Армия монголов периода завоевания Древней Руси - Роман Петрович Храпачевский

монгольскому отряду Торжок был взят с приходом подкреплений из-под Твери, где соединились силы обоих направлений северо-западного корпуса монголов.

Как явствует из летописей, к Торжку монголы подошли 22 февраля 1238 г.[798], а взяли его 5 марта, через 12 дней — даже сильно укрепленный Владимир продержался вдвое меньше. Обозленные монголы «исекоша вся от мужьска полу и до женьска»[799], а за теми горожанами, которые все же вырвались из Торжка, устроили погоню вплоть до Игнач-креста: «Гнашася безбожний Татарове Серегерьскым путем до Игнача-креста, и все секучи люди, яко траву, и толико не дошедше за 100 верст до Новгорода»[800]. Из этого свидетельства Тверской летописи (а также из Львовской летописи) становится ясным, что Новгород монголы брать не собирались, вопреки бытующим в популярной литературе недоумениям — «почему татары… не пошли на Новгород»[801]. Ужас, который охватил новгородцев (отметим, что новгородцы даже побоялись направить помощь Торжку, своему важному торговому пригороду) при известии о приближении монголов, вот причина панических записей в новгородских летописях, которые через 750 лет воспринимаются рядом авторов как свидетельство «развития успеха» монголами в направлении Новгорода. Ведь новгородцы на тот момент никак не могли знать, что это не приступ к Новгороду, а только лишь погоня за немногочисленными беглецами из Торжка. В Ермолинской летописи важное уточнение: «Вси люди изсекоша, а за прочими (курсив и выделение мои. — Р. X.) людми погнашеся от Торжка»[802]. Поэтому так распространен миф о том, что «Новгород был пощажен»[803], в то время как отход от Игнач-креста на самом деле был просто завершением погони, задача которой была выполнена — ведь беглецов порубил «аки траву» небольшой отряд монголов, который затем и вернулся обратно к основным силам. При этом главные силы северо-западного корпуса монголов оставались под Тверью и Торжком, а остальные «монголо-татарские силы… были разбросаны по огромной русской равнине»[804].

Восточный корпус монголов прошел от Владимира по льду Клязьмы к Стародубу[805] и по Волге к Городцу: «На Городець, и по Волзе вся грады поплениша и до Галича Мерскаго»[806]. От Городца монголы рассыпались на несколько облавных отрядов, взяв Галич и Вологду (упоминается только в «Русском хронографе»[807]), «опрочь слобод и погостов» в их окрестностях. Собравшись у Костромы, направились на соединение с корпусом Бурундая, который за это время прошел через Ростов на север. Бурундай вначале имел сведения только об общем направлении движения войска великого князя («к Ярославлю»), поэтому он выбросил поисковые отряды в двух направлениях — к Ярославлю и на Кашин с Угличем («а инии к Углечю и къ Кашину и къ Ярославлю»[808]). Углич, по сведениям из не дошедшей до нашего времени «древней угличской летописи», которую видел краевед XIX в. Ф. Киссель, сдался монголам без боя[809], в то время как Ярославль был разрушен монголами (это известно по данным археологии[810]). Пополнив припасы, Бурундай дождался результатов действий своих разведывательных отрядов и подхода сил восточного корпуса — видимо, монголы уже знали о точном расположении стана великого князя Юрия Всеволодовича на реке Сить (приток р. Молога). Из района Углича и Кашина[811] корпус Бурундая был готов выступить против последних организованных войск Владимиро-Суздальской Руси.

Все это время на реке Сить Юрий Всеволодович ждал подхода оставшихся сил Суздальской земли, а из Новгорода и Южной Руси — помощи от своего брата Ярослава: «И жда брата своего Ярослава, и не бе его»[812]. Из всех ожидавшихся подкреплений пришла только дружина брата великого князя Святослава Всеволодовича, который упоминается среди князей, участвовавших в битве на реке Сить[813]. Однако основные силы, на которые надеялся великий князь, т. е. полки Ярослава Всеволодовича, не успели подойти до нападения монголов на стан войск великого князя и его вассалов. Этот факт часто интерпретируется как намеренное нежелание Ярослава Всеволодовича помочь брату, а то и вовсе как сговор его с монголами[814]. Но из скудных сведений летописей известно, что в 1236 г. Ярослав Всеволодович захватил Киев вместе с новгородскими и новоторжскими добровольцами и «седе в Кыеве на столе; и державъ новгородцевъ и новоторжець одину неделю и одаривъ я, отпусти проче; и придоша здрави вси»[815]. Судя по новгородскому летописанию, Ярослав Всеволодович спокойно «седе в Кыеве на столе» вплоть до гибели своего брата великого князя, т. е. до 1238 г. А новгородцы должны были это знать достовернее всех прочих — перед уходом в Киев Ярослав Всеволодович оставил вместо себя князем в Новгороде своего юного сына Александра, при этом удержаться там он мог только при наличии связи с отцом, чтобы в случае проблем с новгородцами быстро его оповестить. Так что и княжич, и новгородцы хорошо знали, где находится Ярослав Всеволодович.

Иное известие о киевских делах 1236–1238 гг. дает Ипатьевская летопись (далее — ИЛ). В ней приводится противоположная информация — Ярослав сел на Киевский стол, но «не мога его держати, иде пакы Суждалю»[816], уступив Киевский стол черниговскому князю Михаилу Всеволодовичу. Сравнение с сообщением В. Н. Татищева, согласно которому Ярослав, предварительно разорив черниговские земли, мирно, по договору, отдал Киев[817], добавляет недоумения касательно записи в ИЛ — в ней нет ни срока великого княжения Ярослава в Киеве, ни даже объяснения, каким образом стороны мирно разошлись после боевых действий.

Исследователи феодальной войны первой трети XIII в. между Черниговом и Галичем (и их союзниками) за Киев давно сомневаются в достоверности данного фрагмента ИЛ из-за тенденциозности ее галицкого автора в описании событий этой войны и искусственности вставки рассказа о взятии Ярославом Киева в текст обширного повествования о других событиях[818]. Кроме того, текст ИЛ, относящийся к событиям после 1205 г., как известно, не был изначально датирован автором, а проставленная в Ипатьевском списке ИЛ дата была сделана редактором летописи значительно позднее и с большими ошибками (в Хлебниковском списке ИЛ датировки вообще отсутствуют). Видимо, поэтому даже М. С. Грушевский не рискнул положиться на сведения ИЛ и считал, что Ярослав Всеволодович покинул Киевскую землю только после получения известия о гибели великого князя Юрия Всеволодовича[819]. К этому же выводу пришел и О. М. Рапов, который считал, что Михаил Черниговский вел долгую борьбу с Ярославом Всеволодовичем за Киев и только «около 1238 г. он вновь захватил Киев»[820]. Возможно также, что туманное известие В. Н. Татищева о каком-то договоре Ярослава Всеволодовича с черниговскими и смоленскими князьями[821] на самом деле является только отражением сложного торга если не за сам Киевский стол, то за