Риф Скорпион (Сборник) - Артур Омре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Будь здоров! — сказал я, поднимая чашку. Брехейм указал кивком на мою левую руку в гипсе.
— Я думал, ты на бюллетене, — сказал он.
— А я думал, ты в морге, — отозвался я.
— Четырех дней на больничной койке хватает с лихвой, — ответил он. — Когда лежишь пластом в больнице, так и кажется, что тебя уже засасывает ил.
Он скривился, ощутив языком кофейную горечь.
— Ты поладил со своим приятелем? — спросил Аксель Брехейм. — Кажется, ему не очень понравилось, что его подозревали в убийстве.
— Сегодня Педер обыграл меня в «Дипломатию», — сообщил я. — И у него сразу поднялось настроение.
— Обыграл во что?
— В «Дипломатию». Это такая настольная игра, которая воспроизводит определенную историческую ситуацию. Участвует до семи человек, речь идет о контроле над Европой, какой она выглядела в начале нашего столетия. Каждый участник представляет одну из великих держав.
— Это подошло бы для Бьёрна Муэна, — произнес Брехейм.
Диван тяжело вздохнул, когда он откинулся назад. Они хорошо подходили друг к другу. Оба помятые, оба потертые, со следами многолетнего употребления.
— Встретил сегодня Веронику Хансен, — сказал я. — Непохоже, чтобы она очень горевала из-за того, что возлюбленного заперли в кутузку. Но глаза недобро сверкнули, когда увидела меня. Осклабилась до ушей при виде моего гипса. «Бедняжка, — говорит, — как тебе досталось. Неужто я так сильно ударила? И вроде бы я целилась в живот».
Аксель Брехейм безучастно пожал плечами. Мы молча выпили по две-три чашки кофе. Трезвый Брехейм не отличался разговорчивостью.
— В газетах пишут, — сказал я наконец, — что Морюд получил благодарность за раскрытие ряда убийств.
Аксель Брехейм провел рукой по бинтам.
— Пишут, — подтвердил он.
Я налил еще кофе. Брехейм пил его с нескрываемым отвращением.
— «Адрессеависен» сообщает, что двум не в меру прытким сыщикам-любителям здорово повезло, что они остались живы, — продолжал я. — Дескать, не сообщи один сосед в полицию о подозрительных выстрелах среди ночи и не окажись как раз поблизости машина с патрулем, пришлось бы Бьёрну Муэну отвечать еще за два убийства.
Печальные карие собачьи глаза глядели на меня, но Брехейм промолчал.
— Нигде не написано, — добавил я, — что один из пострадавших — старший инспектор полиции.
— Может, они решили, что просто один бомж и один черномазый забрались в гараж в поисках ночлега, сказал Аксель Брехейм.
Я пожал плечами. Левое отозвалась болью.
Мы продолжали пить кофе.
Издалека донесся вой сирен пожарных машин.
Тихо стрекотал игральный автомат в углу. Экран показывал, как нужно защищать Землю от нападения межпланетных злодеев.
Я сказал:
— Непохоже, чтобы разоблачение сделок с Южной Африкой сильно ударило по «Интер электроникс». Хотя речь шла о военном снаряжении. Вот увидишь, директор Магне Муэн выйдет сухим из воды.
— Ты рассчитывал на другое? — спросил Аксель Брехейм.
Я не нашелся что ответить.
— Там в больнице я малость размышлял, — добавил Брехейм. — И вот что подумал: Ульф Халлдал записал в своей памятной книжке, что в воскресенье 17 июля в прошлом году ездил на дачу за Магне Муэном. Через два дня после того, как была убита Марго Стрём. Насколько нам известно, не Ульф отвозил директора в Офьорд. Известно также, что Муэн-младший посетил эту дачу вместе с Марго перед тем, как убил ее.
— Из чего следует, — подхватил я, — что Бьёрн Муэн отвез отца в Офьорд и Марго сидела в машине вместе с ними. Так?
— И еще, продолжал Аксель Брехейм. Бьёрн Муэн не участвовал в последнем совещании утром перед акцией, которое происходило в «Интере». Там были генерал-майор Андреассен и, само собой, директор Магне Муэн. А Бьёрна не было. Когда позвонили по телефону и сообщили, что представительская машина не заводится, Магне Муэн предложил использовать его машину и его шофера.
— Из чего ты делаешь вывод, — сказал я, — что директор Магне Муэн все время был в курсе. И, возможно, именно ему принадлежит идея акции.
— Я не делаю выводов, которые нельзя доказать, — сухо возразил Аксель Брехейм. — В отличие от тебя я собираюсь воспользоваться тем обстоятельством, что у меня в кармане лежит больничный лист.
Он хмуро отставил в сторону недопитую чашку.
— В твоем холодильнике не найдется бутылки пива? — спросил он. — Или двух?
Я достал две бутылки. Аксель Брехейм выложил полсотенную бумажку, взял бутылки и направился к лифту. Указательный палец нашел кнопку вызова. Я услышал привычный звук холостых оборотов.
