Copy-Paste - Андрей Валерьев

Кораблик неспешно шёл по широкой долине, лежащей между двумя горными хребтами. Позади остались поросшие джунглями макушки прибрежных гор и холмов, а впереди, на горизонте маячили новые, гораздо более низкие горы. Голые, безлесные и… зловещие, какие-то.

– Майор, а дальше там – что?

– …опа. – Шевченко было не до разговоров. Пожилой лётчик упахивался на весле и на места, где он недавно шёл, не смотрел.

– Глаза б мои этого не видели. Там горы. Чёрные совсем. Камень чёрный. А в ущелье там – жара дикая. Как в духовке. Одно хорошо – оно сильно короче будет, чем первое, да… Ни травиночки, ни кустика. Тени вообще нигде нет. Так что…

Картинка вырисовывалась мрачноватая. Даже широкая долина (Витя оценил расстояние между хребтами километров в двадцать), которую идеально ровной линией пересекал канал, была скорее похожа на африканскую саванну, чем на джунгли. Сухая, выжженная солнцем трава, растущие там и сям редкие раскидистые деревья и пылившее на пределе видимости стадо каких-то животных.

– Мужики, видали?

Витька приободрился.

– Значит, где-то здесь вода есть. Питьевая. А не эта…

Запах химии поднимавшийся с испарениями от канала (а в том, что это искусственный канал Виктор больше не сомневался) добавлял новую порцию мучений экипажу корабля. Это была не вонь, а что-то такое… чистое, звонкое, страшное, отчего шевелились волосы на заднице, табунами бегали по загривку мурашки и хотелось поскорее убраться отсюда как можно дальше.

Химия.

Егоров не сомневался – вздумай он сунуть руку в воду и потрогать кристаллы – смерть ему была бы обеспечена.

– Мы с Мишкой там шли, – майор мотнул головой в сторону саванны, – ближе чем на километр к воде не приближались. Там хоть дышать можно.

На обед решили не останавливаться. Женщины покормили измученных гребцов прямо с рук и быстро исчезли с палубы – солнце снова стало по-настоящему давить. Тяжело. Ощутимо прессуя прикрытые пальмовыми листьями затылки.

Бум. Бум. Бум.

Кхап стучал в свой бубен, словно шаман, призывающий тучи и дождь.

'И-раз, и-раз…'

Витька окончательно закрыл глаза, положившись на своего рулевого и, как хорошая боевая лошадь, заснул прямо на ходу.

'И-раз, и-раз…'

Тощее прожаренное солнцем тело само продолжало ворочать весло.

– Ау! Витька! Проснись!

– А!

– Стоп машина!

Егоров продрал глаза и огляделся. Он один стоял возле свой уключины, сжимая в руках отполированное до зеркального блеска весло, и всё ещё пытался грести. Весь остальной экипаж уже лежал на палубе, тихонько постанывая, и только Олег щёлкал пальцами у его носа.

– Где мы?

– Всё проспал, да? Ну и правильно.

Друг тоже с размаху сел на пятую точку. Ноги у Олега, похоже, уже отказывались стоять.

Егоров зевнул, посмотрел на свои руки и остолбенел. Он снова был белым!

– А… где…

Загара, которым он втихаря очень гордился, не было! В голове вихрем пронеслась теория о химических испарениях и прочей мути – весь корабль тоже был белым. И все гребцы, включая тайцев, тоже были блондинами.

– Да сядь ты, не стой столбом, – Олег обтряхивал с себя белый налёт и шёпотом матерился, – это мы когда второе ущелье проходили, нацепляли. Там от испарений туман стоит натуральный.

– А мы, что? Уже и второе ущелье прошли?

Витька изо всех сил пытался разжать пальцы и выпустить весло из рук. Пока не получалось. Никак. Мужчина с тоской огляделся. Все товарищи лежали на палубе и просить их подняться и помочь Вите было совестно, а женщин, почему-то, на палубе не было.

– Егоров! Егоров, ты живой там? Ты почему мне не отвечаешь?

Крики Кати из трюма были на грани истерики. Следом за ней на турецком закричала Жанна, а потом и Ольга.

– А чего это, а?

– А их, – Олег со стоном поднялся и принялся разжимать Виктору пальцы, – Кхап велел в трюме запереть, а то они всё рвались нам помочь. Гребцы, иху…

Наконец, весло получилось отпустить, и Витя на карачках пополз отпирать люк, из которого, плача полезли на палубу женщины. Вид мужчин, которые весь день провели наверху, был ужасен. Даже полноватый и дородный украинский лётчик, казалось, усох вполовину.

– Егоров, – Катя суетилась над ним, промывая лицо от корки соли, – ты чего молчал, сволочь?! Я полдня тебя звала, а ты молчишь. Все молчат, только барабан этот, да вёсла скрипят. Ты, ты…

Катю трясло.

– Это так страшно. Ты почему… Ты…

Витька кое-как разлепил ссохшиеся губы и через силу, с самым виноватым видом, признался.

– Я заснул. Я проспал весь поход. Катя, дай попить, пожалуйста, а?

Девятнадцать часов непрерывной работы на вёслах принесли результат. Снявшись с якоря затемно, ещё до рассвета, 'Птица' прошла весь путь до озера, ещё до того, как село солнце. Но далось это очень дорогой ценой. У половины команды было обезвоживание и тепловые удары. Виктор стёр кожу на ладонях вместе с мозолями в ноль. До мяса. До крови. Такая же история произошла и с турком. Олег, как самый жилистый и спортивный человек из их компании, перенёс поход на четыре с минусом. Он просто выдохся и лежал пластом на горячих досках палубы.

Самым поганым было то, что пожилой майор тоже перегрелся на солнышке. Холодные компрессы и обтирания ему не помогали – он то бежал, держась за живот, к гальюну, то полз к борту и звал Ихтиандра. В общем, всем было не до смеха – у пожилого человека начались судороги и бред.

– Это обессоливание.

Оля закончила в очередной раз обтирать грудь майора мокрой тряпкой и устало привалилась к мачте.

– Ему бы капельницу, физраствор. Или, хотя бы, регидрон попить.

'Оленька, какой физраствор? Какая, к чёрту, капельница?!'

– Сделай что сможешь…

'… и будь что будет!'

Витька через 'не могу' заставил себя подняться на ноги и осмотреться. Да, они действительно добрались до озера. Пейзаж вокруг был готовой иллюстрацией к фантастическому фильму.

Великое НИЧТО. Пустота. На гладкой поверхности тёмной воды не было ничего. Ни ряби, ни волн. А вокруг, насколько хватало взгляда, лежала гладкая как стол соляная пустыня. На небе стали зажигаться первые звёзды, и в сумраке Виктору было тяжело рассмотреть все подробности того места, где они находились. Например, не совсем было ясно, где заканчивается берег и начинается вода. Всюду, и на суше и под водой, мерцали мириады огоньков. Кристаллики соли посверкивали под последними отблесками заката и создавали полную иллюзию, что они в космосе.

Егоров позабыл о боли, об усталости, обо всех проблемах. Осталась лишь абсолютная тишина, покой, звёзды и он.

'Какая красота!'

Звёзды были повсюду. И вверху, и внизу. А центре, на космическом корабле под названием 'Птица', плыл он.