Сотворение брони - Яков Резник

В Занках

Коварно подбиралась хворь к Михаилу Ильичу.

Был бы рядом врач или фельдшер, когда перегоняли танки, он бы уловил признаки обострения затяжной простуды. Но ни врача, ни фельдшера не было, и в Москве Кошкин к медикам не обращался — боялся, запретят вести танки на Южный завод. А конструктор хотел еще раз проверить свои машины. Танки понравились почти всем участникам смотра, и наркому Малышеву поручили подготовить проект решения Совета Народных Комиссаров о Т-34. Но нашлись скептики, которые считали, что «тридцатьчетверки» не пройдут гарантийного срока без поломок. Эти скептики могли на заседании Совнаркома сорвать решение о начале серийного производства Т-34. Доказывать им, что нет еще таких танков, которые без повреждений выдержали трехтысячекилометровую норму, не имеет смысла — скажут: новые машины обязаны.

Михаил Ильич явился к начальнику главка наркомата с предложением:

— До нормы осталось около тысячи километров, как раз до завода пройти. Разрешите, и мы отнимем у противников танка последний козырь.

— Хорошо бы, Михаил Ильич, — колебался начальник главка, не решаясь отправить колонну в весеннюю распутицу. — Но ведь устали машины и люди.

— Вытерпим! Докажем!

— Разве что без тебя, Михаил Ильич. Плохо выглядишь, тебе надо поездом.

— Ну уж нет — без меня не выйдет. Мало ли какие изъяны вскроются в дороге.

Весенний поход «тридцатьчетверок» из Москвы на Южный завод оказался не легче зимнего.

Снег ушел в землю, оставшись только в лесных дебрях пористыми бурыми островками. Но дожди зарядили хлесткие. Грязь налипала на гусеничные ленты, намертво присасываясь к тракам. Когда шли не дорогами, а полями — последними куда чаще, — бывало, то один, то другой танк тонул в раскисшей земле, и, чтобы вырваться из грязи, механики, слесари-инженеры вместе с Кошкиным становились лесорубами, клали гати.

На самых трудных участках Михаил Ильич находился с Игорем Мальгиным в головной машине. Когда танк попадал в топь, Игорь не давал конструктору выходить из машины, хотел уберечь простуженного.

Хотел, но не уберег. Почти в конце пути хлынул ливень с громом и молнией. Головная машина, скользнув по краю косогора, остановилась. Выбравшись через люк водителя, Михаил Ильич оказался в воде. Должно быть, тогда, обостренное затянувшимся бронхитом, и возникло воспаление легких.

Михаил Ильич скрывал, что усилилась боль в груди. Оп чувствовал ломоту в суставах, временами жар, но не хотел поддаваться болезни. Надо было за месяц устранить обнаруженные в походе недостатки машины — хотелось явиться в Совнарком, когда будет решаться ее судьба, с чистой совестью.

Его вызвали в Москву в хороший теплый весенний день. И заседание Совнаркома было теплым и хорошим. После доклада Малышева дали слово Михаилу Ильичу. И ни одного критического замечания по машине никто, не сделал.

Совет Народных Комиссаров решил пустить танк Т-34 в серийное производство.

Кошкин прилетел из Москвы сияющим, и друзья, встретившие его на аэродроме, на радостях как-то и не придали значения, что он побледнел, осунулся. Решили: от хлопот это, от волнений, которые теперь уже позади.

Автомобиль вел Максарев. Справа от него — Кошкин, позади едва поместились Морозов, Мальгин и занимавший половину сиденья Остап Вирозуб. Машина мчалась к городу, а Михаил Ильич подробно рассказывал, как шло заседание Совнаркома, кто выступал и как быстро и единодушно было принято постановление о «тридцатьчетверке».

— Слава та пошана Радянський влади! — выкрикнул Вирозуб митинговым голосом. — Довги роки Мыхайлу Ильичу — брату ридному, зодчому «тридцатьчотвиркы»!

И, обхватив ручищами плечи Кошкина, тряс его от избытка чувств.

В июне сорокового года, через месяц после решения правительства, пять серийных танков вышли на заводские испытания. И снова — изменения на ходу, отладка технологии, накопление навыков, опыта — всего этого требовало производство новой машины.

Ждали государственного плана выпуска «тридцатьчетверок» во втором полугодии. Он поступил в конце июля.

…Заводской слет стахановцев слушал Кошкина. Михаил Ильич говорил, что до конца года Красная Армия получит десятки «тридцатьчетверок», а в сорок первом в каждом квартале — во много раз больше.

— «Тридцатьчетверку» создал наш коллектив. Теперь он имеет возможность не только выполнять государственный план по новым машинам, но и помочь своим опытом, кадрами другим предприятиям. Они не изведают тяжкого пути нашего коллектива к «тридцатьчетверке». Когда пробьет час, многие заводы начнут делать ее без мук и проволочек!

Боковым взглядом Остап Вирозуб поймал остроносое лицо Степаря. Улыбается как будто чистосердечно… Правда, он решительно взялся за перестройку участков, организацию серийного производства новой машины. Понял свою ошибку, раскаялся или просто спешит погреться в лучах восходящей славы «тридцатьчетверки»? Обманчивой бывает физиономия. Морозов, к примеру, и сейчас насуплен, кажется недовольным, но Вирозуб-то знает, как он счастлив, — вот уж кто внес в машину свой честный вклад. Он и Кошкин! Сколько придумали, сделали вместе! Другие роптали: «Египетские пирамиды бумаг изводим, на истопку пойдет!..» Вот те «истопка» — весомей золотого запаса. На каждый узел, агрегат, на каждую деталь «тридцатьчетверки» — калька, чертеж, технологическая карта. «Возьмем из хранилищ золотой запас, — размышлял Вирозуб, — отвезем волжанам, а может быть, и на другие заводы, а те за месяцы пройдут то, что мы за годы…»

А Михаил Ильич говорил уже о том, что правительство доверило заводу великую задачу оснащения танковых войск главной машиной, которая должна заменить в самые короткие сроки все устаревшие легкие и средние танки.

— Сколько остается до войны? Год, три или несколько месяцев? Вряд ли кто на это ответит. Одно непреложно: от нас зависит, с чем Красная Армия встретит врага — со слабыми танками противопульной защиты или с тысячами «тридцатьчетверок».

И вдруг — в лицо ему:

— Панику сеете, Кошкин! Умаляете могущество Красной Армии! Она и сейчас сильнее всех!

Захаров решительно встал из-за стола президиума, ткнул возмущенно пальцем в сторону кричавшего, но, ни слова не успев выговорить, заметил, как пошатнулся Михаил Ильич, и бросился к нему на помощь.

Кинулись к главному конструктору и другие из президиума, прыгнул снизу, из зала, на сцену Игорь Мальгин. Он сидел близко к трибуне и видел пот, выступивший на лице Михаила Ильича, неестественно яркий, болезненный блеск глаз. И когда Кошкин побелел, пошатнулся, Игорь оказался возле него первым.