И тут лифт пошел вниз.
Чарльз Уильямс
Риф Скорпион
ЗАКАТ
Во всем этом было что-то нереальное. Два матроса и старпом, посланные капитаном посмотреть, в чем дело, недоуменно переглянулись. Они не верили своим глазам.
Ни следов борьбы, ни признаков того, что на борту кто-то болел. Залив же в последние две недели вел себя на редкость кротко. Паруса поставлены, их наполняет легкий вечерний ветерок, руль неподвижно закреплен, яхта безмятежно скользит по водной глади на юго-восток, по направлению к Юкатанскому проливу. Ял на месте, на крыше каюты. Все вроде в порядке, как и должно быть на судне. И при этом на борту ни души. Сразу подумалось о «Марии Целесте», экипаж которой тоже бесследно исчез при таинственных обстоятельствах.
На борту имелись все необходимые припасы пищи и воды. Обе койки заправлены, каюта чисто убрана. На переборках развешаны штормовые снасти, там же висят рабочие брюки. На одной из коек брошен лифчик от купальника. В пустой каюте сквозь обычные для парусного судна запахи трюмной воды и моря еще ощущается легкий, едва уловимый аромат духов. Они бы и внимания на него не обратили, да уж очень он там был не к месту.
В отличие от «Марии Целесты» стол не был сервирован, но на нем стояли две кружки, одна из них полная кофе. Старпом, человек без особых сантиментов, подошел к плитке и потрогал стоящий на ней кофейник. Еще теплый. Значит, на борту кто-то был меньше часа назад.
Взяв со столика для карт тетрадь, оказавшуюся, как он и думал, судовым журналом, и торопливо пролистав страницы, он открыл ее на том месте, где была сделана последняя запись. Прочитал, что там написано, и покачал головой. За сорок лет службы на флоте он ни разу не видел такой записи в судовом журнале. «…Синеву и исчезающий в ней последний отблеск серебра. Он манит меня за собой. В бездну, туда, где восторг. Восторг…»
Он хотел было закрыть журнал, но заметил, что между страницами что-то заложено. Это был длинный локон белокурых волос. Он снова покачал головой.
— Бог ты мой! — пробормотал у него за спиной один из матросов. — Старпом, вы только посмотрите!
Он обернулся и увидел, что тот держит в руках сумку, найденную на одной из банкеток. Она оказалась битком набита перехваченными бумажной лентой пачками купюр по двадцать, пятьдесят и сто долларов.
«То ли еще будет», — подумал старпом.
— Это спасенный груз, — упоенно ворковал матрос. — Тут тысяч сто…
— Ты их потратишь прямо сейчас или подождешь, пока суд пересчитает? — спросил старпом. — Тут все равно нет кабаков.
Он забрал у матроса сумку и закрыл ее. Потом, знаком приказав обоим матросам следовать за ним, вышел на палубу. Ткнул пальцем в направлении мачты и сказал:
— Видите вон ту здоровенную тряпку? Парус называется. В старое время они на кораблях были вместо машин. Начинайте спускать и сворачивать его, а я вернусь на судно, чтобы не мучиться, глядя, как вы это делаете, и распоряжусь о буксирном канате.
В нескольких ярдах от них капитан американского танкера «Джозеф Хэллок» ждал на залитом красноватым светом заката мостике возвращения старпома, в одиночку отправившегося в обратный путь. Увидев, что матросы начали убирать кливер яхты, он понял, что это значит, и послал боцмана отдать буксирный канат и начать выбирать его.
Примерно полчаса назад «Джозеф Хэллок», шедший из Тампико в Бейонн, приблизился к небольшой яхте, чей курс постепенно сближался с его собственным, и прошел у нее за кормой, отклонившись на пару румбов. Старпом посмотрел на яхту в бинокль и заметил, что на палубе никого нет, а руль закреплен. Поначалу он подумал, что причин для беспокойства нет: в такую погоду человек, идущий на яхте в одиночку, запросто мог спуститься в каюту приготовить себе ужин. Но когда никто не вышел на палубу даже после басовитого гудка танкера, он доложил капитану. Они развернули танкер и вернулись назад, заслонив паруса яхты от ветра. Яхта практически остановилась, грот провис, но и тут никто не появился. Они начали подозревать что-то неладное. Застопорив машины — танкер оставался на месте и как бы держал яхту в плену, — они спустили на воду рабочую шлюпку, чтобы разузнать, в чем дело. (Спускать большую спасательную шлюпку не было смысла: уже несколько дней залив совершенно спокоен, а легкий бриз, поднявшийся после обеда, не давал практически никакой волны.) На корме парусника было написано «Фрейя[1] Сан-Хуан, Пуэрто-Рико». Дожидаясь возвращения старпома, капитан танкера с любопытством рассматривал яхту. Ее родной порт был далеко. «Интересно, — думал он, — зачем это она зашла так далеко на запад, в Мексиканский залив, и почему яхта из испаноязычного Пуэрто-Рико названа в честь скандинавской богини?»