкающиеся над головой и серое небо в прорехах крон.

Внешне с друзьями всё было в полном порядке. А состояние… странное, сонное, заторможенное. Люди с трудом узнавали его, снова закрывали глаза, пуская слюну, и засыпали. Витька на секунду представил себе, что это с ними, с Катей, с его Катей, навсегда и рванул вперёд в два раза быстрее.

«Срочно помощь! Срочно!»

Была и ещё одна странность, на которую пребывавший в паническом состоянии Егоров не сразу обратил внимание – у каждого из его друзей появились странные тёмные отметины на теле. У Йилмаза, например, на шее под ухом, у Антошки – на руке, а у Кати маленькое круглое пятнышко появилось на щиколотке.

«Ожог электрический? Да когда ж этот дождь…»

Мужчина остановился и посмотрел на небо.

Тьфу!

Стоило Витьке поднять голову, как в рот натекло полным-полно дождевой воды.

'А со мной…'

Егоров остановился и ощупал себя руками.

'… всё в порядке!'

Самочувствие действительно было отличным! В голове не звенело, ничего не болело, дышалось легко и свободно.

'А почему, собственно? И отметины у меня, вроде бы, нет'

Витька наморщил ум. Получалось, что вся разница между ним и остальными пассажирами и лётчиками была только в наличии у него медальона Древних.

– А! – Егоров вспомнил, как у него на груди пылал огненный шар и принялся лихорадочно сдирать с себя рубашку. – Медальон! Медальон. Медаль… Ёкарный помпей!

Медальона не было. Прямо возле Витькиного сердца имелся очень старый на вид зарубцевавшийся шрам.

Егоров взвизгнул. Выглядело всё довольно жутко – рубец был широкий, бугристый и багрово-коричневого оттенка. Самым поганым было то, он шёл вокруг абсолютно чёрного кругляша, диаметром сантиметров пять, который прочно прилепился к его телу. Витя круглыми глазами с минуту изучал рану, а затем очень осторожно потрогал угольного цвета поверхность.

– Нет. Не больно.

На ощупь эту штука походила на кость. Самым приятным (или не приятным) было то, что нашлёпка не болела. Она вообще не чувствовалась!

– Ладно, – Витька оттёр с лица воду и вернулся на землю, – с этим позже…

Егоров прошёл по раскисшей грунтовке ещё метров сто, свернул вместе с дорогой 'за угол' и замер. Прямо перед ним, в мутной пелене дождя, сверкал огнями проезжающих автомобилей широченный хайвей.

– Егоров, стой!

Катерина, как и все остальные женщины в их маленькой компании уже отревелась, отсмеялась и успокоилась. И сейчас, стоя в кустах, в сотне метров от шоссе, женщина была предельно сосредоточена.